Меня зовут Сол - Мик Китсон
Потом он лежал на краю кровати и разговаривал сам с собой. Трусы он надел, а джинсы валялись на полу. Я пошла в ванную, умылась и вынула ключ из-под мусорки. Открыла дверь в комнату Мо — она лежала на кровати лицом вниз. Проверила, что ее телефон заряжен. Заперла ее и положила ключ перед дверью в коридоре.
Потом я вернулась к себе. Там было тихо и темно, горела только лампа на тумбочке. Роберт заснул и дышал тихо и размеренно. Я вытащила нож из-под кровати и встала над ним. Нож я держала в левой руке, у него над шеей. Я задышала медленнее, чтобы сконцентрироваться. Почувствовала, что дышу животом, спокойно.
Я ударила его три раза. Первый удар пришелся прямо в трахею, нож пробил шею и вошел в подушку. Роберт открыл глаза и странно булькнул. Вторым ударом я перерезала ему горло, кровь хлынула струей и залила стену, послышался шипящий звук. Третий удар был сильнее. Я почувствовала, что нож перерезал мышцы и задел кость — наверное, позвоночник. Кровь толчками лилась на кровать и на стену, и я увидела, что руки и лицо у меня тоже в крови.
Роберт открыл рот, и глаза у него тоже открылись, так что я видела желтые белки. В горле темнела большая черная дыра, и его голова откинулась назад. Он лежал тихо, а потом дернулся, и кровь выплеснулась из дыры в шее.
Я простояла там полных пять минут, считая про себя и добавляя слово «Миссисипи» после каждой цифры. Роберт снова булькнул и больше не двигался. Кровь залила всю кровать.
Я приняла душ, отмыла нож, вытерлась, кинула вещи в стиралку и вернулась в свою комнату за бельем и носками. Я не смотрела на Роберта и закрыла дверь, чтобы Пеппа ничего не увидела. Потом я постучалась к ней, и она вышла. Она была сонная, и я сказала, что мы уходим утром.
«Ты убила Роберта?» — спросила она. «Ага», — ответила я. — «Легко было?» — Я опять ответила: «Ага». Она спросила, как Мо, и я сказала, что она спит.
Я схватила рюкзак и проверила, все ли мы взяли. Пеппа тоже проверила свой рюкзачок, мы натянули колготки, школьные юбки и блузки, а потом Пеппа взяла свое одеяло и устроилась спать на диване. Я сидела и смотрела, как она спит. Будильник я поставила на полшестого утра.
* * *
Когда я добралась до нашего лесочка, уже стемнело, но между облаками, несущимися на восток, проглядывала луна. Я шла медленно, иногда останавливалась, скидывала рюкзак и растирала себе плечи. Потом луна поднялась выше, и все вокруг стало серо-серебряным. В лесопосадках заухала неясыть. Я лезла вверх по склону холма, когда три оленя выскочили из папоротников и помчались прочь. На луну наползло облако, и стало темно. Я пошла медленнее, пытаясь почувствовать, что впереди. До берез и сосен в нашей роще я добиралась очень долго. Рюкзак был тяжеленный, и я еле дышала.
Облака опять разошлись. Луна светила очень ярко, и я видела резкие тени деревьев, а на земле лежали серебристые ромбы лунного света. Деревья дрожали на ветру, и ромбы тоже дрожали и иногда исчезали. Листья шуршали, как будто кто-то тасовал колоду карт. Я слышала собственные шаги, а иногда под ногами у меня трещали ветки.
Запах дыма я почувствовала издалека. Подойдя ближе, я увидела слабый свет и полукруглые очертания шалаша. Пеппа весь день поддерживала огонь.
— Пеппа! — крикнула я.
— Сол! — отозвалась она, подбежала ко мне, и мы обнялись. Костер горел хорошо, и рядом с ним лежали новые дрова.
— Ты где была? Я испугалась.
— Я за тебя тоже боялась.
— Ты принесла мне книжку?
— А то. Две. И еще стейк.
Она пошевелила костер, чтобы он разгорелся сильнее, а я распаковала рюкзак. Я показала ей книжки, и она включила налобный фонарик, покрутила их и начала читать «Похищенного». Я поставила чайник.
— Ты как тут? — спросила я, — видела кого?
Она подняла глаза от книжки и сказала:
— Ага. Видела одну женщину. Она развела костер, потому что мой погас. Ее зовут Ингрид.
Глава седьмая
Ингрид
Пеппа рассказала, что случилось. После моего ухода она еще долго спала, а потом попыталась разрезать шкурки и сшить шапку, но не смогла проколоть иглой два слоя кожи и все разрезала неправильно. Когда она закончила, выглядело это так, как будто кролик попал в блендер. Ну, так она сказала. Потом она попыталась разжечь костер, но тонкие веточки не загорались от углей. Она попила кипяченой воды, съела булочку, миндаля и изюма и снова заснула.
Когда она проснулась, у входа в шалаш сидела женщина и глядела на нее. Пеппа запаниковала и захотела выстрелить в нее из винтовки, но женщина улыбнулась и показала на огонь. В руках у нее была береста.
Она была старая, с косматыми седыми волосами, на ней было длинное пальто из толстой ткани, а на голову она намотала шарф. Она походила на китаянку — лицо плоское, глаза узкие, нос маленький. А вот зубы были крупные, и губы она накрасила красной помадой и нацепила на руки кучу браслетов. Прямо под глазом, на скуле, белел шрам в виде полумесяца.
Она улыбалась и говорила с Пеппой на непонятном языке, а потом раздула угли, порвала бересту и кинула клочки в кострище, высекла огонь и развела костер, прямо как я. Она раздувала огонь и подкладывала в него кору и обгоревшие ветки. А потом что-то еще сказала непонятное и ушла в лес.
Пеппа не знала, убегать ли ей, так что она просто сидела на лежанке. Если бы у нее был телефон, она бы мне позвонила и спросила, что делать. Потом женщина вернулась с хворостом и бревном покрупнее, поломала длинные ветки на куски и положила их в костер.
— Хорошо? — спросила она, и Пеппа сказала «спасибо».
Женщина снова ушла, и Пеппа слышала, как она обламывает ветки и поднимает хворост с земли. Она все время болтала и бормотала, а иногда смеялась, как будто рядом с ней был кто-то еще. Пеппа вышла из шалаша
