Пока на улице дождь - Дмитрий Нестерчук
Вот и сейчас он должен был поступить именно так. Но пока он подходил к больнице, его уже заметили через окно. И в тот момент, когда после небольшой паузы, необходимой для заряда решительностью, его рука потянулась к ручке, дверь открылась ему навстречу. Что несколько удивило, хотя и очень приятно, ведь на пороге стояла она. Вопреки запретам и в разрез с часами для посещения она вышла на улицу встретить его, чтобы избежать ненужных вопросов и упрёков со стороны персонала. И чтоб тайком немного постоять на лестничной клетке. Вид у неё был ни самый лучший, потрёпанный и сильно истощённый, но улыбка на её лице была по-прежнему обворожительной. Она очень сильно ждала, когда он придёт и нетерпеливо схватив его руку, затянула за собой внутрь.
Оказавшись внутри он сразу же отметил, что слабо освещённая лестница с потёртыми ступенями и тёплая батарея на стене сами собой создают более уютную атмосферу по сравнению с той, что была за дверью на улице. И не было того угнетающего запаха лекарств и спирта, который обычно бьёт в нос при входе в больницу. Возможно от того, что двери, ведущие с лестницы в глубь помещения, были закрыты, но через секунду это уже было не важно. Улыбка не сходила с её лица. Ещё раз внимательно оглядев его с головы до ног, она прижалась к нему ничего не говоря. В свою очередь он ловил себя на мысли, что очень сильно соскучился по ней, ведь не видел её уже давно. Той ни поддельной радости, которую она излучала каждый раз встречая его, так не хватало.
Немного погодя отступив пол шага назад, она приложила указательный палец к своим губам, показывая, что нужно вести себя очень тихо. На что он сразу же сделал вид, будто сейчас неистово закричит и начнёт стучать по батарее. И когда она неожиданно засмеялась в голос с удивлением и испугом быть замеченной, прикрыла рот рукой, он понял, что ради этого шутить и дурачится перед ней нужно чаще. Казалось, ей этого очень не доставало. Словно с того момента, когда он последний раз вызвал улыбку на её лице прошла уже целая вечность и всё это время ей было не до улыбок среди тоски и постоянного нервного напряжения. В её глазах это всё отражалось очень чётко и ясно, что конечно он не мог ни заметить, снова отмечая измученный вид, который не загримирует никакая улыбка.
Ни смотря ни на что во многом она оставалась верной себе. Слегка неуклюжие движения и жесты, идущие в разрез с её небольшим ростом и аккуратной фигурой. И неряшливый подростковый наряд, ни ради того, чтобы выглядеть моложе. Просто, так ей комфортнее. Вместо традиционного домашнего халата, пользующегося популярностью при прохождении лечения находясь в больнице, на ней была кофта с длинным рукавом и капюшоном, да спортивные штаны. И всё это с явной повседневной поношенностью. Скорее всего, по дому она разгуливала именно в этом наряде, когда становилось зябко. Руки она по привычке прятала в карманы кофты, когда им не было дела. Болтаться в воздухе ничем не занятые они не могли, им обязательно нужно было спрятаться в уютное место. А также слегка поджать плечи и надеть капюшон. Так она всегда делала, чувствуя себя неловко. И не важно, чем вызвано это чувство, какой-то неприятной ситуацией или же наоборот, радостной встречей. Такая манера её поведения давно ему знакома и потому было очевидно, что после порыва эмоций от встречи, ей станет немного неловко. В прочем, как и ему.
Его изучающий взгляд нисколько не смущал её. Она была готова ответить на любой из вопросов, какие он только мог задать. Что с ней? Как она оказалась здесь? В каком состоянии находится и как вообще до такого дошло? Но ничего из того, о чём бы ей не хотелось говорить, объяснять не было нужды. Эта черта его характера всегда восхищала её. Он считал, что если человек захочет чем-то поделиться, то он сам всё расскажет. Поэтому, ни в его правилах расспрашивать и допытываться. Всё что ему нужно было знать, он умудрялся получать просто, находясь рядом. Глаза пропускали мимо много ненужной информации, но такие вещи как мимика или общее эмоциональное состояние, всегда были на виду. А всё остальное нужно было только услышать. В ходе непринуждённого общения, местами даже шутливого дурачества, в том или ином виде, проскакивали ответы на всё то, что для него важно.
Даже толкового вопроса о том, как её дела, она не смогла дождаться. И после попытки разузнать от него хоть что-нибудь получила шаблонный ответ, что всё хорошо и скромную улыбку, означающую что к этому и действительно особо ничего не добавишь. Тогда уже решилась сама рассказать о состоянии своих дел, ведь очень хотелось поделится. Может даже хотелось на минутку стать слабой и беззащитной, той которую пожалеют и согреют под тёплым крылом, но только на минутку. Но в итоге вместо того, чтобы взять и рассказать всё, как и хотелось, получилось выдавить из себя только фразу, резюмирующую картину в целом, о том, что она полная дура. И виновато улыбнулась ему, и как раз ни за то, что не смогла всё рассказать, а именно за то, что вот такая она полная дура. На что он поспешил её успокоить сказав, что она вовсе ни полная. И эта шутка его сработала так как нужно. Громкий смех снова заполнил узкое помещение лестничной клетки. После чего она снова прижалась к нему и уткнулась носом в его плечо, чтобы заглушить смех.
Конечно, он не считал её дурой. Местами безрассудной и отчаянной в своих поступках, на многие из которых у него бы скорее всего не хватило духа. Свободной от большинства предрассудков и в тот же момент жертвой своих внутренних убеждений, коими она руководствовалась в сложных жизненных ситуациях. И складывалось впечатление о непоколебимости этих убеждений, как прописных истин. Ведь вновь и вновь она могла поступать одним и тем же образом, даже заведомо неправильно. Почему получалось именно так, для него оставалось непонятным. Он не верил, не хотел
