Снежная пантера - Сильвен Тессон
— В Тибете есть зверь, за которым я гоняюсь шесть лет, — сказал Мюнье. — Он живет на плато. Чтобы его увидеть, надо забираться очень далеко. Зимой я отправляюсь туда опять. Давай со мной.
— Что за зверь?
— Пантера горных снегов[1], — ответил он.
— Я думал, она исчезла, — сказал я.
— Это она хочет, чтобы мы так думали.
Часть первая
СБЛИЖЕНИЕ
МотивПантеры снегов занимаются любовью на белоснежных просторах, как тирольские проводники. Период течки у пантер наступает в феврале. Укутанные в меха, они живут как будто внутри кристалла. Самцы дерутся, самки отдаются, партнеры призывают друг друга. Мюнье предупредил: этого зверя можно встретить лишь на высоте четырех-пяти тысяч метров над уровнем моря и посреди зимы. Наградой за тяготы предприятия, может быть, станет радость явления. Примерно как Бернадетте Субиру в Лурде. У маленькой пастушки в пещере, надо думать, мерзли коленки, однако лицезрение Девы Марии в ореоле божественного света стоило, наверное, всех страданий.
Слово «пантера» звенело, как драгоценность. Ничто не гарантировало встречу с ней. Подстерегать зверя — рискованная задача: может не повезти, и вы никого не встретите. Некоторые не обращают внимания на эту формальность и находят удовольствие в ожидании. Однако, дабы удовлетворяться надеждой, нужно обладать духом философа. Я, увы, не той породы. Я желал во что бы то ни стало увидеть зверя, хоть такт и не позволял мне признаться Мюнье в этом горячем нетерпении.
На горных пантер повсеместно охотятся браконьеры; этот промысел — еще один довод совершить путешествие. Можно было оказаться у тела раненого.
Мюнье показал мне фотографии из предыдущих экспедиций. Мощный, грациозный зверь. Электрические блестки — по меху, лапы внизу — как блюдца, длиннющий хвост — балансир. Пантера приспособилась жить в местах, непригодных для жизни, и карабкаться по утесам. Дух гор, снизошедший на землю, пантера царствовала до тех пор, пока беспредельная прыть человека не заставила ее отступить и спрятаться.
Этот зверь напоминал мне о женщине, отказавшейся следовать за мной. Дочь лесов, царица источников, подруга зверей. Я любил ее и потерял. Инфантильный внутренний взгляд бесплодно ассоциировал воспоминания о ней с недостижимым существом. Весьма банальный признак: когда вам кого-то недостает, мир вокруг принимает его форму. Если мне уготована встреча со зверем, я скажу ей потом, что это именно ее я увидел там, зимним днем на заснеженном плато. Такая магия… Боясь показаться смешным, я не говорил тогда об этом ни с кем из друзей. Но думал без конца.
В путь отправлялись в начале февраля. Для облегчения багажа я нацепил высокогорное снаряжение на себя и уселся в электричку до аэропорта в арктической куртке и в китайских армейских ботинках для длительной ходьбы. Вряд ли следовало так поступать. В вагоне ехали два парня народности фульбе — два прекрасных рыцаря печального образа, и молдаванин, терзавший на аккордеоне Брамса, однако все уставились на меня, одетого в нелепый костюм. Я выглядел экзотичнее всех.
Взлетели. Покрыть за десять часов расстояние, которое Марко Поло преодолевал четыре года, — вот оно, определение прогресса (а стало быть — печали). Мюнье очень по-светски представил нас друг другу в воздухе. Я приветствовал друзей, с которыми собирался провести месяц: гибкую Мари, невесту Мюнье, снимающую кино про животных, влюбленную в дикую жизнь и в скоростные виды спорта, и дальнозоркого Лео, полного сумбурных мыслей, глубокого и потому молчаливого. Мари сняла один фильм о волке, другой о рыси — о зверях-охотниках. Теперь она летела снимать новый — о двух объектах своей любви: пантерах и Мюнье. Лео же два года назад забросил диссертацию по философии и стал адъютантом Мюнье. Тому нужен был в Тибете усердный помощник — сооружать засады, налаживать аппаратуру, коротать вечера. Что до меня, я не представлял себе, какая роль может стать моей… Я неспособен носить тяжести из-за травмы позвоночника, совсем не умею фотографировать и ничего не понимаю в выслеживании животных. Моей задачей было не тормозить других и не чихнуть ненароком, появись вдруг пантера. Мне преподносили Тибет на блюдечке. Я отправлялся искать неуловимое животное, и моими спутниками были чудеснейший из художников, женщина-волчица и задумчивый философ.
— «Банда четырех» — вот мы кто, — произнес я, когда самолет шел на посадку в Китае.
Зато умею пошутить.
ЦентрМы приземлились на крайнем востоке Тибета в провинции Циньхай. Серые линии домов Юйшу карабкались на высоту 3600 м. Землетрясение 2010 года стерло этот городок с лица земли.
Меньше чем за десять лет китайцы с их невероятной энергией разобрали завалы и подняли из руин практически все. Фонари, подвешенные к проводам, освещали идеально гладкую бетонную клетку. Автомобили медленно и спокойно циркулировали по линиям, строгим, как на шахматной доске. Город-казарма — образ будущего как непрекращающейся всемирной стройки.
Три дня мы пересекали Восточный Тибет на автомобиле. Мы направлялись на юг Куньлуня по краю плато Чангтан. Мюнье знал тамошние степи, богатые дичью.
— Мы доберемся до железнодорожной линии Голмуд-Лхаса, — сказал он еще в самолете, — и поедем на поезде до городка Будунцюань.
— А потом?
— Будем двигаться вглубь на запад, к подножию Куньлуня, до Долины яков.
— Она так называется?
— Так называю ее я.
Со мной была черная записная книжка. Мюнье взял с меня обещание не указывать никаких названий мест, если я буду писать книгу. Те места нужно хранить в тайне. Раскрой мы секрет, туда бросились бы охотники-опустошители. Дабы не наводить на след браконьеров, мы взяли за правило обозначать места вымышленными именами из личной поэтической географии; достаточно образные, они выходили точными: «долина волков», «озеро Дао», «грот муфлонов». Тибет превращался для меня в карту воспоминаний, не объективную, как в атласах, а способную пробуждать грезы и хранящую тайны безопасных убежищ зверей.
Мы катили на северо-запад через резаные ступени горного массива. Одно за другим мелькали ущелья, утесы на высоте 5000 метров над уровнем моря, обчищенные стадами. Зима наслаивалась на склоны редкими белыми