Люба, Яночка… и другие - Анатолий Григорьевич Петровецкий
это прекрасно. Толстая длинная коса являлась предметом особой гордости. За ней следили всем домом: расчесывали, мыли приятными питательными шампунями, заплетали с особой аккуратностью. Но не только коса привлекала к Любе внимание окружающих. Тоненькая фигурка, украшенная вполне созревшими девичьими прелестями, венчалась красивой головкой с точеными чертами лица. Природа их расположила до удивления удачно, продумав, как видно, все до мелочей. В ее чертах блуждали еле уловимые следы отца и, в большей степени, матери. А в целом, она была похожа сама на себя или на кого-то из необозримого прошлого двух родительских семей. Отец и мать отстаивали свое право на генетическое прошлое. Но никто не был категоричен и не лишал другого права на пальму первенства, втайне осознавая свою правоту.
В конце июля отец уехал в командировку. Атаки матери на Любу усилились.
– Доченька, я сегодня говорила с Алискиной мамой. Валя сказала, что Алиса и Вита сдали документы на платное отделение нашего университета. Будут экономистами. Сегодня это престижно. Я, правда, не очень верю в этот так называемый «украинский капитализм», но любой экономике необходимы хорошие специалисты.
– Мама, я все знаю. Зачем ты мне об этом говоришь?
– Почему ты во всем ищешь двойной смысл? – рассердилась мать.
– У тебя, мама, просто так ничего не бывает, – спокойно ответила Люба. – Если бы ты знала всю правду, то не говорила бы так.
Девочки не были в восторге от собственного выбора и радовались, что хоть Любе удастся пожить за границей и там получить высшее образование.
– Любаша, как здорово, что ты вырываешься из нашего нищего болота хоть на несколько лет. Вернешься заморским специалистом и не посмотришь на нас, убогих, – шутили они.
Никому и в голову не могло прийти, что она захочет остаться жить там навсегда. Но Люба твердо знала, если поедет на учебу в Израиль, то там и будет строить свою будущую жизнь.
Мать пускала в ход «тяжелую артиллерию». Она говорила:
– Бабушка больна и слаба. Ты же понимаешь, что мы не сможем поехать к тебе в ближайшие годы. Придется одной выживать. Сможешь?
Темы «любимой бабушки» и «вынужденного одиночества» не очень действовали на Любу. И вдруг у мамы появился неоспоримый аргумент:
– А если тебе придет отказ? Что тогда будете делать вместе с твоим сумасшедшим папочкой? Потеряешь только год. Я считаю, что необходимо подстраховаться. Ты не сможешь поступить на бесплатное отделение, так как там уже закончились экзамены. Отдай документы на платное отделение. Придет вызов, поедешь. Если нет, то проучишься год в нашем университете. А на следующий попытаешься еще раз пройти тесты на учебу за границей.
Доводы матери показались Любе достаточно убедительными, и она согласилась.
На следующий день девушка вместе с подругами пошла в университет и сдала документы на факультет экологии. Специальность долго не выбирала, так как была уверена, что не будет учиться в этом учебном заведении. Остановилась на инженере-экологе.
Возле деканата стояла группа молодых людей. Они живо обсуждали какую-то проблему, не обращая внимания на окружающих. Один из них так усердствовал, размахивая руками, что не заметил проходящую рядом Любу, и слегка задел ее плечо. Он сконфузился, извинился и продолжал смотреть ей в глаза, позабыв о товарищах. Девушка не знала, что ей в данную минуту сделать. Грубить не хотелось, но и радоваться было нечему. Хотела сказать пару колкостей, но что-то удерживало ее. И Люба ответила:
– Бывает.
Парень попытался что-то сказать, но она его перебила:
– Не утруждай себя вопросом, что я сегодня делаю вечером.
– Действительно, а что ты сегодня делаешь вечером?
– Учусь уму разуму. Прощай, – бросила на ходу.
Она не видела, что было дальше, и быстро позабыла об этой встрече.
Вечером позвонила Наташка и предложила погулять по набережной. Люба вышла из подъезда и сразу увидела парня из университета. Он сидел на железном заборчике палисадника у подъезда. Увидев Любу, вскочил и подошел к ней.
– Я подумал, а не стоит ли нам учиться уму разуму вместе? – не очень уверенно произнес юноша.
Только тогда Люба рассмотрела парня. В лучах фонаря он резко вырисовывался своими белыми одеждами на темном фоне вечера. Высокий, худощавый, без особой силы в фигуре, юноша больше походил на нелепую иллюстрацию Дон Кихота в книге, которую ей недавно подарил отец. Правда лицо было открытым и даже симпатичным. Светлые густые волосы прилежно расчесаны набок. Пробор пробежал по краю головы, отбросив основную прядь волос налево. Сразу было видно, что хозяин прически заботится о своем внешнем виде. «Как же ты себя любишь, дружок!», – отметила Люба. Нет, он не был красавцем. Но в больших широко открытых темных глазах вместе с огоньками от фонаря резвились добрые смешинки. Это остановило ее от стандартных фраз, которыми приходилось часто «отваживать» нежелательных поклонников, и Люба сдержалась. Как часто ей приходилось жалеть об этом…
3
Любе позвонили на работу из садика и сообщили, что Яна плачет уже час и ее
невозможно успокоить. Пришлось отпроситься.
Садик находился почти рядом с домом. Небольшое одноэтажное здание, окруженное таким же карликовым двориком, ютилось среди высотных домов. В городском отделе образования Люба быстро получила в нем место. Но радости большой не было, так как ребенок никак не привыкал к воспитательнице и няне. Яна была подвижной и в свои три года имела сложный характер. Сказывалось воспитание бабушки, с которой она росла с момента рождения. Девочка не ходила в ясли и садик. Бабушка к этому времени уже не работала и всю себя посвятила внучке. Яна летала по дому свободной птичкой, размахивая удивительно длинным хохолком волос на забавном шарике головы. Она не знала слова «нет», и чувствовала себя самой главной и любимой особой.
Столкнувшись в Израиле с непонятными словами и непривычными требованиями, Яна восстала душой и телом. Она не хотела рано вставать. Поход в садик сопровождался сказками, уговорами и прочими сопутствующими действиями. По началу Люба некоторое время вынуждена была сидеть в садике, пока дочь не заигрывалась с
