Федор Кнорре - Орехов
Они закусили. Он лежа медленно жевал, а Вовка вертелся на стуле, поглядывая в окно.
- Чего она меня блинами угощала, знаешь? Опять ей причудилось, что Монька в колодец вякнулся. Завелась на всю-ю катушку! И вот мотается, как кошка угорелая. После отыскался, вот обрадовалась! Псих. Сдохнешь от нее! Он хихикнул и покосился на Орехова. Убедившись, что рассказ успеха не имел, задиристо спросил: - А что, не псих, скажешь? Ну скажи? Не псих? Не псих?
- Псих, - сказал Орехов медленно, - это кто сдуру чудит.
- Ну ясно, - внимательно слушая, сказал Вовка.
- А тут, может, вовсе другое.
- Какое такое другое?
- Не наше с тобой дело какое... А вдруг, например, когда-нибудь в колодце она уже видела что-нибудь?
Минуту Вовка сопел, все медленнее прожевывая хлеб с колбасой.
- Не Моньку?
- Не Моньку.
- А ты не выдумал?.. А чего он туда полез, дурак?
- Почем я знаю... Едва ли чтоб сам полез.
- Фашисты? - прошипел Вовка, широко открывая глаза. - Верно я говорю? - И рассеянно принялся за колбасу, безброво хмурясь, озабоченно что-то прикидывая в голове.
Немного погодя он увидел из окна отца:
- Является, бродяга... Гляди, и не торопится!.. - И не спеша пошел встречать.
Орехов налил себе еще около полстакана, отпил немного и опять стал ждать, но ему опять помешали. Тут же Вовка вернулся, веселый, сияющий:
- Папка выпивши и еще с собой принес. Чудит! Пошли к нам в гости.
- Нет, я полежу, - сказал Орехов.
Вовка неохотно вышел.
К этому времени Софья Львовна вспомнила наконец, что все еще не отдала чужое письмо, и постучала в дверь.
- Вы уже дома?.. Так вам тут письмо.
Не вставая с кровати, Орехов попросил подсунуть письмо под дверь и услышал шелест бумаги на полу. Голубоватый квадрат скользнул и остался лежать, и он даже не подумал идти его подбирать, не могло быть ему никаких интересных писем, только приподнялся на локте, отхлебнул из стакана, откинулся на мятую блинчатую подушку и опять стал ждать.
Дверь распахнулась, и, дружно держась за руки, шумно ввалились Вовка с Дрожжиным.
- Чего же это ты? От нашей компании отбиваться, бирюк! А?.. дружелюбно погрозился Дрожжин.
- Я полежу, - сказал Орехов, слегка помахав кистью руки вместо приветствия. У него уже начинало отходить на сердце, и теперь хорошо было бы подумать в одиночестве. - Полежать хочется.
- Ну, мы твои гости! - покладисто согласился Дрожжин. - Вовка, марш за припасами, все сюда! Живо!
Вовка стрелой выскочил за дверь.
- Все-таки при мальчишке хлебать эти прохладительные напитки... - вяло поморщился Орехов.
- Ой, грех... - смеясь, замотал головой Дрожжин. - Вот перееду в коттедж-особняк, начну напитки принимать исключительно в своем скромном холле, а Вовку, чтоб не портился, каждый раз буду запирать в сортире...
Вернулся Вовка, прижимая обеими руками к груди и сверху придерживая подбородком кулек с пряниками и коробку с печеньем. От старания не разронять и от удовольствия язык у него был высунут, он гордился тем, что отец, когда возвращался выпивши с получки, притаскивал ему груду пряников, печенья. Вовка только и жил в полное свое удовольствие, когда отец был выпивши, ждет не дождется каждый раз такого дня, ладно еще, что ждать-то не долго приходилось, и тогда уж у них начиналась дружба, пряники и веселье до самой ночи.
Письмо, которое Вовка при входе задел ногой, с легким шуршанием скользнуло на середину комнаты.
- Письма у тебя по полу валяются, - сказал Дрожжин и вдумчиво стал разливать в стаканы, аккуратно поровну.
Вовка выложил на стол припасы, раздал каждому по прянику, а себе, как непьющему, вытащил сразу два.
- Нераспечатанное! - сказал Дрожжин, закусывая пряником и издали разглядывая письмо. - Давай я прочитаю, если тебе тяжело. Вовка, подай!
Вовка поднял письмо с полу, и отец протянул к нему руку.
- Не твое, не лапай! - сказал Вовка отцу и отдал письмо Орехову.
- Ладно, успеется! - равнодушно, не глядя даже на конверт, Орехов отложил письмо на стол.
- А может, что интересное? Срочное какое-нибудь? - Дрожжин сам усмехнулся такому предположению. - Может, тебя восстанавливают на прежней ответственной должности, а?.. Вот это бы да!
- Поди ты... Неужели ты воображаешь, что я мечтаю?
- В случае чего, ты тогда меня с Вовкой к себе в секретарши возьми.
- Будет трепаться-то! - с удовольствием слушая, снисходительно усмехнулся Вовка. - Завелся!
- Я у двери сяду и пойду от посетителей отлаиваться: "Вы куда претесь, гражданка? Товарищ Орехов совершенно занятый для разговоров с вами!.. Товарищ Орехов проводит важное совещание!" - а ты в это время сиди за дверью, бутерброды с разной начинкой кушай, кофием запивай...
- Не был я таким. Это в "Крокодиле" рисуют, отвяжись ты от меня.
- Ага, мне тоже не верится, - вдумчиво разглядывая стакан в своей руке, Дрожжин вздохнул. - Не верится, что ты каким-то там... этим... работником был.
- Мне тоже не верится.
- А не снится? Во сне?
- Нет... Так, кое-какая сволочь снится.
- Это сон в руку... Возьми нашего черта. Это начальник? Он же ни в зуб ногой! Техники не нюхал, а только может свободно всякие слова употреблять из техники... и то другой раз невпопад!
Орехов молчал и думал прежнее. Снова видел двор, куда он вышел после того заседания, дождик и черные лужи под ногами, темный вечер, и машины одна за другой зажигают фары, урчат остывшими за время ожидания моторами и одна за другой разъезжаются, двор пустеет. И он остается один.
Дрожжин повертел письмо перед собой и сказал:
- Нет, тут тебе повышения не предвидится. Ну почитай! Личное.
Орехов нехотя принял конверт, который тыкал ему в руки Дрожжин, осмотрел его с обеих сторон, нахмурился, медленно надорвал с угла и вытащил листок, исписанный крупными круглыми буквами. Посмотрел вблизи, потом, отодвинув листок подальше, опять пригляделся и криво усмехнулся. Хмыкнул и слегка помахал бумажкой в воздухе.
- Скажите пожалуйста!.. Письма мне стала писать!.. Вот до чего!..
Потом он быстро пробежал глазами письмо, нахмурился, сразу же перечел его еще раз - оно было совсем коротенькое, - быстро сел на койке с письмом в руке, точно собираясь вскочить и бежать, но остался сидеть неподвижно.
Дрожжин, внимательно к нему приглядываясь, сочувственно сказал:
- Это от бабы!
- Нужны мне твои бабы.
- От бабы! Зачем отрекаешься, когда я вижу.
- Какая там баба... От жены.
- Ух ты!.. У тебя, оказывается, и жена есть? Вот это да!.. Как же это понимать?.. Вроде как у меня?.. Ты что? Алименты платишь?
- Ну, плачу, отвяжись.
- Все ясно. Ай-ай-ай!.. Знаешь, тогда давай мне, я прочитаю и дам тебе совет... Не даешь? Не надо, не давай. Я тебе так все скажу, что там написано. - Он задумался, сильно морща лоб, так что даже уши зашевелились, и разом просиял: - А вот что: "Пришли мне, котик, еще деньжоночек!" Ну, скажи, не угадал?
Орехов пожевал губами, поморщился, сплевывая приставшую табачную крошку.
- Насчет котика не угадал.
- Не надо котика! - покладисто согласился Дрожжин. - А про деньги? Точно! И все они одна в одну, одна в одну!.. "А не пришлешь, буду жаловаться в партийную организацию!" Так?
- Пальцем в небо.
- Ага, нет? Тогда, значит, скорей всего, она пишет, что по тебе соскучилась! Опять нет? Тогда: "Ах, скучаю, тоскую, помираю, пришли мне срочно всю зарплату без вычетов". Ну, признавайся! Я же не для смеха, я тебя утешить, я помочь тебе хочу. От души, как человеку. А?
- Да, денег просит.
- Как в одной форме их всех штамповали! Все выманит из человека, выжмет досуха, и тогда ей тебя не надо, хоть кидайся из окна головой в помойку!
- Я ей и так не нужен.
- А это она лучше твоего знает, а все равно выманивает! Алименты взыскивает? Закон! Но на этом точка! И дальше не поддавайся! Один раз поддашься, они и пойдут, и пойдут!.. И над тобой же потешаться будут.
- "Они"-то кто?
- Она со своим хахалем!
- Это еще откуда?
- Нет, ты меня убиваешь! С какой полки ты свалился? Ты сколько лет ее не видел, свою бабу, и воображаешь, она там сидит у окошка, кулаком подперевшись, тебя дожидается? Охти!
- Ничего я не воображаю. Мне дела нет, а ты чего надрываешься?
- Как не надрываться! - Дрожжин отчаянно всплеснул руками. - Я сочувствую! Она у тебя что? Горбатая? Кривая?
- Я уж и позабыл. Не помню, какая она.
- Была бы горбатая, ты бы не позабыл. Нет, она молодая, и ты ее такие предательские строчки читаешь, и душа в тебе киснет! Ты размякнуть готов! Ты на меня посмотри: перед тобой человек, пострадавший от слабости! Сгубил жизнь свою, и семейную, и личную, и теперь не могу на тебя спокойно глядеть, как ты спотыкаешься над той самой ямой! В какую я нырнул по самые уши, и вот сидим с Вовкой!..
- Ладно, меня ты не впутывай! - равнодушно пробурчал Вовка с набитым ртом.
- Помалкивай, дурачок, - грустно сказал Дрожжин. - Ты ничего этого не слушай. Или забывай тут же.
- Ладно, забыл уж. Ты чего повеселей заводя.
- Да, да, самое веселенькое! Скажи мне, Орехов, почему это такое Пушкин свою жену знал: "Мой ангел!" А у нас нет другого, как "Моя баба!". И кто тут прав?
