Икар - Роман Воронов
— Меня не страшит потеря времени, когда есть результат, — вспыхнул юноша. — Больше пугает отсутствие результата при избытке времени.
Рыбак отжал намокшие штаны и разложил их на горячем песке сушиться:
— Часами просиживая без движения на берегу, один, в ожидании клева, я перестал замечать время, а возвращения домой с пустыми руками, что далеко не редкость, научили меня не привязываться к результату. Ни потеря времени, ни отсутствие цели давно не имеют для меня значения. Жизнь протекает и в безвременье, и в безрезультатности, но при этом она может быть прекрасна именно там, где ты сейчас.
Огорченный Икар еле слышно спросил:
— Ты не последуешь за мной?
Рыбак вытянул из реки оливковую ветку с нанизанной на нее рыбой и протянул молодому человеку:
— Нет. Слова твои не вдохновляют умиротворенную неспешным течением бытия душу, но всем, кому захочется послушать про Икара, стремящегося к Солнцу, я не откажу в пересказе нашего разговора.
Икар с благодарностью принял из рук Рыбака улов и пересчитал тушки.
— Все правильно, — произнес он, — одиннадцать штук.
— Почему правильно? — удивленно поднял брови Рыбак.
— Одна уже сорвалась, — загадочно ответил Икар и бодро зашагал вдоль реки, не сводя глаз со сверкающего на водном зеркале Солнца.
Глава 2. Икар и второй апостол
Не редкие минералы, затертые в складках каменных одежд, не слюда, переливающаяся всеми цветами радуги на скальных боках, не вкрапления золотых самородков в толще остывшей лавы, но черная, наполненная тучным гумусом, пахнущая мульчей и грибными спорами земля — вот главное богатство человечества, вот истинный дар Богов и жертва матушки-Землицы заселившим ее просторы недоразвитым особям. Так рассуждал Землепашец, закончив обработку надела и притулив ноющую спину к плугу, со счастливой улыбкой на лице вдыхая отдававшее недрами тепло в еще прохладный, утренний воздух. Длинноносые грачи, громогласные его спутники, суетливо вышагивали по вспаханной земле, ловко хватали неожиданно для себя оказавшуюся на поверхности живность, подбрасывали вверх несчастных букашек и червяков, звонко клацая клювами от удовольствия, и бежали дальше, к зазевавшейся мошке или сколопендре. Сколько раз наблюдал за этой картиной буйного пиршества Землепашец и не уставал восхищаться неисчерпаемым богатством земного покрова, приносящего свои плоды уже в первые минуты после того, как его коснется рука человека.
Подвижная, дышащая, копошащаяся перина под жаркими лучами солнца «полыхала» тягучим маревом, и крестьянин, устав отмахиваться от назойливых слепней, уже начал погружаться в долгожданную дрему, как вдруг на краю поля, в трепещущем воздушном полотне возникла одинокая фигура, которая, и не подумав обогнуть вспаханный надел, направилась прямо к утомленному наблюдателю. Сначала Землепашцу даже показалось, что наглец, посмевший надругаться над периной черного бархата, не ступает на нее вовсе, а как бы парит над землей, но стоило незнакомцу приблизиться, как стало ясно — на теле нетронутой, девственной «кормилицы» остаются грубые отпечатки его сандалий.
— Какого черта! — выругался крестьянин, вытирая соленый пот со лба.
— Я Икар, — ничуть не обидевшись, произнес человек, так беспардонно топчущий труды Землепашца. — И я иду к Солнцу.
— Можешь следовать куда угодно, хоть в пасть к Дьяволу, мне наплевать, но только не по моей земле, — крестьянин недовольно поморщился, разглядывая «урон», нанесенный его пашне незнакомцем.
— Но мне хотелось бы пригласить тебя с собой, — Икар лучезарно улыбался, всем своим видом подражая тому «Богу», на которого молился.
— Какого черта, — прозвучало вновь, — мне делать на Солнце, там жарко, там вечная засуха, а она — главный враг моего ремесла.
Икар, ей-богу, странный малый, не переставая скалиться, уселся рядом с крестьянином:
— А может, солнечные семена любят жар, не хочешь проверить?
Землепашец тут же подумал: принесла нелегкая идиота под конец работы, но не стал обижать собеседника и миролюбиво ответил:
— Солнечные зерна, я полагаю, это всего лишь искры, дающие всходы невидимых магнитных волн. Такому земледельцу, как мне, не узреть и не собрать плодов своего труда там, а ведь именно в этом и заключается смысл моей жизни.
Икар внимательно рассматривал крестьянина — мощные плечи переходили в бычью шею, обвитую змеями вен, жилистые руки труженика, сложенные на коленях крест-накрест, подобно двум дубам, сваленным ураганом, тянули за собой сгорбленную, измученную нелегкой жизнью спину, и в этой картине расслабленного упокоения жили только глаза, с любовью впитывающие вид идеально возделанной почвы, слегка испорченной дорожкой следов нежданного пришельца.
— Ты гнешь спину, подготавливая землю к посеву, чтобы потом гнуть спину, укладывая в нее семена, а затем опять будешь гнуть спину, собирая урожай. Когда-нибудь ты сломаешь ее.
— Но ведь это моя спина, — грустно усмехнулся Землепашец. — Считаешь, что солнечные пашни сами втягивают в себя семена, а готовые колосья валятся в солнечные снопы без участия солнечных работников? Послушай, Икар, я не знаю, как ты собираешься попадать на Солнце, но если произойдет чудо и тебе случится оказаться там, ты спокойно сможешь приставать с глупостями к солнечным обитателям, коли таковые имеются, но право слово, тис, согнутый в лук, до того момента росший прямым и стройным, даже стянутый тетивой судьбы, остается верен своему предназначению, будучи и согбенным, он помнит о своей изначальной природе. Вот и я, встав на путь этот еще в отрочестве, не разогнусь и на смертном одре.
Он поднялся на ноги и оперся на плуг:
— Это моя жизнь.
Икар, прищурившись, взглянул на Солнце (здорово, когда мечта всегда под рукой, по крайней мере, весь световой день) и неторопливо заговорил:
— Отчего же лучнику не приходит в голову снять тетиву и, распрямив спину тисовой ветки, преобразить ее в посох странника, несущего в мир вопросы, а не стрелы, и если боль, то душевную, а не телесную?
— А не думал ли ты, — встрепенулся крестьянин, человек грубый и простой, но прямой и честный по натуре, — солнечный романтик, что утомленный своей миссией странник, на закате, прислонив спину к одинокому дереву на вершине холма, сунет руку в котомку и достанет хлебную лепешку для восстановления сил, появившуюся там благодаря обычному, приземленному землепашцу, которому нет дела до вопросов без ответов и пустых ответов на насущные для кого-то вопросы, если Солнце, что манит тебя столь сильно, высушило пашню, растворило облака на небе и выпарило воду в реке и нужно как-то спасать урожай.
Оратор от сохи смачно сплюнул:
— Солнце, надо полагать, есть обитель солнечных людей, и я думаю, их солнечные желудки устроены иначе, нежели наши. Нет
