Письма к тетушке - Максим Юрьевич Шелехов
Но именно из большой любви к Николаю Антоновичу и из заботы о будущем его, я считаю себя обязанною дать вам несколько рекомендаций по поводу предстоящих поминок. Только, пожалуйста, не сопоставляйте меня с яйцом, а самую себя с курицей. Поверьте, это очень важно.
Итак, тетушка, первое, о чем я вас хотела попросить, настоятельно и убедительно: чтобы вы не готовили на дядюшкины помины мясные блюда. Потому что, что есть мясо, при объективном взгляде на простые вещи? Мясо есть, не что иное, как плоть убиенных существ. Что есть кусочек говядины, для нас такой обыкновенный и такой привычный, но если посмотреть на предмет под другим углом? Это кусочек бычка, который пасся себе на лужайке (бычок, не кусочек), рос и креп и никак, наверное, не планировал, в рассвете сил своих, в самом, уместно будет сказать, соку быть съеденным. Но кто спрашивал бычка о его планах? Его обухом по голове и… Представляете, тетушка, что такое обухом по голове? Думаю, что мало в том есть приятного для стороны принимающей. Более того, мне кажется, что совершенно в том нет ничего приятного. Это же что нужно испытывать, когда!.. Теперь, когда от бычка остались рожки да ножки, выварка котлет, да сотни две отбивных, бычок уже, конечно, ничего не испытывает. Теперь удел покойника за бычка мучиться, когда ко дню поминок его скотинкой той ни в чем не повинной фаршируется голубец. А затем, когда родственнички его тот голубец будут пережевывать, с большим аппетитом, карма покойника будет ухудшаться и рушиться, и душу его будет затягивать в адские миры. Вот вам и «за упокой».
Следующий немало важный пункт, а я бы даже сказала, что значительный, касается питейной части. Понятное дело, что придут Кирилл Егорович и Евгений Олегович, а то гляди и Валентин Федорович заявится в последний путь старинного приятеля проводить, куда без него! Вот мой вам совет, милая тетушка, гоните последнего метлой, а первым двум графин компота в руки и пусть поминают. Естественно будут недоумения, и глаза у некоторых по пяти копеек произойдут. Ничего, пусть пьют, так надо. При всех исключительных достоинствах Николая Антоновича, вы сами все знаете, моя дорогая, коньячком он, как многие, любил себя побаловать. Но поверьте, сейчас, когда душа дядюшки в тонком теле, вкусы его переменились. Сейчас ему все греховное противно, а все противное идет во вред. Позаботьтесь, душа моя, о своем муже.
Наконец, не горюйте, душенька! Не убивайтесь вы слишком, моя милая, душа покойника особенно сейчас до слез чувствительна. Его слезы ваши мучат. Посмотрите вон, как племена африканские усопших своих провожают в последний путь, с песнями, с танцами. Это потому что они недоразвитые, ими сама природа руководит. А природа, как хотите, умнее человека, не смотря на весь его человеческий ум, и так даже выходит, что чем умнее человек, тем он безумнее: это как надо было изощриться, чтобы столько самому себе препятствий в виде разного рода предрассудков нагородить! Женя говорит, дикари невинные инстинктивно чувствуют, что нужно за покойника радоваться, что тот в лучший мир переходит, и покойника тамошнего дикого такое настроение как бы проецирует на этот самый лучший мир. А мы что делаем? Слезы льем ручьем, горюем, в обмороки падаем. Понятно душа несчастного, нашего, усомнится, чтобы его, что хорошее ждало в грядущем, при таком-то порядке вещей.
Жаль, тетушка, жаль, что вы не можете всего этого лично от Жени услышать, я думаю, куда бы было оно доходчивей. Я даже предлагала ему рискнуть и отправиться-таки в Покровск, вместе, я бы вас с ним познакомила. Но из моих прежних рассказов о вас Женя уже успел составить мнение, что о процессе обратном в сторону просвещения в вашем случае речи быть не может. Все слишком, он сказал, запущенно. Не советовал он и мне предпринимать попытки. Но я не удержалась.
Надеюсь, Васька Коваленко, одноклассник мой бывший, сдержит свое слово, и адрес не спутает, доставит вам письмо. Мне это стоило ста гривен. Съездил домой, мошенник, за мой счет. Я очень все же надеюсь, душенька, что не станет бестолковой Васькина командировка и верю, что вы к моим советам прислушаетесь. Подумайте, что это важно не столько для вас самой.
С любовью,
Ва́рвара.
P.S. Но даже если, тетушка, вы меня не захотите услышать, что очень может быть и даже будет наверное, отчаиваться нет нужды, я знаю что мне делать. Пока Валентин Федорович с Кириллом Егоровичем и прочими будут рюмочку за рюмочкой закладывать, не чокаясь, за упокой души старинного приятеля своего, пока соседи, родственники, близкие и дальние, знакомые и те, которые о самом существовании усопшего до теперь не знали, не слыхивали, пока будут курочкой, свининкой лакомиться, распространяя энергию негативную тщательным своим пережевыванием, пока, душенька, на глазах ваших и с вашей же руки будет происходить все это безобразие, потому что так оно принято, потому что так оно положено, а сами вы пока будете горевать и заливаться слезами, – я о Николае Антоновиче, милочка, позабочусь.
Я попрошу дорогого дядюшку (Женя говорит, сейчас душа его в тонком теле находится, слово доброе напутственное он отовсюду услышит), я попрошу его не вовлекаться в греховные действия своих друзей, родственников, которые не ведают, что творят. Я укажу дяде на ваши, милочка, слезы и назову это глупостью. Я скажу ему, что нет нужды ему печалиться, что он переходит в лучший мир, где его ждет новая лучшая жизнь с новыми и бесконечными радостями. Я включу громко песню, заводную, энергичную (может быть, что-нибудь из Нирваны) и стану прыгать и веселиться и скомандую дядюшке прыгать и веселиться вместе со мной (потому что душа его в тонком теле и у него уже нет радикулита). И дядюшка вновь почувствует себя молодым и будет счастлив, и его карма будет обновлена.
А могла бы я произвести все эти полезные и спасительные для дядюшкиной души процедуры,
