Любовь Миронихина - Анюта

Анюта даже привстала, услышав такие речи. Запротестовала. Не поехала она в город, потому что боится города, не по ней такая жизнь. Вспомнился недавний разговор. В Голодаевке повесилась молодушка. Бабы целый вечер обсуждали ее поступок. Одни жалели и завидовали: "Как хорошо, помучиться несколько минуток, а потом конец мучениям". Но мать на это сказала строго: "Большой грех! Надо дожить все, что отмерено, перетерпеть. Наша бабушка Аринушка говорила: жизнь моя была тяжелая, но я ее прожила..."

И правда, прошло несколько дней - смирились и с этой потерей, притерпелись и к этому горю. Но даже в самой невыносимой и безотрадной жизни бывают отдушинки, выпадают нечаянные радости. Пошла мать поглядеть корову в Прилепах. Потом собиралась завернуть в Козловку, там продавали хорошую телку-двухлетку.

Анюта без всякого интереса дожидалась ее возвращения. Новая корова была всего лишь необходимостью в хозяйстве, никогда уже не прикипит к ней сердце, как к старой. Она окучивала картошку на огороде, подняла голову и вдруг увидела их во дворе. Рядом с матерью грациозно вышагивала золотистая, как солнышко, с белыми пятнами телочка. У Анюты кубарем покатилось сердце. Она не помнила, как добежала до них, присела перед рыженькой на корточках, обхватила за шею:

- Мам, это же Суббонька!

- А за что ж я ее взяла, как ты думаешь? - отвечала мамка, ласково поглядывая на телочку. - Как увидела ее, так и вцепилась намертво. Знаешь, сколько за нее уполола? Четыреста пятьдесят рублей, как за взрослую корову, с ума сошла! Да еще обещала Вале Хоропольке бурки сшить. Еле уговорила ее. Валька кричала: "Сашка, отыди прочь, не буду я телку продавать, мы ее себе оставили!" Улестила ее деньгами. Анюта, что ты делаешь? Поглядите вы на дурочку! Облизала телку!

Телка тоже удивленно отшатывалась от Анюты, приседая, как заяц, на задние копытца.

- Мам, она будет Суббоней?

- Нет, дочь, она Понеда, поздно переназывать, ей второй год пошел со Сретенья.

Понеда. Быстро привыкла Анюта к этому имени. Долго жила у них эта корова, так похожая на Суббоню. Анюта втайне подумывала, что из состарившейся, замученной Суббони душа переселилась в молодую красавицу Понеду. Так и ее душенька после смерти, может быть, отлетит в другую жизнь.

Дубровцев и прилеповцев давно пугали большаком: скоро большак мимо Козловки потянут, замучают, станут то и дело гонять на работы. Наконец большая дорога подползла к их деревушкам. Началась непривычно шумная жизнь. Урчали на проселках грузовики со щебнем, прогоняя на обочину одинокие подводы. По хатам расселили рабочих, а в школах - студентов из Калуги и Москвы. Много народу согнали на эту дорогу, как в сорок первом на окопы.

Это случилось в июне, ближе к вечеру. Анюта запомнила день и час. Она вернулась с вечерней дойки, умылась, надела бабкино темно-синее платье. Платье было будничное, но аккуратное, не по двору ходить, а по деревне. У Анюты был очень богатый по деревенским меркам гардероб, одних затрапезных платьев с полдюжины. А недавно Любаша отдала ей новое крепдешиновое платье, в которое после родов перестала влезать.

Конечно, если бы Анюта знала, что в тот вечер повстречается с ним, она бы надела это платье - "с воланами", как говорила сестра, окая и растягивая слово. Но она не знала и не чуяла, даже не причесалась как следует, а просто заплела косу и заторопилась к Насте. У Насти гостили внучки, девчушки двенадцати и девяти лет. Анюту просили их опекать, водить на речку, в лес по ягоды. И было ей с этими девочками проще и веселей, чем с ровесницами и молодыми доярками. Маша и Зинка, ее подружки, давно заневестились, бегали на танцы в Козловку и даже в Мокрое. Звали ее: пойдем, Анютка. Она раз-другой сходила. Сидела как примерзшая в углу, смотрела на танцующих, грустила под гармошку. И не было ей ни весело, ни скучно. И не понимала она, почему горят глаза у Зинки, почему хохочет и на себя не похожа Маша. Одно она понимала: что в ней самой что-то не так. а ей хотелось быть как все: плясать, петь озорные частушки. Ни один парень ей не нравился, ни один ничего не говорил ни уму, ни сердцу.

И в клуб она особенно не стремилась, всегда чувствуя себя в сторонке от чужого веселья. И в тот день не пошла, хотя было воскресенье, а решила с девчушками навестить Домну и повидать своего крестничка Федю. Домна теперь редко наезжала к своим, жила в лесничестве как на глухом хуторе.

Еще издалека возле конторы она заметила парня и девушку. Они топтались на одном месте и беспомощно оглядывались, но вокруг не было ни души. Сначала Анюта с любопытством оглядела девушку: белые носочки, штапельный сарафан на узких лямочках. Сама бы она постыдилась такой надеть. Деревенское солнце еще не успело пропечь белое, сдобное лицо горожаночки в обрамлении смешной, непривычной панамки. Больше ничего интересного Анюта в чужачке не приметила.

Зато парня как будто узнала после долгой разлуки. Где, когда могла она видеть раньше это смуглое, тонкой кисточкой выписанное лицо с нежной, как у младенца, кожей? Его темные глаза светили в мир мягким, теплым светом. Это ласковое тепло от его взгляда Анюта сразу почувствовала на себе, пока он шел в их сторону легкой, стремительной походкой. Он с улыбкой смотрел на нее, поклонился и сказал:

- Милые барышни, помогите нам выйти к Козловке, полчаса плутаем, не можем отыскать тропинку.

"Милые барышни" застыли, разинув на него глаза. Почему-то вспомнилось Анюте, как на прошлой неделе прямо у фермы их с Машей окликнул какой-то чужой мужик: "Эй, девки, где тут живет Никуленков Андрей?" И они ему указали: "Иди, дядь, все прямо и прямо до мостика, а там по левой стороне будет третий дом, с крылечком и петухом". Дядька, буркнув им что-то вроде благодарности, пошел себе искать Никуленкова, кладовщика.

Откуда же им было знать, что чужие люди могут встречаться и расходиться по-другому? Что большого труда не составит сказать ласковое слово - "милые барышни" - просто за так, даже зная, что не увидишь человека никогда?

Первыми опомнились девчушки и стали хором объяснять, как пройти к Козловке. Они с таким жаром объясняли, чуть ли не за руку его взяли и повели на пригорок, с которого видна была дорога. Анюта молча плелась вслед. Ведь за конторой есть тропка, по этой тропке вдвое ближе. Девчонки этого и не знали. А она словно онемела, как всегда при чужих людях и в самые важные моменты жизни. Немтырь проклятый, ругала она себя. И наконец решилась...

- Вы, наверное, по тропке сюда пришли, а потом потеряли, - выговорила она не своим голосом. - Эта тропка, пока не выйдешь на нее, под ногами не покажется.

Анюта повернулась и решительно зашагала в другую сторону. Они все покорно потянулись за ней. Он догнал ее и какое-то время шел рядом, плечом к плечу. Склонив к ней голову, о чем-то спрашивал и ласково заглядывал в глаза. И она отвечала, сама удивляясь собственной смелости и тому, что способна связать несколько слов.

Когда прощались на этой самой лукавой тропке, он снова поклонился и поблагодарил. Ушли! На ходу он обернулся. А она потом долго раздумывала и спрашивала себя с надеждой: почему это он обернулся, ведь мог бы и не оборачиваться?

Его синяя в клетку рубашка долго маячила на лугу. Как эта синяя рубашка шла к его смуглому лицу! Анюта сразу поняла: что-то с ней произошло, но что именно, не понимала. Девчонкам отвечала невпопад. Когда Домна посадила их чай пить, она вылила стакан себе на колени.

- Ты какая-то глумная сегодня, Анютка, - посмеялась над ней бабка, а Домна поглядела сочувственно.

Как ей хотелось поскорее сбыть девчонок с рук и остаться одной! Мать носила воду с речки, поливала огород. Но Анюта, вместо того чтобы помочь, кинулась в хату и долго сидела у окна с огрызком зеркала в руках. Разглядывала свое лицо очень внимательно, подмечала каждую черточку, но так и не составила ясного впечатления - хороша она или дурна.

Настя с крестным, Доня, Танюшка, Маша и кое-кто еще говаривали, что она очень симпатичная. Хотелось бы верить. Но как тут поверишь, если беспристрастное зеркало отражало чье-то унылое, выцветшее лицо! Глаза, может быть, и вправду ничего, огромные, прозрачно-зеленые. Домна говорит, как у русалки, загадочные. И ничего в них нет загадочного. Разве можно им всем верить? Они просто жалеючи ее нахваливали.

Анюта почти не обратила внимания на студентку в панаме. И вдруг вспомнила ее взгляд. Эта барышня смотрела на нее с любопытством, как на диковинное создание, и с затаенной насмешкой. Анюта тоже попыталась взглянуть на себя со стороны, большого зеркала не было. Представила худую, нескладную девку в длинном старушечьем платье - и ахнула.

Уже длинный июньский день насупился и засумерничал, а она все сидела и горевала. Скрестила руки на столе и уронила на них голову.

С тех пор Анюта забыла, что такое душевный покой. То и дело накатывали на нее беспричинная тоска и тревога. Если бы ей сказали, что это любовь, она бы возмутилась. Она прочитала столько романов и о любви знала все. Конечно, влюбленные страдают и мучаются, но эти страдания обязательно сменяются радостью и счастьем.