Адаптация - Клара Дюпон-Моно
Чтобы выиграть битву, она отбросила все лишнее. Прощай, макияж, прощай, парикмахерская. Если для того, чтобы сохранить семью, надо чем-то пожертвовать, что ж, она готова. Таков приказ. Она научилась быть равнодушной, внутри обливаясь слезами, казаться беззаботной, сидя за обеденным столом, абстрагироваться от шума на школьном дворе. Она выработала железную дисциплину. Ее расписание было выверено до миллиметра. Она делала покупки, готовила, развешивала у мельницы постиранное белье. Так она экономила десять минут или час, время, которое можно было бы использовать для беседы с матерью, чтобы та снова начала говорить. Младшая записывала в блокнот темы для бесед, которые выучила наизусть, чтобы разговорить мать или использовать за обедом. Она читала газеты, выписывала из них местные новости и вечером рассказывала. Затем наблюдала и отмечала, как реагировала ее семья. Виноград жрет мошка, Шенгенское соглашение, тур Брюса Спрингстина по региону, эпизод сериала «Кордье», который смотрел отец, грядущая июньская жара, открытие турбюро в соседнем городке… Она записывала то, что вызывало удивление матери, замечание отца, раздражение старшего брата. Она больше не болтала с подружками, после уроков сразу отправлялась домой и отказывалась от приглашений в гости. Сначала ее друзья возмущались. Подъезжали на мотоциклах к школьным дверям. Украли у нее сумку. Дело было улажено с глазу на глаз, и уроки бокса оказались далеко не лишними. Она сломала обидчице нос. Родителям после многочисленных встреч и бесед с пострадавшей стороной удалось договориться о денежной компенсации семье пострадавшей девочки. После этого младшую оставили в покое. Она стала одиночкой, а ведь до этого была почти душой компании. Но ее миссия состояла в том, чтобы предотвратить крах собственной семьи. Если бы кто-то сказал, что в будущем ее ждет прекрасная любовь, которая растопит ей сердце и сделает ее жизнь счастливой, она бы рассмеялась в ответ. И все же это произойдет. Младшая найдет того, кто научит ее забывать о проблемах, но в то время она еще ничего не знала о чудесах.
Иногда она доставала бабушкино йо-йо, а потом быстро убирала обратно в ящик. Она запретила себе давать слабину. Она больше никогда не переступала порог бабушкиного дома, отказалась от легкого кимоно, которое ей предложили оставить себе на память после похорон. Забыла вкус апельсиновых вафель. Не ходила на занятия по боксу, не листала журналы, которые для нее когда-то выписала бабушка. Она перестала читать, перестала общаться, ни о чем не вспоминала, ни о ком не жалела, все исчезло ради будущего. Она смотрела вперед, как капитан, сжав кулаки. Нужно было выживать прямо сейчас.
Прошли месяцы. Она превратилась в зверя, быстрого, скупого на слова, не показывающего чувств. Она потеряла последних друзей, но не жалела об этом. Симпатичная, она игнорировала взгляды молодых людей, избегала толпы, отстранялась от любого, кто к ней приближался. Все было учтено: улыбнулся ли старший брат больше двух раз за день; сколько времени прошло с тех пор, как отец рубил дрова как сумасшедший; какие слова произнесла мать на этой неделе; какими взглядами обменивались за столом; вызвала ли тема кантональных выборов какую-нибудь реакцию; каким будет средний балл в конце четверти. Она фиксировала любые позитивные изменения. Мир превратился в кредит и дебет, которые она записывала в свой блокнот. На левой странице — список проблем, которые постепенно вычеркивались, на правой — темы для разговоров на следующий день. Она засыпала с открытым блокнотом на подушке. Старший же брат делал прямо противоположное. Он смягчился, стал более открытым. Когда малыша привозили на каникулы, старший снова стал ласковым, снова подходил к нему. Он даже постригся. Младшая радовалась, что достигла цели, потому что у нее больше не было надежд, была лишь цель. Старший расслабился и одновременно стал более собранным, он улыбался, и не имело значения, что улыбался он в основном малышу. Он отметил ее отросшие волосы, похвалил за отсутствие макияжа. Она подумала о строчке, которую сможет вычеркнуть в блокноте, и с облегчением вздохнула. И воспользовалась ситуацией, чтобы укрепить свои позиции. Ей удалось сводить брата в кино. Она ничего не сказала ему о том, что не хочет сидеть на тех же местах, где они когда-то сидели с бабушкой (всегда с краю, потому что «вдруг надо уйти», приговаривала та). Они немного побеседовали о ежевике, которая в этом году вымахала огромной, о заправщике, который уехал из деревни вместе с парикмахершей, повспоминали школу. Разговор не клеился. Фильм был вульгарным, дубляж — никудышным. Но ей было все равно. В полумраке, смотря на мерцающий экран, она вдруг поняла, что старший брат никогда не оправится от болезни малыша. Исцеление означало отказ от боли, а боль — это то, что посеял в нем именно малыш. Малыш оставил свой след. Исцелиться означало потерять этот след, потерять малыша навсегда. Теперь она знала, что связь между людьми может принимать разные формы. Война — это тоже узы. Как и горе.
Однажды вечером она попросила старшего подвезти ее из лицея домой на мопеде. Осень была багряной, суровой. За несколько дней до этого на Севенны обрушилась страшная буря, сумасшедший ветер, бабушка наверняка бы знала, где он зародился. Вода поднялась на несколько метров, смела деревья, автомобили, два человека пропали без вести. Наводнение разрушило кемпинг, устроенный на намывной территории, смыло мостки, унесло запасы древесины, теплицы и повредило грядки с луком. В деревне в магазинах на набережной водой выбило окна. Аптекарь
