Николай Храпов - Счастье потерянной жизни
- Как голодом? - встрепенулся начальник. - Разве не кормили?
- Будто вы не знаете режима ваших каталажек.
- Ну, это мы поправим, - пробормотал Ходько и стал названивать по телефону. Время было позднее, видимо, никто не откликался, тогда он позвонил в собственную квартиру и оттуда принесли миску кислой капусты да пару блинов. Помолившись, Владыкин тут же подкрепился и приготовился к продолжению разговора.
- А как вы смотрите на службу в армии? - продолжил Ходько. - Ведь ваши единоверцы отказываются брать оружие в руки.
- Смотрю так, как учит Слово Божие...
- Ну, посудите сами: если все будут верующие и на страну нападут враги, кто же возьмется защитить ее?
Ходько с таким самодовольным видом откинулся на спинку стула, что Павел сразу понял: этим вопросом он посчитал, что припер его к стенке.
- Когда сложится такое положение, тогда и вы будете верующим, и будете горько сожалеть, что до сих пор слыли атеистом. Но есть и другой ответ на ваш вопрос. Когда вы меня, беззащитного христианина, бросили на штрафную в толпу головорезов, то не думали ли вы втайне, что они меня прикончат? Во всяком случае, хотели посмотреть: что со мной случится? И вот я цел и невредим, никто меня и пальцем не тронул. Правда, они стащили мой чемодан, но и в этом случае их можно оправдать: они забрали у меня лишнее, ибо у меня была обувь, у них - нет, у меня была рубаха - кто-то из них был голый...
Конечно, всех вопросов, которыми завалил Ходько молодого человека и тех ответов, которые тот давал начальнику, не перескажешь. Павел лишь изумлялся тому, как Дух Божий присутствовал при нем и научал его давать ответы. Забрезжило утро, уставший начальник сладко потянулся, давая понять, что пора кончать это препирательство, и сказал:
- Должен признаться, что своими ответами вы расположили меня к себе, хоть между нами тридцать лет разницы и идейные расхождения. Я старый большевик, много пострадал за марксизм, но никогда не думал, что в религии можно найти нечто осмысленное, животворящее. Если бы вы были в наших рядах, вы принесли бы огромную пользу. Впрочем, я и сейчас верю, что вы станете нашим товарищем. Вашими злоключениями по штрафным зонам я займусь лично тут чистое недоразумение, нельзя же мерить всех религиозников на один аршин. Да, часто за формуляром мы не можем рассмотреть истинной души человека. Но вот что меня интересует: могли бы вы разувериться во Христе?
- Если бы появился тот, кто справедливее Христа, тот, кого люди полюбили бы более Христа и научились бы побеждать Его именем, как победил Он, - тут ответ несложен.
Ходько встал. Евангелие взял в руки и вдруг от души улыбнулся.
- Вы ждете, что я верну вам Евангелие? Книгу не отдам. Вы знаете Евангелие наизусть, а я с ним мало знаком, так что не обижайтесь. А вы собирайтесь - пойдете на фалангу. Только в штабную не идите - неожиданно заключил он. Павел не придал этому значения, лишь потом сообразил, в чем заключалась для него опасность попасть в штабную фалангу.
Вышло, однако же, не так, как хотелось: в обычной фаланге его не приняли, отправили как раз в штабную. Эта фаланга наполовину состояла из женщин. Объявился и знакомец - с ним Павел уже отбывал короткий срок пребывания в штрафной зоне. Тут же он оказался начальником Павла. Отвел место, кликнул двух женщин - те проворно принялись за уборку. Предложили скинуться на чай. Павел охотно вступил в складчину. А когда настало время и они зашли в комнату, вид ее преобразился: занавесочки, скатерочки, цветные картинки над кроватями. Кстати, на одной из них, мило улыбаясь вошедшим, сидели две разодетые девушки. Павел оторопел.
- Ты что? - удивился его знакомец. - Смутился? Так иначе не проживешь из жизни не вычеркнешь ни одного дня. Есть возможность - надо жить по-людски: с удобством, с женщинами. Видишь, как нам рады.
Он бесцеремонно облапил одну из женщин.
- Это - моя любовь. А это - ее подруга, ты ей понравился, так что заодно с новосельем отпразднуем и вашу свадьбу. Ты меня понял?
- Понять-то я понял, да вот чем расплачиваться придется за это.
- Перед кем это расплачиваться? - не понял товарищ. Тут холостых нету, тут все семейные, да не по одному разу.
- Есть Судья Всевидящий, имя Ему - Бог, у тебя и крест на груди выколот, как же ты не знаешь Его. Вот перед Ним и придется расплачиваться. Напрасно вы мне такую кровать застелили - на ней, как уснешь, так и не проснешься вовеки. Чайку мы попьем, только прежде встанем, и помолился за обед, я вам расскажу, что такое грех.
Любострастники пришли в крайнее недоумение. Товарищ Павла не успел подыскать слова для оправдания, как из коридора крикнули:
- Сашка! К селектору!
На нем лица не было, когда вернулся:
- В чем дело, Павел? Позвонили из третьей части, велели тебя срочно, с вещами доставить к ним. В чем дело?
Встревожились и его подруги. Что мог ответить страдалец? Лишь пожал плечами и, подхватив нераскрытый чемодан, поплелся к выходу.
"О человек, человек! Как бы ни тщился ты стать великим, слово твое остается дешевым. Если уж Ходько довериться нельзя, а ведь он предупреждал не идти в штабную, то кому же верить? Как кому? Прости меня, Господи! Прости! Слава Тебе, что Ты управляешь нами!"
Сотрудники третьего отдела давно уже знали Павла и сейчас только сочувственно покивали головами.
- Придется тебе начинать новый виток скитаний - предписано снова отправить тебя в тюрьму.
- На все воля Божья, - смиренно ответил Павел.
В тюрьме встретил Хаима Михайловича и Евгения. Они рассказали о своих мытарствах, о Магде, который не нашел случая попрощаться с Павлом перед освобождением, о том, что их снова гонят на станцию Кундир, снова на штрафную зону, на работу в балластном карьере.
Бараки здесь разделили на комнаты-камеры, в них загоняли по 15 человек. На ночь камеры запирали. Утром и вечером перекличка. Балласт насыпали на открытые платформы. Нечеловеческие нормы, злобные подгонялы-десятники. Контингент заключенных - почти сплошь интеллигенция: врачи, учителя, инженеры, начальники предприятий, люди, абсолютно не приспособленные к физическому труду. Они и пустую лопату поднять не в силах, а тут тяжеленный балласт. Ослабевших не поднимали, а лупили палками и сажали в карцер. Голод, одиночество, издевательства...
В одну из ночей Павел усердно молился Богу, чтобы Он помог ему выстоять и утром, перед пробуждением, получил откровение, что ему предстоит далекий путь. Это подтвердили и бывшие друзья Магды - они устроились в контору, а там давно ползли слухи о предстоящем этапе.
После завтрака началась погрузка в вагоны. Странное дело ничего лучшего не ожидало впереди этих мучеников, а вот поди ж ты - лезли в телятники с радостными лицами, лишь бы хоть на минуту вырваться из каторги. Нечто подобное испытывал и Павел.
Эшелон миновал знакомые места: Облучье, Ударный, Лагар-Аул, первую фалангу, Известковый.
"Может быть, никогда уже нога моя не ступит на эту землю, политую, моими слезами. А сколько же крови людской пролито в этих дебрях? Слава Тебе, Господи, что оставляю эти места непобежденным. Многие беды кружились над моей головою, но от всех их Ты избавил меня, Господи!"
Проехали Волочаевку - с замиранием сердца Павел прислушивался к ходу поезда: не замедлит ли, не остановится ли в этом аду, куда направляли людей для строительства Комсомольска-на-Амуре. Нет, Слава Богу, пронесло. Пересекли территорию лагерей. Угрюмые лица арестантов обращались в сторону эшелона с безмолвным вопросом: а вас-то куда?
Амур открылся широкой водной гладью. И снова - лагеря, лагеря, лагеря! Свидетелями какого только людского горя не стала эта земля! Заглянет ли в эти мрачные места свет христианской любви и мира? Кто придет сюда со светом Евангелия, о котором Сам Спаситель сказал: "и будет проповедано Евангелие... во всех концах земли". Пока же скромные крупицы правды Слова Божия и скромные молитвы за бедный, погибающий народ несут такие безмолвные труженики на ниве Господней, как Павел. Придет ли кто к престолу Отца Небесного, скажет ли ему: "я та самая былиночка, выросшая от семени, посеянного им в этом нелюдимом, суровом краю?"
Позади остался Хабаровск, впереди - Владивосток. Проснулись в городе, на Второй речке. Здесь, под скалами, расположился пересыльный поселок. Карантин под фортом, наверху вооруженная охрана, внизу брезентовые палатки, окруженные колючей проволокой. Павел прибыл сюда буквально через несколько дней после бунта, устроенного урками по случаю раздачи супа с червями. Охрана пыталась под угрозами заставить есть эту баланду, от которой отворачивалась бы скотина. Зеки наотрез отказались, вылили бачки на землю. В отместку поступило распоряжение вообще лишить пищи. Заключенные подняли неистовый крик, много часов неистовые вопли оглашали окрестности. Администрация перепугалась, обратилась на форт, к матросам за помощью. Узнав причину возмущения, матросы отказались принять участие в подавлении бунта. Вызвали пожарные машины - сильными струями воды все было смешано с грязью. Вопли стихли, несколько десятков заключенных снесли в общую яму, часть распихали по карцерам, остальных раскидали по другим лагерям. Все! С властью не шути!
