Эльчин - Смертный приговор
... Тогда Фарид Кязымлы сам позвонил Абдулу Гафарзаде домой, рано утром вызвал к себе, и, поняв, что дело срочное, Абдул Гафарзаде явился сразу.
Фарид Кязымлы был откровенно взволнован: "Проходи скорее, садись!... Вызвал Айну-ханум: - Никого не впускай!" Айна-ханум удивилась: когда приходил Абдул Гафарзаде, она и так никого не пускала.
Фарид Кязымлы, вероятно не найдя слов для вступления (правда, в разговоре с Абдулом Гафарзаде вступления и не имели ни смысла, ни надобности), сразу же перешел к сути: "Мужчине нужно золото!" Абдул Гафарзаде поправил на носу очки: "Какому мужчине?" - "Ну, секретарю, да, не понимаешь, что ли, Гарибли!"
Воцарилась короткая тишина, Фарид Кязымлы хорошо понимал, что Абдул Гафарзаде обдумывает информацию, потому что, по мнению Фарида Кязымлы, мозг Абдула Гафарзаде в таких делах был как затаившийся в засаде умный и хищный волк: если добыча близко и все вокруг спокойно, он стремительно выпрыгивал из засады, если было "но", если что-то ему не нравилось, он из засады не выходил; поэтому Фарид Кязымлы и высказал все сразу открыто, как есть, чтобы у Абдула Гафарзаде никаких "но" не оставалось. "Вчера он меня вызвал. Поговорил о том о сем, я знаю, улицы надо привести в порядок, ну, там... канализация, газопровод, а потом начал, мол, хочу выйти на пенсию, подам заявление об уходе, постарел, устал... Он заявление подаст, ты слышишь?! Потом понемногу кружил, кружил, наконец перевел разговор... У меня, мол, есть немного денег, хочу их в золото перевести... По правде говоря, я сначала подозрительно отнесся к разговору, мы с ним так уж не откровенничали, сам знаешь, никаких особых отношений, раза три-четыре в год делаю ему уважение, и все. Я не его человек. Он не мой человек!... Ну, ты знаешь... Почему, думаю, он меня выбрал? Я, между прочим, до сих пор не понял. Словом, он хочет двести пятьдесят золотых десяток... А мне, кроме тебя, надеяться не на кого. Никому другому доверить не могу..."
Наверное, все так и было, как Фарид Кязымлы говорил, потому что, если Фарид Кязымлы просил золотые для себя, какой был смысл скрывать, не первый же раз, не вчера познакомились. А если просил для другого, не называл бы имя М. П. Гарибли, смысла не было. Нет, Фарид Кязымлы говорил правду...
"Он избрал тебя потому, - сказал Абдул Гафарзаде, - что хорошо знает. - И, почувствовав, что сказал чересчур грубо, добавил: - Доверяет тебе!..." Фарид Кязымлы ответил: "Не знаю... Все равно - ты должен мне помочь!..." - "А сколько он будет платить за штуку?" Фарид Кязымлы сказал: "Цену я буду назначать. Знаешь, он ведь страшный скряга, пять-шесть раз повторил: "денег у меня мало", "пусть будет подешевле", "это все, что я имею!". Будь проклят отец обманщика! Когда он раздевает, то раздевает так, что у человека в кармане ни единой медяшки не остается!..." Абдул Гафарзаде не отвел серые глаз от Фарида Кязымлы: "За тысячу рублей штука пойдет..." Фарид Кязымлы развел руками: "Очень дорого!... Боюсь, он не согласится...: Абдул Гафарзаде остался тверд: "Из них пятьсот рублей - гарантия что никто ничего не узнает и разговоров не будет! А что тут дорогого?..." Фарид Кязымлы сказал: "Хорошо, я скажу ему цену, потом сообщу" Фарид Кязымлы понимал, что из каждой тысячи рублей самое малое двести Абдул Гафарзаде возьмет себе, и Абдул Гафарзаде тоже понимал, что Фарид Кязымлы назовет М. П. Гарибли цену десятки не в тысячу рублей, а минимум в тысячу двести. Правда, ни Абдул Гафарзаде, ни Фарид Кязымлы в деньгах не нуждались, но тут была добыча, была игра, а может, даже болезнь... Но - серые глаза Абдула Гафарзаде улыбнулись - в этих делах пока ничего точно знать нельзя...
Наутро Фарид Кязымлы сообщил, что М. П. Гарибли с ценой согласен.
Зубной врач Наджаф Агаевич был давнишним клиентом Абдула Гафарзаде, вернее Мирзаиби: рыжий, неведомого возраста толстяк действительно был прекрасным зубным врачом, бакинцы, особенно бакинцы с искусственными зубами, его любили, но мало кто из них знал, что доктор Наджаф Агаевич много лет занимается и тайной торговлей золотом и в этой сфере тоже пользуется большим авторитетом, даже любовью среди клиентов.
Вообще доктор Наджаф Агаевич был очень шустрым человеком и столь же уверенно, как перед немецкой зубной установкой у себя дома, чувствовал себя во всех случаях жизни. В то время вся страна, в том числе и Азербайджанская республика, готовилась к XXVI съезду КПСС, повсюду шел разговор об успехах, достигнутых во всех сферах экономики, хозяйствования, материально-культурного строительства, а также в области дружбы народов: за невиданные доселе успехи все подряд награждались, удостаивались почетных званий, поэты сочиняли длинные, праздничные и достойные великих торжеств стихи, повсюду плескали переходящие Красные знамена, газеты, трибуны, радио и телевидение славили отеческую заботу Леонида Ильича Брежнева, прекрасный артист Вячеслав Тихонов каждый вечер по Центральному телевидению с присушим ему мастерством читал высокоталантливые литературные произведения Л. И. Брежнева (и за это Президиум Верховного Совета СССР удостоил его звания Героя Социалистического Труда!). В такое время, в такую бурную пору, наполненную энтузиазмом печати, торжественных собраний, встреч, единственная забота доктора Наджафа Агаевича состояла в том, чтобы застеклить выходящий на улицу большой балкон квартиры в нагорной части Баку, где был относительно чистый воздух.
Когда строили дом, не учли бакинский ветер, балкон всегда был на ветру, и даже летом невозможно было выйти подышать воздухом, попить чайку, поиграть в нарды. Но чтобы застеклить балкон в своей собственной квартире, требовалось разрешение инстанций, а его совершенно невозможно было получить, будто, застеклив свой балкон, ты нанесешь невосполнимый урон архитектуре не только десятиэтажного здания, но и всего нового проспекта. Доктор Наджаф Агаевич пару раз проводил акцию по застеклению явочным порядком. Но в тот вечер, когда работа была завершена, приходили люди из управления милиции и все разрушали. Словом, дело застопорилось, знакомство и взятки не помогали. Из-за такого пустяка, как балкон, стыдно было обращаться к высокопоставленным лицам, как-то суетно, что ли, как-то неуместно, а лица низкого ранга из страха перед высокопоставленными не могли дать разрешения.
В один прекрасный день доктор Наджаф Агаевич, подготовив заранее доски и стекла, вызвал мастеров и заставил их все сделать зараз, и на обращенной на улицу части своего застекленного балкона на четвертом этаже велел написать большими и красивыми буквами:
Да здравствует XXVI съезд КПСС!
Поверх того лозунга он повесил большой портрет Леонида Ильича Брежнева в маршальской форме, с золотыми звездами на груди, бесчисленными орденскими и медальными лентами (портрет был заказан заранее в художественном фонде Союза художников Азербайджана). Он и этим не ограничился: с боковой стороны застекленного балкона повесил на русском языке исторические слова (их тоже крупными красными буквами написали в худфонде):
ШИРОКО ШАГАЕТ АЗЕРБАЙДЖАН!
Именно эти слова на торжественном собрании, посвященном вручению ордена Ленина столице Азербайджана, сказал лично Л. И. Брежнев, когда в сентябре 1978 года приезжал в Баку вместе с вновь избранным секретарем ЦК КПСС К. У. Черненко. Великие слова разнеслись тогда на весь Советский Союз, и теперь никто - ни в управлении милиции, ни в райисполкоме, ни в вышестоящих организациях - не осмелился прийти и разобрать ставший историческим балкон. Наоборот. Созвали внеочередное совещание райисполкома и приняли специальное решение: чтобы украсить архитектурный облик здания, срочно застеклить уличные балконы на всех десяти этажах. Надежда Федоровна тогда, не умея сдержать себя, покачала головой и упрекнула мужа: "Им-то всем бесплатно! А ты, дурак, сколько денег истратил!" Соседи, конечно, были довольны, даже у тех, кто терпеть не мог Наджафа Агаевича, в душе возникло чувство благодарности к этому рыжему человеку. Но по указанию райисполкома усердием домоуправления на новые застекленные балконы навесили столько лозунгов, прибили столько портретов Леонида Ильича Брежнева, что в квартиры свет не попадал. Наджаф Агаевич по ночам тайком по одному снял все лозунги и портреты Л. И. Брежнева, украшавшие его балкон, и никто не обратил на это внимания. Правда, застекленный балкон Наджафу Агаевичу влетел в копеечку, но в отличие от соседей, которым вместе с бесплатным остеклением досталась и темнота, он за свои немалые денежки имел теперь и свет, и в этом Надежда Федоровна находила утешение.
Жена у доктора Наджафа Агаевича, Надежда Федоровна, прекрасный зубной техник, была русской, и когда азербайджанец Наджаф Агаевич хотел что-то урвать у государства (требовал для себя более выгодную поликлинику, покупал автомобиль вне очереди, боролся за импортное оборудование и аппаратуру врачевания), он преподносил как образец дружбы народов свою семью. На высокопоставленных должностных лиц это производило впечатление. При надобности он давал телеграммы в ЦК КП Азербайджана, в ЦК КПСС, в Политбюро, самому Л. И. Брежневу, даже при особой нужде - в Мавзолей Ленина ("Дорогой Владимир Ильич! Ты не умер, ты для нас всегда жив! И поэтому от имени нашей интернациональной семьи обращаемся к тебе..."). Детей у них не было, и может быть, эта семья из двух человек была одной из самых благополучных в Баку. Надежда Федоровна была беленькая-беленькая, а Наджаф Агаевич рыжий-рыжий, они так друг друга любили, так хорошо понимали, что, хоть внешне и не были похожи, казалось, что они были близнецами.
