Парадизо - Франческа Сканакапра
Жилище Сальваторе в сарае тети было спартанским – матрас, стол и полка из ящика из-под овощей, прибитого к стене, в котором хранились его жалкие пожитки. Сальваторе потерял все, когда разбомбили их ресторан, поэтому его единственным имуществом было то, что он взял с собой, когда ушел на войну, – помазок, полрасчески, небольшая жестянка для мелочи и книга о житии святых, которую он постоянно перечитывал. У него остались две фотографии – погибшего брата и миловидной полненькой девушки.
– Кто это? – спросила я, показывая на фотографию девушки.
– Кармела, – со вздохом ответил Сальваторе. – Она была моей любимой.
– Так это о ней ты поешь?
– Да. Песня старинная, но слова до странного подходящие. Ее будто специально для нас написали.
– Кармела тоже погибла?
– Надеюсь, что нет. Надеюсь, она счастливо живет в Неаполе и нашла хорошего мужа.
– Так почему она больше не твоя любимая?
– Ой, тут история долгая. Неаполь – город непростой, ссоры в нем никогда не забываются. У наших семей в прошлом были разногласия. Родители Кармелы считали, что она может найти мужа лучше меня. Они правы, и, надеюсь, она такого нашла. Теперь Кармела – моя закладка, – проговорил Сальваторе и, поцеловав фото, спрятал между страницами книги о святых.
Рядом с ящиком Сальваторе устроил небольшое место поклонения погибшему брату – поставил цветы и папоротник вокруг фотографии и почтовой открытки с Богоматерью Кармельской. Карточка была мятая и выгоревшая, но Сальваторе уверял, что именно молитвы Богоматери спасли ему жизнь во время войны. Открытку эту он с самого начала носил в кармане. По его словам, Богоматерь очень почитают в Неаполе. Каждый год в июле в ее честь люди идут по городу большим крестным шествием, а вечером устраивают салют.
Проходя мимо открытки, Сальваторе неизменно осенял себя крестом и шептал слова благодарности Богоматери. Из уважения к нему я следовала его примеру.
Глава 6
С супружеской кровати папа переместился на отдельную в углу кухни. Из-за скрюченной позы и повторяющейся резкой боли спать на одной кровати с мамой для него стало невозможно. А я выросла из ящика для одеял, поэтому заняла освободившуюся половину двуспальной кровати.
Меня укладывали спать в девять. Мама на цыпочках входила в комнату около десяти и, прежде чем улечься рядом со мной, садилась на краешек кровати, опустив голову и сплетя пальцы, лежащие на коленях.
– Что ты делаешь? – спросила я однажды.
– Молюсь, – ответила мама. – Засыпай.
Проведя много времени в монастыре и получив ответ на свои молитвы, я считала себя кем-то вроде специалиста по молитвам.
– Молиться нужно на коленях, – прошептала я.
– Необязательно.
– Сорелла Маддалена говорила, что нужно опуститься на колени и покрыть голову.
– Это только если молишься в церкви.
– О чем ты молишься?
– Это между мной и Иисусом.
– Можно мне тоже помолиться?
– Конечно. Просто закрой глаза и молись, пока не заснешь.
– Я должна сесть, как ты?
– Нет. Лежи как лежишь.
– Можно мне помолиться о том, чтобы папина спина стала нормальной?
– Нормальной она не станет. Но ты можешь молиться о том, чтобы она меньше болела.
– А ты уже молилась о том, чтобы она меньше болела?
– Я молюсь об этом каждый день.
– По-твоему, это помогает?
– Спи! – сказала мама, строго посмотрев на меня в тусклом вечернем свете, и снова склонила голову.
Я понимала, что не стоит сердить маму, но слова сорвались с языка раньше, чем я успела их остановить:
– Но Иисус же воскресил Лазаря[10], верно?
Я знала, что воскресил, потому что нам об этом рассказывала сорелла Маддалена.
Мама не ответила.
– Это ведь Бог дал Ему силу на воскрешение? Если Иисус может из мертвых воскресить, то вылечить человеку спину ему труда не составит.
Мама снова промолчала.
– Я молилась о том, чтобы война кончилась, и это случилось, – сказала я. – Думаю, моя молитва помогла.
Я лежала не шевелясь, и у меня возникали все новые вопросы.
– А могу я молиться о том, чтобы войн больше не было? Не хочу снова ехать в монастырь.
Мама прервала свою медитацию:
– Дело не только в тебе.
– А если я помолюсь и о том, чтобы Ритин папа скорее вернулся домой?
– Да, вот об этом молиться стоит. Молись, чтобы он вернулся сильным и в добром здравии. А потом спи!
Рита совсем пала духом. Дежурить у дороги без всякого толку понемногу надоедало. Большинство солдат уже вернулись домой и теперь по дороге их проходило все меньше. Бывали дни, когда мы не встречали никого. И ни один солдат больше не останавливался в «Парадизо».
– Наверное, он не вернется, – горестно сказала Рита.
– Твоя мама обещала, что вернется. Она сказала, что получила письмо от правительства.
– Может, там напутали.
– Она сказала, что твой папа далеко отсюда, что поездов там нет, поэтому ему придется возвращаться домой на корабле.
– А вдруг он не может найти дорогу домой? Вдруг он потерялся? – Рита чуть не плакала.
– Хочешь мою куклу? – предложила я.
– Нет, я хочу к папе.
Я сидела рядом, не зная, как помочь ей, и радуясь, что моего папу воевать не отправили.
Мы сидели у канавы, свесив ноги. Отсюда просматривался большой участок дороги. Северная дорога в одну сторону вела к Пьеве-Санта-Кларе, в другую – к соседней деревне Маццоло, дорога была идеально ровной. Намостили ее поверх древней римской дороги.
Вдали показался силуэт путника, и я даже на таком расстоянии определила, что это солдат. Я разглядела хаверзак, перекинутый через плечо.
– Может, это твой папа, – предположила я, постаравшись вложить в голос побольше надежды.
Рита подняла взгляд, покачала головой.
– Это не он, – печально пробормотала она. – Не думаю, что он когда-нибудь вернется.
Я не знала, что еще сказать, чтобы утешить подругу, поэтому просто наблюдала, как солдат приближается к нам.
– Здравствуйте, девочки, – сказал он.
Обычно Рита тут же начинала расспросы, но сейчас молчала. Это было грубо, и я быстро заговорила:
– Простите, синьор, но, может, вы знаете Луиджи Поззетти? Это папа моей подруги. Мы ждем, когда он вернется с войны.
Солдат поскреб подбородок и надолго задумался.
– Может, и знаю, – наконец сказал он. – Как выглядит этот Луиджи Поззетти?
Рита встрепенулась.
– У него усы! – воскликнула она.
– Ясно. – Солдат провел пальцем по своим усам. – А какие у него усы?
Рита ответила, что не знает.
– Как
