Господи, напугай, но не наказывай! - Леонид Семенович Махлис
С приходом мирной жизни стал разыскивать старших дочерей. Только в 1925 удалось разыскать Марусю. Впоследствии она стала учительницей, вышла замуж за офицера Андрея Калашникова и после войны уехала с ним на Курилы. Катя умерла от голода.
Власть в долгу перед Василем не осталась. Харьковские врачи признали его инвалидом и рекомендовали поселиться где-нибудь подальше от шума городского. Вспомнил про Сватово. А тут как нельзя кстати благодарная власть пожаловала ему орден Ленина, отобранный у кулака дом и гектар земли. Единственный еврей в украинском местечке, Василь был окружен почетом и уважением местных жителей. Жизнь среди крестьян доставляла ему удовольствие. Он не переставал подтрунивать над родственниками-горожанами, которых любил собирать в своем доме. Как-то, готовясь к многолюдной трапезе, притащил с рынка полдюжины кур. Подоспевших на помощь братьев он к ним близко не подпустил:
— Вы все городские, вы курей мучаете, вы их режете. От я вам покажу, как с птицей обращаться.
Поставил посреди двора колоду, наточил топор. Шарах! И вот куриная голова по земле скачет, не успокаивается.
Все уговаривал братьев последовать его примеру и перебраться жить в деревню. Очень старался. И преуспел. Получил как-то от сестры Клары тревожное письмо. Врачи обнаружили у Левы рак. Недолго думая, Василь снялся и поехал в Харьков. Собрались все у Клары. Василь обнял брата:
— Ну шо ты так похудел? Пойидэм до мэнэ у Сватово и ты забудешь шо це рак такий е.
И точно — перебрался Лева к брату, про хворь и думать забыл, в четвертый раз женился, переехал жить к жене Матрене.
— Ну шо, Левка, и де той рак делся? — гоготал Василь.
Было, и о чем вспомнить братьям — уж больно схожие были судьбы. Лева был на два года моложе, высокий, черноглазый, с кавалерийскими усами и гусарскими замашками. От женщин отбою не было. В Первую мировую чудом уцелел. С первых же дней войны отличился в Галицийском сражении и осаде Перемышля. Счет потерь обеих сторон уже шел на сотни тысяч. Но после Горлицкого прорыва в июне 1915 года Лева Кривонос, пройдя ад мировой бойни, оказывается в германо-австрийском плену, разделив участь полумиллиона российских солдат. Русские были выбиты из Галиции. Кадровый состав, наспех сколоченный, был укомплектован в основном из необученных ратников ополчения или людей, давно забывших военные навыки. Уже в самом начале военных действий в бой были введены многочисленные резервные части, которыми командовали офицеры, с трудом читавшие карты. Деморализация русской армии, в которой историки любят обвинять только большевиков, достигла небывалых масштабов. Единственное, что еще заставляло эту массу людей нести боевую службу, — это привычка повиноваться приказам. Поэтому плен для них означал жизнь.
Лева Кривонос пишет матери успокоительное письмо, которое начиналось словами «Слава Богу, я попал в плен». Но не таков был 20-летний Лева Кривонос, чтобы свободой расплачиваться за жизнь, тем более, что австрийский плен — не сахар. Наспециализировавшиеся на поражениях и потому страдающие комплексом неполноценности австрийские служаки всех рангов не отличались милосердием по отношению к русским. Их жестокость испытал на себе не только вооруженный противник, но и мирное население, заподозренное в «москвофилии» еще до начала Галицийского наступления. Во время суматохи вокруг Карпатской операции, вынудившей 22 марта 1915 года капитулировать 120-тысячный австро-венгерский гарнизон Перемышля, Леве Кривоносу удается выскользнуть из концлагеря. Бежал, покуда хватило сил. Но через два дня угодил прямехонько в руки австрийского разъезда. На этот раз дело обернулось настоящей бедой. В соседнем селе был полицейский участок, специально приспособленный под сборный пункт для беглецов и прочих политических «преступников» и «шпионов». Тех, кому удавалось избежать виселицы или штыка, ожидала отправка в ближайшую уголовную тюрьму, а оттуда — в Терезиенштадт. В камере Леву встретили еще пять товарищей по несчастью. Следствие длилось два дня, после чего всем шестерым зачитали приговор, один на всех. На расстрел повели два молодых поляка. Уже на ходу осужденные сговорились при первой возможности разбежаться, кто спасется — спасется. Выбора не было. Из шестерых спаслись двое — некто Барклаев и Лева. Остальных достала конвоирская пуля. История попала в австрийские и русские газеты. Были перечислены имена беглецов и сообщалось, что все шестеро убиты. Это известие достигло семьи Кривоносов.
— Зинделе майн, зинделе майн! — разрыдалась Гителе Кривонос, похоронившая к этому времени пятерых из десяти детей. А теперь вот самый любимый — Левочка. Она бережно хранила газету с жуткой новостью. Гителе почти, было, смирилась с судьбой, когда одним прекрасным утром в окошко их подвальной комнаты вдруг тихо постучали.
В селе Сердица силы Леву окончательно покинули. Отдышавшись, доковылял до крайней хаты села и постучал. На пороге появился мужик с топором — много всякого люду озорничало в округе. Лева не лукавя выложил ему о себе все как есть. Хозяин впустил его в хату. Он оказался местным пекарем, сочувствующим большевикам. Он спрятал Леву в подвале, а когда обстановка прояснилась, и линия фронта вновь продвинулась на Запад, снарядил Леву в дорогу. Через несколько дней Кривонос «украл границу» и, с Божьей помощью, добрался до Харькова. Постучав на рассвете в окошко родительского дома, он увидел растерянное лицо младшего брата Матвея. Гителе еще спала, Зельман был в отъезде, а Клара еще до войны вышла замуж и переехала к мужу. Моисей, освобожденный от военной службы по здоровью, уехал за какой-то надобностью в Киев. Он был глубоко верующим молодым человеком и все свободное время уделял молитвам. Впрочем, религиозность уживалась в нем с передовыми идеями. Вперемежку с Торой, он почитывал и еретические книжки. Благодаря книжкам в один прекрасный день Моисей «прозрел» и, вслед за старшими братьями, вступил в большевистскую партию, из которой спустя много лет он выбыл, но не по собственной воле, а опять же за ересь, а именно — «за троцкизм». При родителях сыновью вахту нес лишь 17-летний Матвей. Он выбежал во двор, и заикаясь от неожиданной радости, сообщил Леве, что его считают погибшим, и ему нельзя в дом, не подготовив предварительно маму, — сердце не выдержит. Матвей спрятал брата в сенях и побежал готовить мать к встрече с воскресшим сыном.
Так или иначе, но из кровавого круговорота событий начала века все Кривоносы вышли живыми, впереди их ожидало неимоверно светлое будущее.
Во Вторую мировую уже никто не остался дома. Ушла на фронт добровольцами и вся молодежь, юные, семнадцатилетние мальчишки — Владимир (сын Моисея), Гриша (сын Матвея), Зяма (сын Клары). Никто из них не вернулся
