Время перемен - Наталия Миронина

– Ну да, ну да.. – хмыкнула одна, а потом вдруг сказала: – Кирка же несовершеннолетняя, мы можем пожаловать в детскую комнату милиции.

– А она что, хулиганит?! – вскинулась Лиля. – Стекла бьет, курит в подъезде, пьет? Попробуйте только, я тогда отцу скажу и управу на кляузников он найдет! И к тому же ей восемнадцать лет! Она может делать что захочет. И жить отдельно в том числе. А комната, которую она занимает, находится в оформлении. Она ей по наследству принадлежит. Ей ее бабушка завещала.

Слова про наследство были враньем, но Лиля сочла нужным сделать жизнь подруги и ее родителей спокойнее. Пока соседки переваривали информацию, Лиля проскользнула мимо них и поднялась в квартиру Киры. Она позвонила несколько раз, но никто не ответил. Лиля постояла еще немного, прислушалась к голосам внизу – соседки расходиться не собирались. Лиля вздохнула и стала спускаться. Когда была уже на улице, одна из теток проговорила:

– Ты бы сказала, что к ней идешь. Она же работает. До восьми вечера, в хозяйственном на углу.

– Где?! – не сдержалась Лиля.

– В хозяйственном, – с некоторым удивлением повторила соседка, – а что, хорошая работа, три через два, оклад приличный. Меня не взяли, сказали, что возрастом не подхожу. А какая разница, кто веник продает?! – Последняя фраза относилась к подругам по подъезду.

Лиля немного подумала и направилась в магазин. Киру она заметила сразу. Одетая с синий халат-платье, Кира помогала какому-то мужику выбирать краску для окон.

– Понимаете, лучше взять эту. Она немецкая и с добавлением кобальта. Этого самого кобальта – минимум, но он придает голубоватый, снежный оттенок. Знаете, белая масляная краска желтеет. Надо брать эмаль.

Лиля удивилась, как бойко и ладно разговаривает подруга с покупателем.

– Привет, – сказала Лиля тихо, когда мужик отправился в кассу.

– А, это ты?! – Кира улыбнулась, а Лиля удивилась. Улыбающаяся Кира – это снег в июле – явление редкое.

– Да, отлично выглядишь.

– Так я на своем месте, – ядовито вдруг сказала Кира, – не занимаю чужое.

– Как знать, – заметила Лиля, – может, какая-то девочка, у которой были плохие оценки и которая не хочет учиться, хотела бы работать здесь. Но продавцом уже работаешь ты.

Кира растерялась – Лиля не отличалась меткостью парирования.

– Ладно, не сердись, – рассмеялась Лиля. Она почувствовала привкус победы и решила быть великодушной. В конце концов, это не она стояла за прилавком хозяйственного магазина.

– Не сержусь, ты же знаешь, чужое мнение для меня – пустяк.

– Конечно, конечно, – согласилась Лиля, словно спорила с капризным ребенком, и тут же весело произнесла: – Я поздравляю тебя и вообще вас!

– С чем? – с подозрением спросила Кира.

– С новой квартирой.

– Ах, это! Не меня надо поздравлять, не меня.

– Ты что же, отделилась? Совсем?

– Я пробую это сделать. И работа эта – переходный этап от колониальной зависимости к федеративному существованию.

– Колониальной?

– Ну да. Родители – те же колонизаторы. Учреждают тот режим и порядок, который выгоден и важен им.

– Ради твоего же блага, – заметила Лиля.

– С чего ты это взяла?! С чего ты взяла, что они знают, как мне лучше?!

– Опыт, наблюдение за детьми, – отвечала Лиля, – но в первую очередь – опыт.

– Представь, что жизнь изменилась? Как сейчас? Все, что было привычным, исчезло. И где их опыт?

– Не имеет значения. Они больше видели. Практики жизненной больше. А есть еще интуиция.

– Господи, да там правил всего ничего. Два! Надо делать так, а так нельзя. Это называется «плохо».

– Я не согласна с тобой…

В это время Киру окликнули.

– Девушка, покажите то синее ведро.

– Да, пожалуйста, – откликнулась Кира и пошла к полкам. В ее облике был какой-то вызов: «Мол, мне плевать, что вы думаете, мне эта работа нравится!»

Лиля решила подождать, пока въедливая тетка выберет ведро, хотя на взгляд любого нормального человека все ведра были одинаковыми. Когда, наконец, Кира выдала ей покупку, Лиля еще раз решила поговорить с подругой.

– Кир, ты заходи к нам? Мама вообще скучает по старым временам, когда мы с тобой маленькими были и сидели у нас кухне.

– Странное дело, как это люди умудряются скучать… – Но Кира вдруг спохватилась: – Я не о твоей маме. Она у тебя – что надо. Все понимает, все выслушает. Например, думаю, она тебя от этого самого Стаса не отговаривала?

– Нет, а должна была?

– Не пара он тебе. Сразу я тебе это сказала. И это видно. Но родители уважают твой выбор.

Лиля задумалась – она не знала, уважают ли отец и мать ее выбор, но то, что они не давили на нее – это верно.

– Не пара? А почему?

– Вы разные.

– Все люди разные. И наши родители тоже.

– Я не могу тебе объяснить. Просто чувствую, – Кира пожала плечами, – знаешь, мне работать надо. Недовольны будут, что я болтаю тут.

– Да, извини. Не буду отвлекать, но мы ждем тебя. Приходи обязательно. И кстати, спасибо за совет. Куртку мы купили Стасу. Между прочим, и я, и он заметили, как ты с ним кокетничала. Мне было приятно видеть тебя такой, а вот он разозлился. Сказал, что наигранное поведение такое не любит.

Кира вскинула брови:

– Наигранное? А я иногда бываю такой, веселой и обаятельной. Ты просто не видела.

– Вот я и удивляюсь.

– Чего ж удивительного? Ты же не парень, чтобы тебе глазки строить.

Лиля попрощалась и вышла из магазина. Эта встреча оставила у нее странное ощущение. Кира не дерзила и не грубила, но ее убежденность, что Стас не лучший выбор, раздражала и настораживала Лилю.

Новый 1989 год ознаменовался переменами. Во‐первых, Тамара Леонидовна ушла с работы. В библиотеке, где она работала, перестали платить деньги. Сначала объединили аванс и получку, потом сократили две ставки – ушли две пенсионерки, которые прекрасно справлялись со своими обязанностями. Коллектив для вида вслух поохал, но втайне все обрадовались. Все казалось, что эти две ставки разделят на оставшихся. Но этого не случилось. Ставки канули в бездну, а проблем у коллектива только прибавилось. Оказалось, что нет теперь подписок на газеты и журналы, которые раньше оплачивались ведомством. Потом вдруг заговорили о том, что необходимо акционироваться и теперь коллектив будет держателем акций. По рукам ходило постановление 1988 года, которым правительство Горбачева разрешало акционирование. Все вдруг заговорили о том, что коллектив сам будет управлять библиотекой, что теперь все будет иначе – справедливо и честно. Критически настроенные сотрудники напоминали, что еще совсем недавно справедливо и честно могло быть только в СССР, а теперь не пойми что. Тамара