Евгений Федоровский - Посылка от Марта
* * *
Серое здание на Кайзервильгельмштрассе - министерство авиации. Табличка "Форшунгсамт" у пятого подъезда - служба разведки и контрразведки люфтваффе. Майор Эвальд фон Регенбах, известный среди друзей под именем Эви, повернулся к капитану Зигфриду Коссовски. - Скажите, капитан, что вы думаете об Удете и его окружении? - При всей глупости даже пьяный Удет не скажет ничего компрометирующего. Он абсолютно лоялен. - Может быть, может быть, Коссовски. Но меня интересует не глупый генерал, а его умный адъютант. Вы, кажется, лично знакомы с Пихтом? Расскажите мне о нем. Лень рыться в картотеке. И потом ваш проницательный ум, Зигфрид, откроет мне больше любых характеристик. Вы друзья? Коссовски задумчиво потрогал розовый шрам на виске, потеребил седые кончики усов. Старый и осторожный контрразведчик не любил давать прямые ответы. Но сейчас Регенбах, этот преуспевающий баловень судьбы, очевидно, хотел услышать как раз прямой ответ, и поэтому Коссовски проговорил: - Мы были дружны в Швеции. Пихт сумел оказать там партии, вернее гестапо, ценную услугу. Я участвовал в этой операции, и мы сблизились. Он исключительно приятный в общении человек. С теми, кто ему полезен. С посторонними и подчиненными он резок, пожалуй, даже нагл. Наглость импонирует некоторым политикам. Как развязность дамам. - Он награжден за Швецию? - покачиваясь с пяток на носки, спросил Регенбах. - Нет. После Швеции он был принят Гиммлером. Вознаграждение, видимо, приобрело неофициальный характер. Затем он воевал в Испании в легионе "Кондор". Там и удостоен Железного креста. - Храбро воевал? - Не видел. Я ведь в боях не участвовал. По их словам, все они орлы. - Женат? - Холост. - Родители живы? - Воспитанник сиротского дома в Бремене. - С Удетом он познакомился в Испании? - Нет. В Стокгольме. Они вместе выступали. Удет ввел его в клуб Лилиенталя. - Он хороший летчик? - Его хвалил Вайдеман. Эви засмеялся. - Лоялен? - Он, безусловно, предан партии. Обязан ей всей своей карьерой. И характер у него истинного наци. Ницшеанский тип, если хотите. Обожает фюрера и поклоняется ему. На мой взгляд, искренне. А почему бы нет? Эви не ответил. Раскрыв синий коленкоровый блокнот, он проглядывал сделанные записи. - Вы заметили, Зигфрид, как ловко он топит Хейнкеля? Хейнкеля не любит Гиммлер. - Вы считаете... - Я спрашиваю вас. - Ну что ж, коль скоро он не работает на нас, должен же он на кого-то работать? Ведь кто-то приставил его к Удету. Возможно, гестапо. - Вы мудры, Зигфрид. Но ведь он мог бы работать и на нас? Не правда ли? Как часто вы с ним встречаетесь? - У нас мало общих знакомых. - Напрасно, Коссовски. Таких людей не следует выпускать из поля зрения.
* * *
Рано утром на имперский испытательный аэродром в Рехлине приехали Гитлер, Геринг, генерал Удет. Гитлер был в легком кремовом мундире без галстука и нацистской нарукавной повязки. В этот день состоялся полет одного из первых в мире реактивных истребителей - "хейнкеля-176". Истребитель поразил Гитлера своим видом. Он был очень мал. Гитлер с сомнением потрогал крылья. - Какой размах? - Пять метров, - ответил Хейнкель. - Фюзеляж? - Всего восемьдесят сантиметров. - Как же уместится летчик? - Ему в кабине вполне удобно. - Хейнкель кивнул пилоту-испытателю Варзицу, и тот, откинув фонарь, сел в кабину. У этого самолета-малютки не было винта. - Вы надеетесь, эта штука полетит? - спросил Гитлер, отходя от самолета. Свист и грохот запущенного двигателя заглушили ответ. Из хвоста вырвалось длинное белое пламя. Самолет помчался по бетонке... Через минуту запас топлива и окислителя кончился. Самолет остановился посреди аэродрома, его отбуксировали в ангар. - Этот самолет станет королем истребителей! - воскликнул Геринг. - В воздушной войне ему не будет равных! - Брось, Герман, - поморщился Гитлер и повернулся к удрученному Хейнкелю. - Благодарю вас, доктор. Ваш самолет мы поставим в музей...
* * *
- Господин директор, вас вызывает Берлин. Мессершмитт поднял тяжелую черную трубку, поворочал языком во рту. Так спринтер, разминаясь перед трудным стартом, имитирует бег на месте. А разговор с Берлином - трудный разговор. Короткий, но трудный... - Мессершмитт слушает. Хайль Гитлер! Кто? Пихт? Слушаю, Пауль! Да? Не знал... Вот оно что! Старый стервец!.. Понимаю... Жду... Ценю... Вас понял. До свидания. Некоторое время Мессершмитт прислушивался к приятному баритону адъютанта генерала Удета, который не преминул сразу же сообщить об испытании Хейнкелем новой машины из Берлина в далекий баварский город Аугсбург, где у Мессершмитта были основные заводы. Потом он положил трубку, легко (окрыленно, записал бы его секретарь) поднялся с кресла, подошел к огромной, во всю стену витрине. За прозрачными до невидимости, без единой пылинки стеклами выровнялись, как на параде, призы - массивные литые кубки с немецких ярмарок, элегантные статуэтки с позолотой, вазы итальянских и швейцарских мэрий, кожаные тисненые бювары - свидетельства о рекордах. "Вся жизнь на ладони", - с удовольствием подумал Мессершмитт, вышагивая вдоль витрины. Он взял в руки последний, самый ценный, отобранный у Хейнкеля кубок за мировой рекорд скорости - 755 километров в час. Рекорд, установленный на его лучшей модели Ме-109Р каких-нибудь два месяца назад. "Но все это только прелюдия, красивая прелюдия, не больше, - подумал Мессершмитт. Настоящая авиация лишь зарождается. И начну я". Он позвонил секретарю, попросил немедленно вызвать профессора Зандлера. Вилли Мессершмитт посторонним казался угрюмым и злым человеком. Видимо, виной этому была привычка при разговоре смотреть на собеседника исподлобья. Почти двухметрового роста, худой, большеголовый, с угловатыми чертами лица и острыми глазами, конструктор заставлял робеть всех своих служащих. Сосредоточенный, молчаливый парень, увидев в 1910 году первый аэроплан Блерио, поклялся научиться делать такие же самолеты. Он голодал, клянчил деньги у богатых фабрикантов, изобретал, учился, терпел неудачи, но шел напролом к своей мечте. Мастерская, заводик, завод, концерн... "Мать Германия, в блеске стали на твою мы защиту встали. Сыновьям своим громом труб ответь, за тебя хотим умереть..." - теперь тысячи пилотов с этой песней устремляются в небо на его, Мессершмитта, самолетах. В сумятице двадцатых годов, среди послевоенной накипи, всплыла фигура некого человека с челкой и усиками, с глуповатым, типичным для второгодника лицом, истеричными глазами. Вилли Мессершмитт стал служить ему. Гитлер давал деньги, Мессершмитт строил самолеты, облюбовав для своих заводов небольшие провинциальные города в Баварии - Аугсбург и Регенсбург. Четыре года назад сошел с конвейера "мессер-шмитт-109" - самый удачный истребитель из всех построенных ранее. На нем стоял мотор Юнкерса "Юмо-210" мощностью 610 сил. Но бои в Испании заставили Мессершмитта улучшать машину. Он установил мотор "Даймлер-Бенц-601" мощностью 1100 сил. Требовалось более сильное оружие - конструктор заменил мелкокалиберный пулемет на автоматическую пушку. И когда в пикировании "Мессершмитт-109Е" попал во флаттер, конструктор впервые почуял, что поршневой самолет исчерпал себя в смысле возможностей дальнейшего прогресса. Выход из тупика открывал реактивный самолет. Он переманил от Хейнкеля профессора Зандлера, специалиста по реактивной авиации, который еще делал первые шаги, но уже выделялся смелыми открытиями в аэродинамике крыла. Специально для Зандлера Мессершмитт учредил в своей фирме отдел реактивной техники, условно назвав его "Проект 1065". Испытательный аэродром в Лехфельде неподалеку от Аугсбурга он отдал этому отделу и теперь ждал, когда оттуда приедет начальник и конструктор "Проекта". Зандлер вошел в кабинет с неестественно натянутым лицом. Чувствовалось, что перед дверью он не без труда придал ему выражение равнодушной заинтересованности. Обычно сутулый, он старался держаться прямо. "Трусит, - решил Мессершмитт, - трусит, оттого и пыжится. А чего трусит? Ведь талантливый конструктор. Ясновидец. А трусит". - Послушайте, Иоганн, - начал Мессершмитт, не присаживаясь и не предлагая сесть Зандлеру, - что-то вы давно не приходите ко мне с новыми идеями. Устали? Или не верите в проект? - Господин директор... - Вы не уверены в идее или возможности ее экономного решения? - Господин директор... - Или вас тяготит отсутствие официальной поддержки? Или вы боитесь, что вас обгонят? - Господин директор... - Нас обогнали, Зандлер, нас обогнали почти на год, а может, и на два. Вчера, Зандлер, ваш старый приятель профессор Хейнкель демонстрировал фюреру свой новый истребитель. Реактивный истребитель, Зандлер! - Вы шутите, господин директор. Этого не может быть! - Почему же, Зандлер? Не обещал ли Хейнкель подождать, пока вы раскачаетесь? - Господин директор, я убежден... - Я пошутил, Зандлер. Машина, которую Хейнкель привез в Рехлин, совсем не истребитель. Это просто кузнечик. Прыг-скок. Прыг-скок. Кузнечик, Зандлер. Но это кузнечик с жидкостно-реактивным двигателем. Вот так-то, господин профессор. - Значит, первое слово уже сказано? - Это не слово, Зандлер. Это шепот. Его никто не расслышал. На Гитлера кузнечик не произвел впечатления. Разве что рассмешил. Хейнкель, как всегда, поторопился. Ему придется свернуть это дело. Заказа он не получит. Мессершмитт позволил себе заразительно рассмеяться. - Мне только что позвонили из Берлина, Иоганн. Нам предлагают форсировать разработку "Проекта 1065". Но, Иоганн, пока мы не вылезем из пеленок никаких субсидий! На наш риск. Завтра вы представите мне вашу, я подчеркиваю, вашу, а не финансового директора, проектную смету. И график, Иоганн. Разбудите своих ребятишек! - Пойду обрадую их. - Идите, Иоганн. Да, постойте. Вы понимаете, конечно, что до начала летных испытаний о характере "Проекта 1065" не должен знать никто, я повторяю, никто, кроме инженеров вашего бюро.
