Дорогой враг - Кристен Каллихан
Норт моргает.
— Я…
— Не вздумай попасться на одну из небылиц Делайлы, Норт, — неожиданно говорит Мейкон со стороны входа в зал. — Ты повязнешь в этом, а тебе этого не хочется.
Он сидит в инвалидном кресле, и это зрелище пугает. Может, я и думала о Мейконе как о зазнавшемся подонке, но в моей голове он всегда был неуязвим и невосприимчив к травмам. Тем не менее он все еще придурок.
— Это не небылица, — огрызаюсь я. — Это правда.
Он закатывает глаза.
— Женщина захлебнулась собственной рвотой, а не утонула лицом в пироге.
— У тебя своя правда, у меня своя…
— Давайте бросим всю эту чепуху[15], — заканчивает Норт, подмигивая.
Я улыбаюсь.
Мейкон раздраженно фыркает.
— Разве у тебя нет работы, Норт?
Норт даже не смотрит в его сторону.
— Нет, босс. — Его тон не совсем язвительный, но он явно не боится, что может потерять работу.
— Так займись чем-нибудь, — вежливо говорит Мейкон, но смотрит не на Норта, а на меня. — Я сказал тебе привезти свои вещи.
В своих указаниях Мейкон сказал, что мне нужно взять одежды как минимум на неделю. После чего я смогу вернуться домой, чтобы собрать то количество вещей, которое, по моему мнению, мне понадобится в течение года, а также договориться о сдаче моего дома в аренду, если я того пожелаю. Тогда мне хотелось выбросить телефон.
— Мои сумки в машине.
— Норт принесет их сюда.
— Сюда? А разве не в гостевой домик?
— Прости, Картофелька. Гостевой домик занят. В нем живет Норт.
Разочарование проносится по телу, как зудящая сыпь.
— Что? Разве в нем не жила Сэм?
Темные глаза Мейкона сужаются.
— Ты не Сэм. Ты остаешься здесь.
Я не могу просто отпустить это.
— Почему?
Его щеки заливает румянец.
— Потому что я так сказал.
Слова звенят по всему дому, и, как мне кажется, удивляют нас обоих. Мейкон моргает, словно выходит из своих раздумий. Я же издаю невеселый смех.
— Говоришь как моя мама.
— Осторожно со словами, иначе я отшлепаю тебя.
Неприятный жар касается моих бедер, и я переминаюсь с ноги на ногу, чтобы не сжать их.
— Попытай. Удачу.
Мы смотрим друг на другу с разных концов комнаты. Я почти уверена, что мы оба проверяем друг друга на прочность с этой договоренностью в ожидании, кто сдастся первым.
Норт хлопает в ладоши.
— Итак, детки. Я принесу сумки Делайлы сюда. И я хочу видеть на вас счастливые лица, когда вернусь. Счастливые. Лица.
Мейкон не сводит с меня глаз.
— Свали, Норт.
Норт качает головой.
— После твоих похорон, чувак.
Он оставляет нас наедине.
Взгляд Мейкона скользит по моему лицу.
— Ты все это время собираешься быть занозой в заднице?
— Только когда ты ведешь себя как придурок.
Он кривит губы.
— Прямо сейчас мне жутко хочется дернуть тебя за одну из твоих косичек.
Я не буду улыбаться. Нет. Ни за что.
— У меня нет косичек.
В его голосе появляются хриплые нотки.
— Тогда, может, завтра.
— Даже и не надейся.
Он слегка фыркает.
— Пошли. Я покажу тебе все. — Он касается кнопки на подлокотнике своего инвалидного кресла и разворачивается.
Я догоняю его и шагаю рядом. Мейкон смотрит на меня и хмурится.
— Не могу понять, нравится ли мне то, что ты возвышаешься надо мной.
— Теперь ты понимаешь, что я чувствовала все те годы, — радостно говорю я. В старших классах Мейкон был как минимум на пятнадцать сантиметров выше меня. Теперь он выглядит крупнее, и, вероятно, сантиметров на тридцать выше, когда стоит, смею предположить.
Он хмыкает, останавливаясь у ряда дверей.
— Нажмешь на кнопку?
Я выполняю просьбу.
— Лифт? Очень удобно.
— Это глупо для двухэтажного дома, — признается он, шутя над собой. — Но предыдущей владелицей была художница. Она рисовала огромные холсты и не доверяла никому спускать их по лестнице. И ее единственным условием для дома было, чтобы в нем был сверхширокий лифт.
Ох уж эти прихоти богатых. Хотите лифт в своем особняке на берегу моря? Без проблем.
Раздается тихий щелчок, и индикатор на панели сообщает о запуске лифта. Сначала я открываю внешние двери, а затем двери самого лифта. Мейкон вкатывается в него, и вскоре мы едем вверх.
— Сколько еще ты будешь находиться в кресле? — спрашиваю я.
— Еще неделю, затем мы идем к врачу, и они выдают мне костыли.
— Мы?
Он смотрит на меня, когда лифт останавливается.
— Да, мы. Теперь ты моя помощница, Картофелька. Ты ходишь туда же, куда и я.
С тем же успехом он мог сказать: «Добро пожаловать в Ад».
Сжимая переносицу, чтобы избавиться от головной боли, я бросаю на Мейкона взгляд из-под руки.
— Так, и что в себя включает работа помощника?
— Ты спрашиваешь об этом сейчас, после того как предложила себя прям на блюдечке с голубой каемочкой?
— Просто ответь на вопрос, Мейкон.
Уголки его губ изгибаются. Это не просто улыбка. Это победная ухмылка.
— Просто выполняй свою работу, не задавая вопросов. И тебе, очевидно, придется помогать мне, пока я не реабилитируюсь.
Что удивительно. Мейкон никогда не любил проявлять слабости. Сам факт того, что он ждет от меня помощи, не только удивляет, но и шокирует.
— Хорошо, — выдыхаю я, но вместо чувства облегчения появляется нечто похожее на крошечное пятнышко света в конце туннеля. Все не так уж плохо.
Это будет похоже на годичный визит к стоматологу, и ты это знаешь.
— Что касается приготовления еды, — говорит он, пока мы идем по коридору, — мне нужна здоровая пища. Никакой тяжелой южной дряни.
Я не утруждаю себя объяснять ему, что не вся южная кухня тяжелая. И уж точно не дрянь. Он это прекрасно знает, просто… Мейкон просто пытается вывести меня из себя.
— Съемки возобновляются в июне, — продолжает он, то ли игнорируя, то ли не замечая моего косого взгляда, — и у студии случится припадок, если я наберу хоть пару килограмм.
— Приходится держать свою задницу в идеальной форме ради всех тех обнаженных кадров на экране?
Мейкон останавливается, и воздух становится слишком плотным, когда его взгляд скользит по мне, а улыбка сочится самодовольством и сексуальностью.
— Итак, Делайла, значит ты пялилась на мою задницу по телевизору?
— Я нет. Сэм
