Автопортрет. Самоубийство - Эдуар Леве

развернулся, чтобы догнать его, Я не ошибся, просто, когда я вижу что-то исключительное, в первые мгновения мне кажется, что это иллюзия. Грудь женщины может настолько поглотить мое внимание, что я уже не слышу, о чем она мне говорит. Я жалею, что я не певец рок-группы. Я не жалею, что я не телеведущий. Из любопытства я принимаю первое приглашение на ужин у людей, про которых заранее знаю, что мне с ними будет скучно, но последующие отклоняю. Когда неожиданно случается нечто чудесное, я пытаюсь восстановить обстоятельства этого явления, чтобы оно состоялось снова, но это означает смешивать факт и милость случая. Подруга моей подруги утверждала, что способна, заснув вновь, продолжить прерванное пробуждением сновидение, она также настаивала, что может во сне сознательно вмешиваться в содержание сновидения и заново переживать его лучшие мгновения. Я не всегда с умом выбираю момент, чтобы распрощаться в публичном месте с тем, кто занят другими делами, иногда этот персонаж меня не слышит, тогда я предпринимаю вторую попытку, надеясь, что никто вокруг ничего не заметил. Я разговаривал с одной приятельницей, очень красивой, но отчужденной, когда внезапно у нее из ноздри показалась козявка, начиная с этого совершенно незначительного события я нахожу ее более близкой, хотя она не изменила своих манер. Перед тем как лечь спать, я еще иногда заглядываю под кровать. Жаль, что я не родился в 1945 году, тогда в 1968-м мне было бы двадцать три, я бы пережил сексуальную революцию и верил бы в 70-е в кое-какие утопии, в 80-е заработал бы много денег, из которых извлек бы в 90-е прибыль, и в конце концов вышел бы в 2000-е в комфортабельную и полную приятных воспоминаний отставку, к несчастью, я родился в 1965 году, мне было двадцать в 80-е, несомненно, самые скверные годы со времен Второй мировой войны. Когда я шагаю по улице, надписи на афишах и витринах смешиваются во мне в абсурдные слоганы. Я простил бы женщину, если бы тот, с кем она мне изменила, был лучше меня. Я люблю запах своих волос, даже грязных. Я восхищен тем, что могу поднять руку, не понимая, как мой мозг передает ей эту команду. Я регулярно повторяю себе, что должен писать в позитивном ключе, я так и делаю, но это намного труднее, чем писать что-то негативное. В сэндвиче я не вижу, что ем, я это себе представляю. Перед телевизором я не получаю удовольствия оттого, что ем, поскольку не смотрю на еду. Даже очень усталым я могу смотреть телевизор несколько часов кряду. У меня была идея злого видео: выставить на потеху индюшку, прогуливая ее в общественных местах выряженной в футболку с изображением Жака Ширака. За границей я делаю такое, на что ни за что не решился бы у себя дома, потому что все вокруг кажется там мнимым. С тех пор как стал писать на компьютере, я сохраняю все, что пишу от руки. Мне не снится, что я летаю. Дождливый день в середине лета радует меня точно так же, как солнечный день среди зимы. В других странах я уделяю больше внимания заурядному, а не исключительному, предпочитаю путешествовать по маленьким, ничем не примечательным городкам, а не по напичканным достопримечательностями столицам. Уже более трех лет я не надевал резиновые сапоги. Я избавляюсь от излишков. Я красивее с тростью. Мне не нужно много говорить. Мне нужно говорить мало. Я не кричу. Я ем три раза в день. Я не ем между трапезами. Я выпиваю за день два литра чая. Я должен выйти на улицу хотя бы раз в день. Когда мне было шесть лет, мы бегали наперегонки с моим кузеном по бульвару Монпарнас, добираясь до школы каждый по своему тротуару; однажды, когда я не глядя перебегал улицу, меня сбила машина, я пролетел метра два и приземлился на голову, сломал нос, лицо в крови, машина уехала, кто-то успел записать номер, оказалось, что сбившая меня девица училась на медсестру, мой отец пошел с ней повидаться, он решил не подавать на нее в суд, чтобы не погубить ее будущую карьеру, она его не впустила, она жила вместе с матерью, которая, приотворив дверь, заявила: «Если вы пришли нас шантажировать, можете убираться»,— и вновь ее захлопнула. В четырнадцать лет я, по совету отца, который поступил так в восемнадцать, сделал операцию, чтобы чуть прижать оттопыренные уши. Когда мне было двенадцать, у меня на левой пятке выскочили бородавки, несколько попыток избавиться от них ни к чему не привели, мать решила свести их при помощи термокаутера, весьма болезненная процедура, через которую за несколько лет до этого должен был пройти мой брат, но накануне процедуры ужас, вызванный ею, буквально загнал бородавки под кожу, я надеялся, что так случится и со мной, ничуть не бывало, дерматолог корячился над моей ногой целый час, когда мы вышли из его кабинета, мать, которая присутствовала при операции, сказала: «Кажется, я мучилась больше, чем ты», через два месяца бородавки появились вновь, спустя год другой дерматолог, который сразу вызвал у меня доверие мягкими чертами лица, свел их за четыре сеанса, накладывая безболезненную каштановую мазь собственного изготовления, через десять лет я узнал, что он умер от СПИДа. У меня есть друзья-азиаты. Я не ем мороженое. Я не тащу в дом что попало. В ресторанах, где мало народу, я пересчитываю присутствующих и сочувствую рестораторам. Я не в состоянии читать, как в переводах с английского на французский передаются варианты просторечия, сплошь и рядом неуместные стилистические эффекты относятся к далекому детству переводчика или к тому, что он принимает за язык улицы. Я наслаждаюсь скупостью убранства в протестантской церкви. Обожаю американские религиозные церемонии, когда пасторы пускаются в проповеди, близкие пению или танцу, жизнь тогда, кажется, наконец-то проникает в то болезненное и лишенное желаний событие, какова месса. В периоды депрессии у меня перед глазами встает, как меня хоронят после самоубийства, вокруг много друзей, все преисполнено грусти и красоты, настолько волнующее событие, что я хочу его пережить и, стало быть, жить. Я не умею уйти легко и просто. Я хочу смеяться вместе с вульгарными, покрытыми татуировками людьми, толстыми, голыми по пояс, когда они шумят на лоне природы и отпускают сальные шуточки. Я бреюсь электрической бритвой, это быстрее и безболезненнее, чем безопасной. Я часто думаю о том, что говорят обо мне люди, когда я покидаю их компанию, быть может, они не говорят ничего.