1984 (коленкоровая тетрадь) - Петр Сосновский
— Ну, надо же! Ну, ни нахал. Вон-вон пошел. Мне, солидной женщине ― матери взрослой дочери, в лифте говорит: «Девушка, а девушка, можно я вас за сисечку потрогаю». Нахал, просто нахал!
Женщина выглядела лет на тридцать пять-сорок, дочь свою родила лет в шестнадцать, ну может чуть в большем возрасте и этот экспромт, выданный парнем, был родительницей Валентины озвучен не зря. Для показа: она женщина молодая и может себе позволить разгульную жизнь.
Валентина у нее была особенная ― такая, вся из себя. Она долго в «девках не засиделась», сразу же после школы, закончив в учебно-производственном комбинате дополнительный профессиональный класс ― были такие, отправилась работать нянечкой в ближайший от дома детский сад, а затем, даже особо не погуляв, выскочила замуж. Грузинские парни любят блондинистых русских барышень.
Я, уезжая в командировки, знал, моей жене, в случае необходимости помогут. В любой момент могла подскочить Валентина и при необходимости забрать ее с дочерью к себе или же дать наставления Мария, жена Михаила, да и Люба, поздно родившая девочку Свету, а еще подруга Любы ― грузинка Мэри тоже не остались бы в стороне. Мэри жила с семьей в трехкомнатной квартире, напротив нас. Я не испытывал боязни за судьбу своей семьи. Хотя родственников в Москве рядом и не было, но хватало друзей. Многих из жителей дома мы если не знали по именам, то знали в лицо.
И все бы ничего, но приезжая из командировки домой поздно вечером, я часто оказывался в пустой квартире, садился за телефон, ― наш дом тогда был уже телефонизирован, ― и начинал звонить, искать свою семью: вначале я набирал номер Валентины, затем Марии ― жены Михаила и так далее. Правда, часто достаточно было обратиться к Валентине, если Марии у нее не было, то она могла подсказать о ее местонахождении. Осведомленность у женщины была на все сто процентов. Я иногда просто завидовал ее бабьему чутью.
Эта самая Валентина Гулишвили, порой и меня пыталась заместить в вопросах, которые должен был решать только я и никто другой. Наверное, оттого, я, заметив это ее свойство лезть не в свои дела, стал раздражаться, а однажды, даже возненавидел женщину. Было отчего: отдыхал с дочкой у родителей в Щурово и все бы ничего, но тут мне неожиданно позвонила жена.
— Ты у телефона один? ― спросила она не довольным голосом:
— Да, я один, дочка с дедушкой и бабушкой сидят у дома на лавочке читают книгу. Позвать?
— Не надо! Никого не зови! Ты, помнишь, говорил мне, не бойся, ничего не будет? Так я вот по твоей милости залетела. Хорошо, что рядом была Гулишвили. Она надавала мне всяких там таблеток. Я их выпила, но не знаю, подействуют или нет. Через день-два видно будет. Тогда, снова позвоню!
— Подожди, не клади трубку. Дай и мне своих пять копеек вставить: а что это твоя Валька распоряжается? ― не выдержал я: ―Ты, что уже не мужняя жена ― тебя, что мамка заругает? Быть ребенку или не быть ― это нам двоим решать, а не твоей подруге, ― на одном дыхании выдал я, помолчал и продолжил: ― Да кто она такая? Залезла в дом и тобой командует. Ты, что так и будешь девочкой из провинции. Детство закончилось. Тебе уже двадцать пять лет. Пора уже становиться самостоятельной женщиной!
Таблетки, которые дала Валентина не подействовали, и я обрадовался: Марии ведь цыганка нагадала троих детей, и я был не против такого расклада карт. Трое, так трое. У отца с матерью нас было четверо и ничего страшного, мы все выросли. Вырастут и наши дети, сколько бы их у нас не родилось.
Жена моя со своей участью смирилась, но не до конца: я видел, что ее тревожило, да и меня тоже как бы эти самые таблетки от подруги не подействовали на плод, не дай Бог ребенок родится неполноценным ― больным или же с патологиями. Мы и ему жизнь испортим, и себе: век будем мучиться.
Живот рос. У Марии пришло время отпуска, и она решила, прихватив Машу, отправиться на отдых в Кемерово к своим родителям. Я как мог, пытался жену отговорить, рисковать не следовало:
— Щурово, ― это, намного ближе, чуть-что можно сесть в поезд ― ночь и ты уже дома, в Москве.
Однако жена заартачилась и отправилась в Сибирь. Потянулись дни. Во время телефонных звонков Мария была не многословна. Это ― настораживало. Мне казалось, она чего-то не договаривает. Я думаю, встречалась и много разговаривала со своей высокопоставленной тетушкой.
Назад, домой Мария вернулась без живота, свободная, и тут же на пороге обвинила во всем меня.
— Из-за тебя я пострадала, так и знай из-за тебя! ― сказала она: ― Думаешь, мне было легко все это вынести, легко?
Но, причем тут я. Я был не против ребенка. Наверняка, родился бы мальчик. У Марии в запасе было даже имя, как у ее отца ― Ефим, я, хотя оно мне казалось уж очень еврейским, мог бы и согласиться. А еще, мы жили в достатке. Зарплата у меня на тот момент была хорошая: нам на житье-бытие хватало. Но нет, ― виноват я, и все тут. Мне не хотелось спорить, и я смирился. Пусть будет так. У женщин, наверное, так и должно быть. Ну, не будет же она обвинять себя или же свою подругу. Та у нее всегда права! Отыграться можно на муже, он всегда рядом.
Что интересно? Эта самая подруга ― Валентина Гулишвили довольно быстро убедила мою жену Марию: ― Да зачем вам еще один ребенок! ― а сама вдруг неожиданно забеременела. И таблетки глотать не стала. Она хорошо знала Эдуарда, муж такое простить не мог, у него тут же бы взыграли грузинские корни. Ладно, если бы просто отлупил, а то мог и развестись ― родителям парня Валентина всегда казалась ветреной, и они брак сына не поддерживали.
Моя жена узнала о положении своей подруги, когда у той стал, заметно выделятся живот. Наверное, Мария, увидев все это, перестала предохраняться, и вскоре произошло то, что и должно произойти.
Рождение еще одного мальчика у Валентины с Эдуардом, а затем и у нас, подруг снова сблизило и все бы ничего, но меня убивало то, что Гулишвили пользовалась моей женой. Я не раз заставал Марию одну с ее детьми и своими, а та где-то пропадала в городе ― бегала. Порой она была очень похожа на свою мать, так и
