Колокола весны - Анатолий Никифорович Санжаровский
Ну его! Ещё ни с чего умолотит в гроб. Только свяжись с этим джигитом… Видал, на завтра сулит полный расчётишко. Значит, даёт миром уйти. Надо уходить.
Его эта угроза явилась тем лишним пёрышком, от которого и судно тонет.
Я ушёл из лесников.
И не жалею. Всё время я чувствовал себя в лесной тарелке неуютно, скользко: не при своём деле кормился.
Может, на третий так сухумский день увидал я на столбе объявление. Звали специалистов на Амур, в совхоз "Надеждинский". Я написал. Мне живой рукой ответили, агроном им нужен, но нету жилья. Из-за жилья я и не поехал.
Наконец брошен вот и лес.
Куда деваться? В Синие возвращаться? Так скоро не рука было показываться Гордею на глаза. Неловко…
Тогда где искать приюта бедной головушке?
Шапочный знакомец, сосед по пляжному топчану, шутя помани, я и кинься за ним, как собачонка-голошмяк.[54]
Задуло меня сухумским ветром аж на Камаз.
В отдел кадров толкнулись мы уже к закрытию.
Трудовую мою с почтением возложили в сейф под ключ. Сказали, оформим с утрушка завтра, а сейчас идите отдыхайте с дороги.
Выписали мне бумажку в общежитие.
Общежитие мне глянулось.
На новом месте спалось легко. Как в детстве.
Парни в комнате мировые. Всё! Амба! Песец! Хватит метаться, хватит дуроломить. Прощай, жизнь с дымом!
3дравствуй, Камаз!
Остаюсь по гроб дней!
Да с моими пятнадцатью ремёслами начальники цехов будут рвать меня на сувениры!
Но утром по пути в кадры я стороной прослышал, что в соседнем общежитии по нечаянности глубокой вроде как выронили одного в ночное окно. Была вчера получка. А в получку как объехать буревестник?[55] Вот и разыгрались ваньки-в-стельку… Так могут выронить и меня!? Кидаются в окна трудовым народом, ну как пустыми семечками!
Выхватил я свою честную трудовую и дай-подай Господь ноженьки!
Прощайте, камазятушки, шальные козлятушки! Целоваться взасос не будем. Ну вас! Некогда!
13
В Воронеже я присох к охране завода. Как я считал, на спящей должностёнке. Да ну один чёрт ей рад.
Ночь. Добрые люди спят. А ты слоняйся, как дурасёк со свистком. Это было противно моему естеству.
Хорошо птицам. Господа учёные доказали, что птицы могут спать в воздухе. Оказывается, те же фрегаты умеют полностью «отключать» мозг во время полёта, впадая в глубокий сон примерно на минуту в то время, когда воздушные потоки поднимают тела птиц вверх. Сейчас минутку покемарил, потом ещё минутку — за сутки набегает целый час полноценного сна в полёте.
Об этом я думал всё первое дежурство, до бешенства распалял себя тем, что я ничуть не хуже Гордея.
Гордей вон даже в дневную смену безбоязненно спит запоем себе на здоровье на лавочке у компрессорной. А вредный стаж растёт.
А тут ночью майся!
Я не стал противиться природе. Тем более, нарешил я, глупо. Начальство ж умнявое — на то и начальство! — спокойненько задаёт у себя в серали храпунца. Не подловит.
Едва заступил я на второе дежурство, сон подсёк меня прямо на порожках. Даже не дал в караулку войти. Сидя я уснул.
Бугор (начальник) смаячил у меня оружие, благоразумно не разбудил меня.
А утром пролупил я родные глазоньки и обнаружил вложенный мне в руку приказ о моём увольнении. Прощай, спящая красавица![56]
Нигде и никому я не нужен…
Назад! Назад!! Домой!!!
Весь белый свет слился у меня в одну ясную точку Синие Дворики.
Простите, Дворики, меня. Простите и примите назад своего блудного валушка…
На автовокзале народу, как мурашей на сладкой корке.
Еле дотолпился до кассы.
— Милушка! Один до Синих! На сейчас!
— Или под глазами нос потерял? Не видишь? — В зелень крашеный коготь тукнулся в объявление на стеклянной отгородке. — Всё написано. Читай!
— А-а… Я читал… Нету… Ну и что? А ты, милаша, всё-таки подай один без места… У меня ж и без сдачи. Ровно руб три!
— Повторяю русским языком. На отходящий ничего нет. Бери на следующий. Через час пойдёт.
— На следующий так на следующий, — бормочу я, соображая своё, и радостно гаркаю: — А на следующий, любаня, подавай уже два!
Кассирша захлопала метровыми фиолетовыми реснищами:
— Перед кем выхорашиваешься?
— А перед жёнкой! — созоровал я. По плечи вдавился в окошко, совершенно секретно докладываю: — Да за твой час я на всю жизнь жену себе тута такую отхвачу!.. Малый я добутной… Людей кругом без провороту. Есть из кого искать…
Однако перед глянувшейся подмолодкой в очереди я побоялся распускать пёрышки. Всё же вокзал. На какую ещё западёшь. Уж лучше дуну я по старому адресочку!
Справа от автовокзала кошачий домик (женское общежитие строителей). Вахтёрит там на КПП пожилая грубоватая лосиха. Временами она признаёт меня за своего. С одной и той же заботой я не раз подтирался к ней.
Она знает, какую мне надо.
Знаю и я, что за так она меня и в упор не заметит. Хоть сядь я перед нею на её дежурный кривоногий столик.
Я ей, куряке, на лапу бах пачку «Беломора».
После "Беломорчика" у неё выказывается зябкий интерес ко мне.
— Ну что, Сахар Медович, — лениво надрывает уголок пачки, — грехи душу всё моют да в рай не пускают? Разбежался наш анчутка за пачку беломорин хапнуть целинку, за что узкоглазик бобёр[57] отвалил мильоны на мильоны? Ит[58] ждёшь-пождёшь, когда поднесу тебе розочку п… на золотом листу? Счас попробую, бесталанный ты гулянчик…
Мимо настёгивает вприбежку в прирастёгнутой сверху фуфайке загвазданная белилами канашка килограммов так на шестьдесят. С аккуратненькой, бомбической фигуркой валторны. Не какая там глиста в скафандре…[59] И афишкой Господь не обидел. Логарифмы[60] весёленькие… Ну, средненькая так. По мне самый разище. Ой-оюшки-и! Так бы и засигарил аварийный снайперский европоцелуй!
Внезапно меня подсекло рыцарское великодушие. Я отважно спасу её от изнасилования! И как? Опаньки! Да я просто-напросто её уговорю!
— То-онь! Зиброва! — окликает вахтёрка мою спасёнку. — Жми на стоп-кран! Не спеши. Не водой ит несёт. Передохни́ … Подгребай сюда… Я чтой-то давнешко не видала твоего быка-кадревича. Где он?
Не срезая торопливого шага, Тоня сердито
