Седьмое измерение - Александр Николаевич Житинский
— Христос воскрес? — спросил он меня в перерыве.
— Не знаю, — ответил я. — Судя по всему, еще нет.
— А мне говорили, воскрес, — доложил капитан, разделываясь с притчами Соломоновыми.
В это время в храм вошел юноша, похожий на хиппи, с кнутом в руке. Ни с того ни с сего он стал браниться и щёлкать кнутом. Потом он перевернул столик у входа, всем своим видом показывая, что очень недоволен. При этом он упоминал какого-то Отца и заявлял, что храм, дескать, принадлежит тому.
Его, разумеется, связали и отправили в милицию.
ПРОПОВЕДЬ
то же это делается, любезные вы мои? Дошли, как говорится, до ручки.
Вчера подходит ко мне один и спрашивает, в чём смысл жизни.
Нет, надо же такое придумать! Раньше вообще запрещалось жить, если этого не знаешь. А ему уже двадцать семь, не меньше. Где он учился? Просто стыдно делается за людей. У меня такое чувство, что приходится метать бисер перед свиньями. Единственное, что меня утешает: этим занимались и другие. Толку, правда, никакого.
Я хочу сказать, что они метали бисер.
Как нужно метать бисер? Изготовив самостоятельно или приобретя бисер, нужно встать на возвышение... Вы можете не слушать, у вас всё равно бисера нет и не будет!
Можно и без возвышения.
Так вот. Жрём, спим, развратничаем, прости Господи, и всё! Всё! А между прочим, не за горами конец света. Ха-ха-ха! Очень смешно... Вот вы, в третьем ряду, выйдите вон! Почитайте букварь, потом возвращайтесь.
Честное слово, вся моя любовь к вам исчезла. Любовь к себе тоже не стоит ни гроша. Любите детей и животных, пока они есть. Я кончаю, не дергайте меня за мантию!..
Доктор, у которого я лечился, сказал, что мне повезло. Он ошибся, этот доктор. Мне следовало родиться на другой планете, слышите? Хотя я глубоко уверен, что там не менее мерзко.
Мойте хотя бы руки перед едой! Старайтесь не делать друг другу гадостей! Это трудно, я понимаю, но вы же люди!
Не дергайте меня за мантию!.. »
ДВЕРИ
вери были как двери, но за ними все было не так. Там опять были двери. На расстоянии полуметра, створчатые, такие же, как и первые.
Я распахнул их, но там снова были двери и больше ничего. Никаких предметов или надписей на стене. Не было шкафа, стола и стульев. Я пошел дальше, новее повторилось сначала. Промежутки между дверями были узкие, там ничего не могло поместиться — ни кровати, ни телевизора. Двери открывались легко, и это вводило в заблуждение.
Главное — ни одного человека.
Это был сплошной слоёный пирог из дверей, поставленный к тому же вертикально. Я уже устал их открывать, но чувствовал, что это должно когда-нибудь кончиться.
Наконец я распахнул последние створки.
За ними вообще ничего не было. Ни дверей, ничего...
АГЕНТ
агент по разоружению, — представился незнакомец и протянул визитную карточку. Там было напечатано: «Чесноков Б. Б. Агент по разоружению».
— Присаживайтесь, — сказал я. — Вы по какому вопросу?
— Я хочу зачитать приказы.
— Пожалуйста.
— «Мой приказ, — прочитал он по бумажке, и голос его стал металлическим. — Создать на Земле цветущий сад. Чесноков».
— Когда? — спросил я, занося приказ в календарь.
— В субботу.
— Так. Дальше.
— «Собрать всех детей в возрасте от одного года до четырнадцати из Африки, Азии, Японии, Индии и Китая для производства работ по разоружению».
— Повторите, откуда.
— Из Эфиопии еще, — сказал Чесноков. — Но это как получится.
— Получится, — успокоил я его.
— Чесноков, — сказал Чесноков.
— Что — Чесноков?
— Это подпись.
— Ага. Продолжайте.
— Всё, — сказал Чесноков.
— Чесноков, — сказал я.
— Это я, — сказал Чесноков.
— Где? — спросил я.
— Вот он я.
— Продолжайте. Чесноков...
— Агент по разоружению, — настойчиво повторил Чесноков.
— Кстати, разрешите представиться. Референт по демобилизации, — сказал я, пожимая ему руку.
— Коллега, — сказал агент.
— Я демобилизуюсь вчера утром. Вот мои документы. Только конфиденциально. Стратегически, — сказал я.
— Понятно, — прошептал Чесноков. — Я приступаю.
Теперь он там сидит референтом по демобилизации. А я теперь агент по разоружению.
БЛУДНЫЙ СЫН
ронёсся слух, что на соседней улице живёт пенсионер, который усыновляет всех желающих. Я пошёл посмотреть.
Пенсионер сидел в штабе добровольной народной дружины. К нему была большая очередь за усыновлением. Я сказал, что мне только посмотреть, и прошёл внутрь.
Старик усыновлял очень быстро. Он никому не отказывал и не затевал лишних разговоров.
— Усыновляю, — сказал он, бегло взглянув на меня.
Очередь запротестовала, но мне уже оформляли документы. Собственно, было одно удостоверение блудного сына под соответствующим номером. Секретарша поставила печать, старик расписался, и я ушёл, так и не поняв толком, — хотел я усыновиться или нет.
Теперь хожу и думаю. Все-таки чей-то сын. Это приятно. Хотя, с другой стороны, блудный. Когда встречаю своих блудных братьев, становится необыкновенно радостно, что не я один попался на эту удочку.
ДОМ
проснулся от непонятного звука. Где-то внизу раздавалось прерывистое шуршание, будто резали капусту. Я выглянул в окно и увидел двух человек, которые пилили наш девятиэтажный точечный дом у самого основания. Пила легонько звенела и поблёскивала при свете фонаря.
— Эй! К чему это? — крикнул я.
— Не беспокойсь! — ответил один. — Спи! Неувязка с проектом. Поставили точечный, а должен быть протяжённый.
— К утру все сделаем, — пообещал второй.
— Не беспокойся, — сказал я жене. — У них неувязка с проектом. К утру все будет хорошо.
И мы снова заснули под ритмичные звуки пилы. За ночь дом поставили как надо, и мы проснулись на стене. Я побежал к соседям выяснять, что они собираются
