Заточение в ''Кукушке'' - Анна Мерт
– Молодой человек, заранее приношу свои извинения за достаточно глупый вопрос, но все же ответьте: что это за место?
Мужчина, к которому обратился Иван, неожиданно изменился: сначала лицо его побагровело, потом побледнело, а ко всему прочему появилась кривая улыбка, обнажившая нечищеные зубы больного. Стеклянные и пустые глаза ожили и с безумием взирали на Ивана.
– Что это за место?! Что это за место?! – неожиданно мужчина расхохотался, да так что все тело его затряслось.
– Да, именно это я и спро…
Больной продолжал смеяться и сейчас уже не просто трясся, а залился настоящим истерическим хохотом, который невозможно было остановить. Мужчина схватился за грудную клетку, закашлялся, но, вместе с этим, смех продолжал литься из его груди. Больные так же безучастно обернулись, чтобы посмотреть на происходящее. Смеющийся мужчина тем временем, пытаясь схватиться за воздух одной рукой и держась за легкие другой, повалился на пол со все тем же истерическим хохотом, который смешался с кашлем.
– Боже, он же сейчас задохнется! – спохватился Свардовский, – Доктора! Доктора сюда! Черт возьми, я и же и сам врач!
Иван уже готов был броситься на помощь больному, но в этот момент на крик сбежались санитары, которые оттолкнули профессора, быстро подняли больного и, схватив его под руки, поволокли через коридор в неизвестном направлении. От перенесенного потрясения у Ивана снова резко закружилась голова, а виски сжало болью, он покачнулся, едва не оступился, как сзади его кто-то поддержал. Свардовский повернул голову и увидел перед собой мужчину, довольно приличного вида: черные волосы были аккуратно причесаны, больничный халат-чист, а сам мужчина был достаточно здоровым на вид, только, разве что, худым очень и бледным.
– Спасибо, – сказал профессор.
– Не обольщайся, ты просто мне на ногу едва не наступил, – хмыкнул мужчина, – ох, уж эти слабонервные новички!
Иван не счел нужным что-либо отвечать, однако последовал в столовую вслед за этим мужчиной и даже сел рядом. На завтрак в тарелку плеснули очень вязкую и уже остывшую кашу, но профессор был до того обескуражен, взволнован и заинтересован одновременно, что не замечал вкуса паршивой еды. В отличие от остальных больных, которые фыркали, ворчали и нехотя ковыряли безвкусную субстанцию. Какое-то время за завтраком царила тишина, когда один из пациентов, сидевших за соседним столом, подорвался, схватил свою тарелку и завопил:
– Сами жрите эти помои! Я не буду это есть! – он собирался, кажется, уже швырнуть тарелку, но отчего-то затрясся, а потом произнес другим, уже сиплым голосом: – Нет, ты не можешь бросить эту тарелку, ты же знаешь, это твой завтрак, до обеда ничего другого не получишь…
Вдруг он снова затрясся и крикнул вновь, уже первым голосом:
– Но я сыт по горло этой дрянью! – больной все-таки схватил тарелку и, что есть силы, швырнул ее в стену.
Тарелка вдребезги разлетелась, каша размазалась по стене.
– Молодец, идиот, теперь тебя запрут и лишат еды и сигарет! – пропищал мужчина голосом, тембр которого разительно отличался от первого.
– Да к черту их всех! Это невыносимо! В тюрьме и то кормят лучше! –завопил все тот же больной.
Его лицо покраснело, на лбу появилась испарина, он сжал уголки стола и с ненавистью смотрел на несчастную, размазанную по стене порцию завтрака.
– Ты не сидел в тюрьме, почем тебе знать?
– Да я здесь, как в тюрьме! – нечеловеческим голосом заорал мужчина, собираясь опрокинуть стол.
В этот момент вбежали санитары, скрутили буйного и повели в сторону выхода. Больной брыкался, упирался и шипел.
Иван, повидавший на своем веку множество больных, застыл от ужаса. Искаженная гримаса того мужчины никак не выходила из головы.
– Что, новичок, страшно? –обратился к нему уже знакомый пациент. – Это еще пустяки!
– А …что …с ним? – язык отказывался подчиняться воле профессора.
– Ничего необычного. У него раздвоение личности.
Иван Свардовский зажмурился, как бы обдумывая полученную информацию. – А с тобой что? –неожиданно поинтересовался Иван у соседа.
Мужчина как-то странно нахмурился, взгляд стал пронзительным и серьезным.
– Маниакально-депрессивный психоз. Биполярное расстройство, на нашем языке говоря.
Тут Свардовский как будто проснулся.
– Биполярное расстройство? Но, позвольте, с этой болезнью вполне можно жить в обычной среде…Что ты здесь делаешь, да еще и в корпусе с буйными?!
Сосед исказился в неприязненной гримасе, затем с особой грустью произнес:
– Это сейчас в спокойной фазе я чувствую себя нормально, но, когда начинается маниакальный период… О, ты даже можешь и не знать, что сидишь рядом с убийцей! – мужчина произнес последние слова грозно и торжественно, но потом вдруг побледнел еще больше.
–Убийцей?
Внезапно лицо соседа переменилось, мертвенная бледность сменилась краской смущения и отчаяния.
– Я…я… -сосед Ивана по столу начал заикаться и всхлипывать, – О, я правда не хотел, не хотел, это не я …
Слова нового знакомого не напугали Ивана, напротив, ему стало жаль его и, чтобы хоть как-то разделить с больным его несчастную долю, положил соседу на плечо руку, успокаивающе похлопал.
– Я в порядке, -буркнул сосед, -Меня, кстати, Виктор зовут. Хотя здесь по именам почти не называют.
– А я Иван, -профессор, должно быть, хотел было еще что-то дополнить, но вместо этого продолжил:
– Раз уж ты так хорошо всех знаешь, может быть тогда скажешь, что со мной?
Виктор внимательно и задумчиво осмотрел Свардовского и покачал головой.
– Ты здесь всего несколько дней, но что с тобой, что-то не вспомню…
‘’Несколько дней?! Черт возьми, я даже не помню, как сюда попал… Неужели и вправду с ума сошел?!’’
– Но ты был не один, это точно, – продолжал сосед.
‘’НЕ ОДИН? А с кем же? Не могла же это, в самом деле, быть моя жена? О нет, у нее очень светлый ум был… Она-то точно не могла сюда попасть! Насколько я могу судить…’’
– Но с кем ты был, точно не смогу сказать, я только краем глаза видел, как вас привезли… На самом деле, я не помню. Таблетки, знаешь, замедляют активность мозга…Если что-нибудь вспомню, то скажу.
– Таблетки?! – Иван буквально опешил, – и ты продолжаешь их принимать, зная, какое влияние они оказывают?!
– А что, есть выбор? Откажешься принимать лекарства – посчитают бунтарем, а посчитают бунтарем – прощай рассудок…
Профессор всплеснул руками, едва не скинув со стола тарелку. Заметив реакцию Ивана, Виктор продолжил:
– Это еще не самое страшное, поверь!
– А что же тогда страшно? Что тогда?! – профессор с трудом совладал с эмоциями.
– О, не переживай, скоро все увидишь… – строго и одновременно с этим настороженно шепнул сосед.
