Бенор Гурфель - Волшебный фонарь

Гурфель Бенор

Волшебный фонарь

Бенор Гурфель

Волшебный фонарь

Талле

Остались позади бестолковщина и суета Лос-Анжелеского аэропорта. Длинные, медленно двигающиеся очереди у станциий проверки багажа, мощные вооружённые гвардейцы Национальной Гвардии, полицейские с собаками, вынюхивающими взрывчатку и наркотики. Весь этот нервный быт американских транспортных магистралей 2002 года.

Наконец-то, Марк с Натальей оказались у своих мест в первом классе трансатлантического лайнера, берущего курс на Париж. Уложив немногие дорожные вещи в багажный отсек, они вытянулись в удобных сидениях, приготовившись к дальнему перелёту.

Приближалось семидесятилетие Марка и эта поездка была юбилейным подарком ему от сына и жены. Надо заметить, что время и место поездки совпало с большими беспокойствами. В мире шла война против арабского терроризма, на Ближнем Востоке лилась кровь и взрывы, с десятками убитых и раненных, следовали один за другим. Европа бурлила. Анти-еврейские и анти-американские демонстрации захлёстывали улицы Парижа, Брюсселя, Лондона и других европейских столиц. Праведные последователи Аллаха поджигали синагоги и уничтожали свитки Торы. Но несмотря на всё на это - Наташино упрямое желание поехать в Париж победило слабое сопротивление Марка и вот они в Боинге-747 пересекают Атлантический океан.

Мерный рокот двигателей вливался в уши, принося успокоение и лёгкую дремоту. Откинувшись на удобную спинку сидения, Наталья закрыла глаза и ушла в прошлое...Когда же впервые вошёл в её жизнь этот город, "этот праздник, который всегда с тобой"?

И вот нежданно и ниоткуда появилось и повисло мерцающее лето 1948. Запах соснового бора, школа за лесом, уральское светло-голубое небо, розовые восходы и закаты за рекой, неповторимое ощущение детства.

Нелёгкий послевоенный быт. Родители были всё время заняты. Отец пропадал на стройке с утра до ночи. Мать весь день крутилась по дому, хлопотала на огороде, ухаживала за скотиной, запасала на зиму. Ну и младшая сестра нуждалась в уходе и в заботе.

Было тогда Наталье ещё совсем немного лет, когда познакомилась она с Лией Львовной. Её появление в Егоршино прошло незаметно. Вдруг в домике где жил Александр Исакович - местный бухгалтер появилась и стала по-тихоньку устраиваться эта невысокая женщина, с решительной походкой и пристальным взглядом серо-голубых глаз. Была она тогда уже не молода, старше Наташиных родителей и на фоне скромной жизни жителей небольшого шахтёрского посёлка выглядела странной, залётной жар-птицей. Как впоследствии выяснилось, говорила она на нескольких иностранных языках: по-польски, по-английски, по-французски и по-немецки. Живала в Европе. Бывала и в Соединённых Штатах. Курила едкие папиросы, а когда не было папирос - не брезговала и махрой. Не краснела от крепкого слова и сама могла при случае "отпустить".

Знакомство родителей Наташи с Лией Львовной произошло на кулинарной почве. Приближался день рождения младшей сестры и мать решила испечь рыбный пирог. Но напрастно она ежедневно наведывалась в три местных магазина, напрастно упрашивала продавцов или дальних знакомых "достать" рыбу, хоть и в тридорога. Рыбы не было нигде. И вот тогда-то, случайно встретив Александра Исаковича и поделившись своими заботами она услышала:

- А почему бы вам не поговорить с Лией, она мастерица, может из

топора приготовить пирог. Я вот пришлю её к вам.

На следующий день пришла Лия Львовна.

- Милая, я слышала у вас есть проблемы с праздничным ужином? С

каким-то рыбным пирогом? Ну зачем вам это? Ведь можно приготовить просто, вкусно и оригинально. Ну например, что вы скажете в отношении лукового супа по-парижски, затем грибы с вином в сметане, пирог с сыром и на дессерт - "Наполеон"?!

Мать была сражена. Так началась дружба Наташиных родителей и самой Наташи с Лией Львовной. Несмотря на большую разницу лет, и старая и молодая общались с удовольствием. Лия Львовна любила разговаривать с этой не по годам развитой, полной жизни девочкой, с большими чёрными глазами. Наташа слушала рассказы Лии Львовны с замиранием сердца. Та не мало поездила по свету. Была она женой советского торгового атташе, хорошо знала Париж, Амстердам и Брюссель, бывала на дипломатических раутах, случалось выполняла и спецзадания. В конце 30-х торговый атташе оказался "далеко на востоке", а Лия Львовна отсидев свою "законную" десятку, приземлилась в Егоршино. Конечно её рассказы об Елисейских полях, о Лувре, о Версальских садах и прудах, о соборе Нотр-Дам звучали в Наташином сердце, как сказки "Тысячи и одной ночи" и рождали непреодолимую тоску. Нет никогда мне не побывать там.

Как-то встретив Наташу на улице, Лия Львовна сказала заговорщиским тоном:

- Приходи Наташенька ко мне, скажем, завтра. Приятель прислал

мне посылку и я тебе что-то покажу.

С трудом дождавшись завтра и поскорей выполнив уроки и вымыв посуду, Наташа помчалась к Лие Львовне. Встретив её и усадив, та торжественно внесла и поставила на стол некий аппарат с трубкой и коробку со стеклянными пластинками. Повесив на стену белую простынку, она вставила диапозитив в трубку и включила лампочку.

- Сейчас мы с тобой пройдёмся по Парижу. И начнётся наше

путешествие... с Эйфелевой башни...и двигаться мы будем по направлению... к Триумфальной арке. Итак, мы стоим с тобой у подножия Эйфелевой башни. Видишь вот вход в лифт, сейчас мы с тобой поднимемся наверх... Вот мы наверху и перед нами раскинулся весь Париж.

Это было волшебное путешествие. На стене бедно обставленной комнаты, посреди Уральских гор, из стареньких пожелтевших диапозитивов изливался сверкал, шумел и переливался огнями великий город. Так произошло первое Наташино приобщение к мировой культуре.

Много и интересно рассказывала Лия Львовна своей юной слушательнице. Пока в одно зимнее, вьюжное утро не подъехал к её дому зелённый газик. Двое мужчин сошли с него и вошли в дом. А через час, в сопровождении этих двух, вышла из дому Лья Львовна в накинутой шубёнке и с тощим чемоданчиком в правой руке. Усадили её в машину и увезли "далеко на восток", аж в Красноярский край.

Далеко в себя ушла в своих воспоминаниях Наташа, пока не вернул её к действительности голос бортпроводницы, предлагавшей соки, воды, шампанское, маленькие бутылочки французских вин, сыры и прочие деликатесы. Взяв стакан оранжада и покосившись на мирно похрапывающего Марка, она оглядела соседей. Справа, через проход двое солидных мужчин сосредоточенно склонились над своими лаптопами. На переднем сидении молодая пара, возможно молодожёны, оживлённо шепталась о чём-то, повидимому приятном. Сзади две женщины безъучастно смотрели на экран телевизора. Удовлетворив своё любопытство и поёрзав, устраиваясь, Наташа стала вспоминать своё первое путешествие в Париж, двадцать лет тому назад.

Было это вскоре после последнего цикла химио-терапии. Внимательно вглядываясь в карты анализов и тщательно подбирая слова, профессор Поляк шеф и одновремённо лечащий врач стал объяснять ей, что в данный момент, он не видит необходимости в продолжении лечения. Все анализы отрицательные, опухоли не просматриваются и, на данный момент, он считает что опасности нет. Однако...и он стал нудно напоминать о необходимой осторожности, о том, что курс лечения был по-сути экспериментальным, имеющиеся результаты не столь уж солидны и так далее, и так далее.

Наталья смотрела в окно кабинета, за которым бушевала южная весна, слушала одуряющее пение птиц и понимала одно: жизнь! Я буду жить! Пока...

Вот тогда-то и было решено - поехать на неделю в Париж. Были заказаны заграничные паспорта, собраны скудные денежные ресурсы, куплен зелённый Мишеллин и вот за четыре часа полёта Эл-Ал доставил их растерянных и счастливых в город её мечты. Остановились в маленькой бедной гостинице на улице St-Rock, недалеко от Лувра, кинули чемоданы и вот вечерний, именно сиреневый Париж, принял их и растворил в своих объятиях.

Каждое утро со вздохами разминая уставшие ноги, они спускались в вестибюль, выпивали чашечку вкусного кофе с круасоннами и отправлялись на открытие новых чудес.

От Нотр-Дам до площади Конкорд, через Лувр, Гранд Паллас и сады Тюльери. От Эйфелевой башни до Триумфальной арки, через Елисейские поля, музей современного искусства и площадь де Алма. И всё ногами, и всё пешком. Наталья была ещё слабая тогда и более ста метров без отдыха пройти не могла. Так и ходили: Сто - двести шагов - остановка, и снова...Так по-немногу, шаг за шагом, задыхаясь, взбирались они вместе с двадцатиленими на колокольню Нотр-Дам, бродили по музеям, сидели на террасах кафэ, гуляли в Булонском лесу, любовались фонтанами и садами Версаля.

Приходя в изнеможении к себе в гостиницу и валясь без ног на кровать, Наталья цитировала строки Высоцкого: "...ах Ваня. Ваня мы с тобой в Париже..."

Тогда-то повидимому, с этой парижской поездки и началось душевное возрождение Наташи, после двухлетней битвы за жизнь. Сейчас, оглядываясь назад, трудно было поверить, что смогла выстоять. Проходила тяжелейшие курсы химио-терапии и, возвращаясь с сеанса, садилась за микроскоп продолжая работать в том же гематологическом отделении, где и лечилась. Надо было поддержать семью. Карьера мужа не складывалась, всё было ветренно, неустойчиво. Сын был в армии. И оба они: муж и сын были какие-то незащищённые, хотя гоношились и "делали вид". Немало было пережито. Вдруг молодая врачиха, специалистка по опухолям мозга стала настойчиво предлагать уколы в мозг, от чего Наталья решительно отказалась. В другой раз молодой хирург стал заговаривать об ампутации селезёнки. Ещё были ситуации... Неизвестно что помогло: новый протокол лечения, мужество и воля Наташи или Б-г (муж молился каждый день). А вернее всё вместе. Но как бы то ни было, она стала выздоравливать. И вот "...ах Ваня, Ваня мы с тобой в Париже...".