Бенор Гурфель - Польско-японский шпион
Постановили: Ройтман И.М. за к.-р. агитацию заключить в ИТЛ сроком на три года. Дело сдать в архив.
......................................................................
...Исаак так глубоко ушёл в прошлое, что не сразу почувствовал как кто-то дёргает его за рукав. Подняв глаза, он увидел дочь на руках у матери, протягивающую к нему руки. Перебравшись к отцу, она прижалась к его груди своим худеньким телом и замерла. От её волос шёл полынный запах степи, чебреца, полевых трав и ещё чего-то - от чего у Исаака защипало в носу. Он глубоко вздохнул, поудобнее пересадил дочь на сгиб локтя и обогнав неспешную телегу зашагал, выглядывая что там - за поворотом?
А за поворотом открывалась новая интересная картина. Далеко в низине виднелась узкая линейка Каневского моста через Днепр. К мосту сходилось несколько дорог и по ним к Днепру спускалось множество телег, пешеходов, среди которых изредка пылили грузовики, наполненные солдатами. Вся эта масса военных и невоенных людей текла на восток, сжимаясь у узкого горла моста и стремясь протиснуться сквозь это горло как можно быстрее.
Их телега, убыстряя ход, влилась в длинную кишку ползущую туда - к мосту. Спереди их оказался полуразбитый газик, набитый сверх меры бумагами какой-то канцелярии, на которых восседал толстый мужчина в полувоенном зеленном френче. За рулём сидела невзрачная сурового вида девица, в куртке, на которой было прицеплено множество осовиахимовских, ворошиловских и всяких других значков.
Сзади оказалась группа усталых солдат. Большинство в обмотках, в грязных заскорузлых гимнастёрках, давно не бритые, с чёрными подглазьями на серых измученных лицах.
До моста оставалось метров сто, как вдали раздался и стал быстро нарастать воющий звук пикирующих бомбардировщиков. Эскадрилья мессершмидтов шла на восток. Шла спокойно, красиво, в полном боевом строю. Три машины отделились и наклонившись на левое крыло одна за другой стали заходить на мост.
Началась паника. Девица впереди резко повернула руль, пытаясь съехать с дороги. Машина завалилась набок, колёса беспомощно крутились в воздухе. Их лошади заржали и начали вставать на дыбы. Илья изо всех сил оттягивал вожжи, но остановить коней не мог. Раздались крики женщин и детей. В этот момент трое солдат кинулись на выручку. Двое повисли держась за узды обезумевших коней, а третий, вспрыгнув на облучёк, тянул вместе с Ильёй вожжи. И лошади встали. По их крупам пробегала крупная дрожь.
"Погоняй!" - неистово закричал один из солдат. Илья хлестнул бичём и лошади рванули к мосту. Вот под колёсами послышался дробный стук мостового покрытия. В этот момент раздались первые взрывы бомб - справа и слева от моста. Все кто успел взойти на мост, пытаясь уйти от разрывов, от смерти бежали, что было сил, вперед, на тот берег, к видневшемуся там леску. Все кто не дошёл до моста - бежали назад, подальше от центра бомбёжки. Вскоре немцы разбомбили Каневский мост и замкнули кольцо. Каждый кто успел перейти мост был приговорён к жизни. А кто не успел - к смерти.
Ночь провели в лесу под старой осиной. Шорох её говорливых листьев навевал покой, уводя от войны. Девочки наконец уснули, но и во сне вздрагивали и жалобно вскрикивали. Взрослые не спали. Илья всё возился с разваливающейся телегой, женщины потихоньку шушукались. Исаак встал и пройдя небольшой лесок вышел на опушку к берегу реки. Он сел на прибрежную корягу и прислушался. Было тихо. Днепр слегка журчал перекатами. Далеко там за рекой виднелись отблески каких-то огней, но ни немцев, ни наших не было вокруг.
Такая же тишина и безлюдие были там за Онегой, на берегу той безъимянной речки, на той далёкой безконвойной раскомандировке куда привезли Исаака. Было их там двадцать человек, все со сроками до пяти , а охраны нехватало - вот и поместили их на этой Талой и урок дали: валить и корчевать - отсюда и досюда. Тут, без конвоя и погоняльщиков, они работали на совесть. Подымались в пять и похлебав горячей затирухи в шесть уже выходили к делянкам - и до ночи. Раз в неделю приезжал нарядчик, привозил провиант и замерив сделанное - уезжал. Тут бы и провести Исааку свои три года - в тишине да в работе. Красивый почерк подвёл. С детства отличался он способностью к каллиграфии, к черчению. Однажды нарядчик поручил составить рапорт и нарисовать схему вырубок. А увидев - так поразился, что тут же рассказал в строительной конторе лагерного управления. А им хорошие чертёжники были нужны. Так и попал Исаак в строительную контору и стал строителем - на всю оставшуюся жизнь.
И так от звонка и до звонка протаранил Исаак свой срок, а в конце апреля 41 сказали: "Иди парень, язык не распускай, мы на страже...".
И поехал парень домой к жене и к дочери, которой пять и которая уже выросла без него. Так спешил, что в Киеве у родственников даже заночевать отказался - скорей, скорей - своих, хоть бы на час - да увидать.
Без малого два месяца пожил Исаак дома: пил парное молоко, сходил к дантисту - сделать зубы, свои-то выпали от цынги. Только-только начал привыкать к жизни и вот - война...
Незаметно наступал рассвет. Горизонт окрасился розовым. Исаак встал, отряхнул брюки и пошёл к своим.
