Избранное. Том первый - Зот Корнилович Тоболкин

– Шныряешь тут... Кто звал?

– Сама приплыла, – Домна опиралась на весло, подле кустов приплясывала на волнах лодка. – За тебя тревожилась. В этаком корытце рискуешь...

- В корытце?! – обиделся за калданку Ремез. – Да остяки в ней при любой погоде ходят. Плыви домой и не мельтеши тут!

– Домой? – по лицу женщины пробежала лёгкая тень. Не ждала такой встречи. – Я ноне Домна бездомна.

И Ремез вспомнил, как их несло, всё вспомнил, и виновато потупился, точно не Иртыш, а сам он украл у неё домину.

– Не горюй... Спадёт вода – избу обратно счалим. Сам поставлю её на прежнее место. – Он принял её руку и не без усилия вырвался из ила.

– Эх, Сёмушка! Это горюшко – не горе. А другое лишь ты утолить в силах... – И руки Домнины пали на его плечи.

Солнце над тополем качнулось, словно подсолнух на ветру. Долго оно качалось. Когда устоялось, Ремез отряхнулся и пробурчал:

- Запамятовал, сколь шагов отсчитал. Придётся в обрат шагать.

– Айда вместях. Двоём-то, поди, не забудем.

Шли, ступая след в след, он – в сапогах, она – босая.

– Триста сорок, триста сорок один, триста сорок два...

Подле Иртыша вновь сбились со счёта. И ещё не раз сбивались, пока солнышко не ушло на закат.

– Спешит куда-то, – вздохнула Домна. – Могло и погодить часок.

Натворил дел Ремез: весь Тобольск, словно муравейник. Тысяч с пятнадцать в городе жило: сыны боярские, дворяне, драгуны, стрельцы, казаки, посадский и ремесленный люд... Воевода всем указал явиться к парому, кому пешими, кому конными. Слободы ремесленные опустели. Знаменитые мастера дел золотых и серебряных, скорняки, медники, кузнецы, оружейники, косторезы, каменщики и плотники – все ныне равны, все землекопы.

Иртышовы дети, – балагурил Тютин, вечор опять с кем-то подравшийся. – Как и он, землерои...

Альдерман[18] ремесленных Федот Пешнев заупрямился было: «Сход у нас сёдни! Подряды делим». Воевода, побурев от ярости, на него так посмотрел, а затем и цыкнул, что у бедняги душа зашлась.

– Подряды?! А что река город рушит, вам ништо, горлохваты? То пожары, то наводнения... От Тобольска скоро ничо вовсе не останется... Крепить берег надо, и весь сказ! Не явитесь – в яме сгниёте.

Явились все – с лопатами, с топорами, баграми. К осыпям уж колья везли. Посад верхний рушился. В промоину, вниз три дома провалились.

– Укреплять надобно, и немедля, – подтвердил Ремез.

Был он угрюм и рассеян. Эта спешная, но замедленная и неспорая работа отвлекала его от главного, заветного дела: роились в голове рисунки и чертёжные наметки крепости, башни и переходы... Будут стены, коих и огонь ни вода не возьмёт!.. Но допреж укрепить ползущий вниз грунт, спасать дома... Людей успокоить...

А толпа внизу гудела. Альдерман заюлил, голос сделался сладким:

– Я к тому, что мастерские все станут! Долго ли отвлекать умельцев?

– Я, смекаешь, хуже тебя умелец? – осадил его Ремез, потом ткнул пальцем в Тютина: – А он? А те? Они тоже умельцы!

Из «Подкопая», ближнего кабака, вырвалась разгульная песня:

В «Подкопае» кто-то дверь головою вышиб, выпал на улицу, за ним другой, третий. Все под озорную кабацкую приговорь. Вот и сам целовальник пробороздил носом землю. За ним довольный и, как всегда навеселе, выбрел, пошатываясь, Вася Турчин.

– Бражничаешь, Василий? – сурово подступил к нему воевода.

– Не, – покачал кудлатою головой сын дворянский, владелец стекольной и медной фабрик. – Для Тобольска радею.

– Как?! – не понял его воевода, но хмурь сошла. Знал, Турчин без проказ не может.

– Кружала волей твоей закрываю, – подмигнул Турчин. Воевода и в уме не держал кабаки закрывать.

– Два уж закрыл. Этот третий. Питухов и целовальников – в земляные работы. Ведь так ты велел?

– Так, воистину так, – поддержал охотно воевода, который об этом не подумал. Но следовало бы. Озорует Турчин, а не без смысла.

– Закрываешь? – попрекнул Турчина Васька Крот, которого Турчин из кабака вышиб. – Про свои фабрики, небось, запамятовал?

– Про свои?! – взвился Турчин, и Крот испуганно юркнул в толпу. – Своих я поднял в первую голову! Кто тут турчинские, выходь!

Из толпы вышло человек сто.

– Гляди, таракан запечный! – Турчин притянул к себе двух ближних мастеровых. – Народ совестливой у меня! Три бочки пива после работы, – но, увидав, что работники обещанным угощением не слишком довольны, набавил: – И по ковшу медовухи!

– Так-то лутче, хозяин!

– Он у нас не скупой!

– Нет, чо уж! Сам пьёт и другим в рот не заглядывает.

– Тароват!

– А где голова кабацкий, Трофим Злыгостев? – спросил воевода.