Полунощница - Надя Алексеева
Семен вышел на воздух.
На крыльце церкви грелись старики. Сумасшествие у них привычка. Им уже ни к чему обретать нормальность. Каждый день талдычат друг другу о своих деревнях. В отличие от баек «боевых» инвалидов с Центрального, войны в их рассказах не было. Только пашни, запруды, плесы, грибы, колдобины, грабли, сенокос, крынки молока, доярки. Войну их сознание вытеснило, так, кажется, это называется.
Стены церкви были в привычных царапинах: «Витек + Люся», «Иван», «Тамбов». Дверь болталась на одной петле – никто не собирался ее ремонтировать, пока не придумали идеологии для этого места. Для собраний в церкви было слишком гулкое эхо, хорошо ложилась только песня. Прям под потолок взлетала – санитарки тут спевки устраивали раньше. Теперь им мешал сквозняк. Старели, наверное. Или надоело.
У мостков, соединяющих психушку с Центральным, привычная компания. Полосатые пижамы, щербатые улыбки, дурацкие позы. Вроде бы каждый из тех, кому «показана рыбалка», занят делом. Только ни один ничего не выловит. Пузатый, выворотив в церкви высокий крест, бил им по воде, как ломом прорубь освобождал. Отложив крест в сторону, запахивал пижаму, приплясывал, снова брался за дело.
Другой, совсем старик, сидел на камне и плакал. Голова косо перебинтована. Еще живой, значит: неделю назад крыса ночью цапнула старика за ухо, отхватила мочку. На Центральном люди шумели больше, стучали костылями, резались в домино, курили. Танцы опять же. У Васьки был пистолет, из которого он застрелил одну хвостатую. Крысы побаивались. А тут – наводили свои порядки. Зимой Семен видел, как, подпрыгнув, крыса выхватила бутерброд у одного юродивого изо рта. Тот не заметил даже, куснул воздух и до вечера всем жаловался на зубную боль. Цапле про крыс доложили. СЭС не приехала – сообщение с островом закрылось до апреля, но и котов заводить на территории психушки запретили. Хотя один с Центрального сюда все же наведывался: желтый, без клыка.
Звяк, бум, звяк, бум – осыпал бидоны картечью из камешков третий из «контингента». Три удочки, банка с розовыми, перепачканными землей червями и садок лежали с ним рядом. Про снасти рыбаки, видать, забыли. Семен поднял руки – камнеметчик атаку прекратил, мотнул ему головой: мол, идти сдаваться к церкви, куда Семен и отволок оба бидона. Поставил в теньке.
Запрыгнул в лодку, оттолкнулся от берега, закачалась на воде пленка из березового листа с рогатками хвои. Чайки с болтовней закружили над ним. Обернулся – макушка церкви была зеленая, в тон соснам. «Рыбаки» глядели вслед, махали. Как дети. Таких прибить двух рук не надо – от этой мысли Семену сделалось жутко, отбросил весла, задергал мотор, умоляя его завестись, – отец с Васькой, небось, ждут его на причале.
* * *
Весь июль Подосёнов наблюдал, как Васька бился, пытаясь научить Семена стрелять из винтовки. Оружие для стрельб решили держать в старой финской казарме, наискосок от пещеры, чтобы схрон не светить, тропку зря не протаптывать. Васька даже печурку здесь сложил, хоть и лето, а пригодится.
Вот и сейчас неподалеку от казармы Семен лежал на животе, задранная штанина обнажила рассеченную колючкой голень над кедом, модную обувь матери из Петрозаводска привезли. Причитал Семен над этой царапиной, как девка, говорил, ржавчина крови опасна. Васька предложил рану «полевым способом» обработать – то есть обоссать – этот не понял шутки, все в свою больничку торопился, будто они тут в погремушки бренькают.
Васька обращался с оружием ловко, по-спортивному. Зону для учебы оборудовал: сосну повалил, прикатил – из положения лежа попадать. На стволе напротив мишень ножиком вырезал. Полон рюкзак посуды с кухни уволок – тарелки металлические, на лету не разбить. Да Семен и не попадал. Пальнув, он бежал искать тарелку, приносил Ваське, они в две головы склонялись над ней, если там было что рассматривать. Когда тарелка оставалась без вмятины, Семен нес ее, спрятав за спину, чтобы отец, наблюдавший за учениями, не увидел промаха. Семена ему было жалко, как тех интеллигентов, попавших на войну из-за письменных столов, не поднимавших тяжелее ручки ничего. Они иногда выживали, но каждый день психовали так, что и жить не стоило.
– Снайперская вещь, финны еще до войны сделали с пониманием. Командир, из наших старых трехлинеек, да?
Васька прямо потел, пытаясь вовлечь его, Подосёнова, в эти ученья. Деревянные приклады винтовок, полированные, совершенные, Семен хватал как попало. Подосёнову хотелось отобрать у него оружие, обоймы, даже эти оловянные плошки кухонные – и выгнать в шею с Оборонного. Когда Васька ему прицел винтовки показывал, Семен заявил: что это за старье без линз?
– И чему тебя в школе только учат? – не выдержал Подосёнов.
– Погоди, погоди, командир. Бывают со стекляшками, Семен Петрович, бывают. Но ты прикинь: стекляшка запотеет, тогда всё, кранты, в войну нету времени тряпочкой протирать. Да ты только сверкнешь линзой этой, башку и снесет. Не, только открытый прицел. С таким хоть на медведя. Дай-ка сюда.
Васька лег на живот, лязгнув протезом. Вжался в мох, словно его тело утюгом прогладили. Передний прицел винтовки, прикрытый ушками, на собаку похож. Подосёнов сообразил, чего Васька их «шпицами» зовет, двадцать восьмые эти. Винтовка длинная, метр с гаком, с Васькой слилась в одну конструкцию. Когда на острове еще была конюшня, вот так же конюх в седле держался. Будто их с жеребцом отлили из одного металла, теперь уж не разделишь.
Стрелял Васька на задержке дыхания или вдыхал-выдыхал незаметно – его спина под гимнастеркой, потерявшей всякий цвет, жилкой не повела. Васька сделал только один выстрел, в траве за поваленным стволом пискнуло. Он начал подниматься, неловко, на четвереньках. Снова стал неуклюжим.
– Еще, – сказал Семен.
– Тебе фокусы тут, что ли, показывают? – Подосёнов подкатил вплотную.
Кудри Семена прилипли ко лбу. Лоб у сына был его, подосёновский, рыжина в волосах – как у Антонины.
– Когда пострижешься нормально? В Ленинград свой с патлами поедешь?
– Погоди, командир. – Васька протянул Семену винтовку. – Попробуй по бревну вдарь.
Семен попытался все повторить в точности. Лег наизготовку, щелкнул предохранителем, указательный палец на спусковом крючке разместил, посередке второй фаланги. Приклад уперся в
