Цветок Лилии - Мария Вячеславовна Чепало
— Поешь чего-нибудь, — сказала баба Нина, — совсем исхудала, смотри, — она потрепала Лилю за плечо, — кожа да кости.
Лиля оглядела стол — подгорелые блины, отвратительная на вид кутья, компот из чернослива в советских граненых стаканах. Официантка вынесла из кухни суп с вермишелью, от которого воняло дешевым бульонным кубиком. Даже булочки с сахаром — и те были деревянные.
— Не хочется, — прошептала Лиля.
В зал, чуть покачиваясь, вернулся отец. Он не хотел никого видеть, и когда ему поставили суп, он склонился над ним, жадно глотая ложку за ложкой, подставив ладонь ко лбу, пряча глаза. Каждый поглядывал в его сторону с нескрываемым осуждением, а потом переводил взгляд на Лилю, и осуждение сменялось жалостью.
Официантка разливала по стопкам водку, пришло время для первого тоста. У Лили перехватило дыхание. Она никогда не говорила тосты, ни на похоронах, ни на праздниках. Накануне она попыталась составить речь, но ничего хорошего из этого не вышло. Она любила бабушку больше всех на свете, но сказать об этом сейчас в этом забытом богом месте она не могла. Баба Нина незаметно похлопала ее по коленке, и чуть слышно прошептала: «Давай».
Лиля встала из-за стола, подняв стакан с отвратительным компотом. Не решившись ни на кого посмотреть, она уставилась на кутью, стоявшую перед ней, и подавила рвотный рефлекс. Приглушенный гул голосов затих, повисло молчание. Если постараться, можно было услышать, как за стенкой скребутся тараканы.
— Сегодня мы проводили в последний путь… — как же банально это звучит, — … бабушку Аню. Пусть земля ей будет пухом, а память вечной, — последние слова она протараторила скороговоркой, желая провалиться сквозь землю.
Лиля обессиленно опустилась на стул, слезы хлынули рекой. Она пыталась остановить поток, но они полились с удвоенной силой. Как же глупо прозвучали ее слова. Избитые, бесчувственные. Она могла придумать что-то получше, вложить душу в свою речь, но все произошло так, как произошло. Тишина давила, никто не проронил ни звука.
Баба Нина подняла свою стопку, и все последовали ее примеру. Молчание длилось еще несколько минут, пока гости ели суп. С каждой выпитой рюмкой, атмосфера потихоньку смягчалась, кафе наполнялось старческими голосами.
Позже, гости сказали еще несколько тостов, не таких скомканных и тихих. У стариков есть опыт в подобных мероприятиях, решила Лиля. Тарелки из-под супа унесли, на их месте уже стояло остывшее пюре с гуляшом. Выглядело это так, будто уже кто-то поел. Лиля решила выйти из-за стола. Она подошла к фотографии бабушки. Из деревянной рамки на нее смотрела счастливая старушка и улыбалась. Снимок сделали на каком-то семейном празднике, когда Лиле было пять или шесть лет. Тогда все были счастливы и не подозревали, что им подготовила жизнь. Лиля почти видела, как на заднем фоне ее старший брат вырезает деревянный меч из досок, мама пропалывает грядки от сорняков, а отец жарит на мангале шашлык. Снимок сделан бабой Ниной, и после он пролежал у нее в альбоме много лет.
Из-за стола донесся хохот. Шла четвертая рюмка, все расслабились.
— Да, я помню тот год, — смеялся дядя Игорь, старший брат бабы Нины. — Лилюшка, помнишь, как вы с Андреем спрятались за бочкой в саду? А там росла вишня, — пояснял он гостям, — такие густые кусты тогда уродились, что никак было не разглядеть этих поган…
— Игорь! — воскликнула баба Нина.
— Ну да, не видно их, в общем, было, — он икнул. — Мы целый день искали. По соседям уже прошлись, все углы и закутки в деревне перерыли, хотели уж в полицию… ой, милицию, звонить. А эти двое поган…
— Игорь!
— Ну да, в общем, — он снова икнул, — вышли они под вечер с набитыми животами. Пол куста недозрелой вишни умяли!
Лиля натянула улыбку. Упоминание о старшем брате было болезненным. Она заметила краем глаза, что отец на нее смотрит, и поспешно отвернулась, наблюдая как с церковной свечки около фотографии бабушки, капает воск.
Постепенно все начали расходиться. Лиля, по настоянию бабы Нины, раздала ложки и носовые платки, кто-то забрал с собой недоеденные кутью и булочки. Каждый еще раз выразил Лиле свои соболезнования, а на ее отца только кидали осуждающие взгляды. Они обсудят его, только дома, или в такси по пути домой. Там, где Лиля их не сможет услышать.
Официантка относила грязную посуду на кухню, из которой вывалился администратор, подтягивая спадающие штаны на пузо. Баба Нина уже подошла к нему с открытым кошельком. Отец Лили, докурив очередную сигарету, зашел с улицы в кафе. Увидев раскрытый кошелек, и как баба Нина из него отсчитывает нужную сумму, отец вспыхнул. Лицо стало красным, он ускорил шаг, запнулся о стул, который повалился на спинку и с оглушительным звуком треснулся о напольную плитку. Все обернулись, баба Нина скривила лицо.
— Олег, я заплачу.
— Нет, — отрезал он. — У меня есть деньги.
Он полез во внутренний карман пиджака, затем похлопал руками по штанам, и снова обратился к пиджаку.
— У меня есть… — голос был злой, но растерянный. — Были… Я точно помню.
Баба Нина заплатила администратору.
— Не позорься! — шикнула она на него.
Отец вспомнил о присутствии Лили, поправил свой пиджак, выпрямился, но посмотреть на дочь не решился.
— Завтра отдам.
— Мне ничего от тебя не нужно, — она обернулась к Лиле. — Пойдем, внучка, такси уже ждет.
И они уехали. Про отца Лили больше ничего не говорили, сделав вид, что его и не было на похоронах. Завтра Лиля соберет свои вещи, поцелует бабу Нину в дряхлую старческую щеку, скажет ей спасибо за все, и поедет в родной дом. Точнее, родным он для нее был в детстве, тогда она могла называть его таковым. Сейчас же от него остались одни воспоминания, от которых по спине бегают неприятные мурашки. Как же
