Имитация - Елена Бодрова
– Конечно.
Я устроился за роялем. Играл лучше, чем обычно. Наверное, потому что не тряслись пальцы. Сегодня я не робел перед Валерией. И даже смотрел на нее. Они играла самозабвенно, не отвлекаясь и не прерываясь, как и обещала. Когда между третьим и четвертым прогоном мы сделали паузу, чтобы Валерия подтянула струны, я сказал:
– Извини, что сбежал вчера.
– Дай мне «соль».
Я нажал клавишу.
– У тебя же абсолютный слух.
Она ничего не ответила на это.
– Злишься на меня? Я извинился.
– Не злюсь.
– Вчера сочинил тему для фуги.
– Всё, я готова, – она положила скрипку на плечо и подперла подбородком.
– Я тебе ее сыграю, – совсем уж осмелел я, поднялся, прошествовал до своего пакета, достал тетрадь, расположил ее на подставке для нот. Сыграл. – Ну как?
Валерия смотрела на меня прямым взглядом.
– У тебя же Даша есть. Я-то при чем?
– Вчера ты предложила сочинять фугу вместе.
– Сочиню сама.
– Это какая-то игра? С неизвестными мне правилами? – меня обескуражила резкая перемена в поведении Валерии. – Вчера ты вела себя по-другому.
– А сегодня так.
Ладно. Открыл Рахманинова и сразу заиграл. Валерия не успела вступить вовремя.
– Еще раз, – попросила она. Я остановился и через мгновение заиграл снова. Валерия не успела.
– Илья, еще раз. И посмотри на меня перед тем, как играть. Тема у меня, будь добр подстроиться, – Валерия нервничала, и я заиграл без изменений, чтобы ее позлить.
– Ты специально? Играли же нормально до этого!
– Тема не только у тебя. У фортепиано в басовом голосе мелодическая линия. Так что подстраивайся под меня тоже.
– Скрипка всегда солирует.
– Не всегда.
– В дуэте с фортепиано – всегда.
– В этом произведении полифоническая ткань. У меня тоже есть тема, но ты ее не слушаешь, водишь своим смычком вверх-вниз, и довольна.
Валерия опустила скрипку. На миг мне показалось, что она сейчас вдарит мне этой скрипкой по физиономии.
– Я лишь хочу, – проговорила она, собрав всё терпение, какое у нее было, – чтобы мы одновременно вступили.
– Чтобы сыграть хорошо, одновременно вступить недостаточно.
– По-твоему, до этого момента мы играли плохо?
– Не плохо, а посредственно.
– Почему молчал?
Я не знал, что ответить. До меня дошло, что мы ссоримся. Я и Валерия. А причина мне неизвестна.
– Я скажу, почему ты молчал.
Я поднялся, надоело смотреть на нее снизу вверх.
– Почему же?
– Потому что тебе дела нет, посредственно мы играем или нет! И остальное побоку. Тебя куда толкни, туда ты и идешь.
У меня перехватило дыхание.
– Так хорошо меня знаешь, да? – спросил.
– Нет, но это вижу.
– А не всё ли равно тебе?
– Ты как отражение в зеркале.
– Какой я – тебе есть разница?
– Только отражение, без самого человека.
– Что на тебя нашло? Чего ты на меня взъелась? За вчерашнее я извинился.
– Давай закончим на сегодня репетицию.
– Ответь.
– Ничего путного мы в таком настроении не сыграем.
– Не меняй тему.
– Успокоимся, ладно? – она смотрела на меня немного снизу, потому как я выше. Брови сдвинуты – предложила успокоиться, а сама еще очень далека от этого.
– Ладно, – согласился я, резко наклонился к ее лицу и почти поцеловал. Она увернулась, мои губы, размякшие, как будто резиновые, скользнули по ее щеке, задели висок. Остались неприятные мурашки на губах и тонна неловкости где-то в горле. Я сглотнул, но тонна не проглотилась. Отвернулся от Валерии. Собрал свои ноты, тетрадь с фугой. Чувствовал, как горят глаза. Нельзя поворачиваться к ней, а то подумает, что сейчас расплачусь. Открыл Рахманинова. Полистал. Закрыл.
Не глядя на Валерию, взял свой пакет и вышел.
* * *Фильм я смотрел с преувеличенным интересом, хоть и не люблю ужастики. Грубо одергивал мысли, когда они скатывались в воспоминания о моем неудачном поцелуе, и возвращал их в зрительный зал. Старался сосредоточиться на героях, ломящихся в подозрительные мрачные двери, из которых только что выглядывали призраки. Никогда не понимал, что движет такими героями. А в конце фильма недоумевал, как могут те из них, что выжили, после всех произошедших с ними кошмаров, мило беседовать и улыбаться, стоить планы на будущее. Разве так бывает?
Размышлял об этом, пока мы шли к общежитию, а Даша что-то рассказывала. Только после того, как она в третий раз повторила вопрос, я выполз из своих мыслей:
– А, что?
– Говорю: день рождения как будешь справлять?
– Что? День рождения? Не знаю.
– А у меня есть идея!
– Какая? – из вежливости спросил я. Справлять все равно не собираюсь.
– В общаге! Соберемся в моей комнате с друзьями.
– У меня только Гена друг.
– Я найду тебе друзей, не бойся. И постройней, чем твой Гена, и повеселей, – она хохотнула.
Мы как раз подходили к ее корпусу.
– Смотри, какие звезды! – воскликнула Даша и запрокинула голову. Странно, раньше на звезды она не обращала внимания. Я тоже поднял взгляд. Шел мелкий снег и его крупинки перемешались со звездами и в фонарном свете даже блестели почти как они. Когда с папой мы возвращались из детского сада, я видел такие же.
– А-ух! – вскрикнула Даша и сильно дернула меня за рукав вниз. Я опустил на нее глаза. Она поскользнулась и уже лежала в снегу, раскинув ноги под страшным углом. Я еще подумал, не сломала ли она их? А Даша расхохоталась.
Все это показалось мне ужасно глупым и совсем не смешным – то, как она лежала, будто бы пьяная в стельку.
– Ты серьезен, как перекормленный профессор, – сквозь хохот проговорила она.
– Вставай, – я потянул ее за рукав, а она в ответ потянула меня. Чуть не упал, успел остановить поехавшую по льду ногу.
– Давай займемся любовью прямо здесь, – громко сказала Даша, все еще хохоча, и дернула меня за штанину, чтобы я все-таки упал.
– Поднимайся, так и замерзнуть недолго.
– Вот зануда.
Мне вспомнился мужик в снегу. Что с ним теперь?
– Ой, я расцарапала об лед руку.
Она показала мне ладонь всю в крови и вновь рассмеялась. Приложила ладонь к белому снегу – получился отчетливый отпечаток, от которого веяло паникой. А Даша захихикала:
– Прямо как в сегодняшнем фильме.
– Вставай.
Наконец она неловко поднялась, опираясь руками о грязный мокрый бордюр.
Мы зашли в общежитие, поднялись на второй этаж, в ее комнату. Я включил свет, Даша выключила. Приблизилась ко мне, поцеловала в шею.
– Промой рану вначале, – сказал я ей в волосы.
– Боишься испачкаться? – она улыбнулась, зубы блеснули. Даша провела по моей щеке, по подбородку, по шее окровавленной ладонью. – Что скажут твои родители, когда вернешься весь в пятнах крови?
Так и сказала: «твои родители», хоть и знает, что отца у меня нет.
– Что ответишь им?
Даша поцеловала меня в нижнюю губу.
– Скажи им, что убил свою девушку и оставил ее лежать в снегу.
– Не смешно.
– Ты скучный сегодня. Развеселить тебя?
– А ты как пьяная сегодня.
– Может, я и есть пьяная? Дыхнуть?
От нее опять пахло завядшими цветами. Умершими тюльпанами, а на руке – кровавый след раздавленных лепестков.
– Может, я влюбилась.
– В кого?
– Не знаю. Например, в высокого светловолосого парня со странной улыбкой.
Тот.
– В кого? – у меня пересохло во рту.
– Догадайся.
