Евгений Носов - Не имей десять рублей
- Дохлое дело,- заверил Фомич.- Верь моему слову. Есть, а не дадут.
Федор Андреевич подергал калитку.
Два кобеля с ликующей злобой с разбегу ударились об ворота, заскребли лапами по доскам.
- Ч-чего надо? - раздался бабий голос.
- Кто там... пойди-ка сюда,- окликнул Федор Андреевич.
- Пешню, пешню спрячь,- смеясь, посоветовал Фомич.
В калитке открылась сердцевидная дырка, туда-сюда зыркнул острый козий глаз, и снова пала дощечка, затянув дырку равнодушным бельмом.
- Никого нетути,- недовольно сказала баба сквозь собачий брех.
- Выйди на минуту. Дело есть.
- Знаем твое дело, проваливай,- баба удалилась в глубину двора.
- Да погоди ты...- озлился Федор Андреевич.
- Будешь годеть - касторки выпей.
Фомич прыснул в кулак:
- Я ж говорил!
Но тот упрямо толкал калитку.
- Ступай, ступай, нечего! - крикнула баба.- А то кобелей выпущу.
Федор Андреевич чувствовал себя так, будто ему влепили пощечину. Даже не пощечину, а харкнули в физиономию.
- Не-е, так не зайдешь,- торжествовал Фомич.- К Никанорке отмычка фигурная, простая не подходит. Чтоб зубец в зубец попал.
- Что еще за отмычка? - метнул сумрачный взгляд Федор Андреевич.
- Ну, сказать, ежели ты на машине, тогда еще будет разговаривать. Да и то не со всяким. И сперва баба, а тогда он сам. Так-то ты вроде подходишь по всем статьям,- смеялся Фомич.- И шапка на тебе что надо, вроде пропуска, а пеший. Не тот зубец!
- Сволочь,- процедил Федор Андреевич, уходя от ворот и оскорбленно оглядываясь.- Даже не спросила, кто...
- Да наплевать на них. Слушай, поехали ко мне! - Фомич взял его под руку, потрусил рядом.- У меня ж нынче того... Я тебя в самый что ни на есть красный угол посажу. Как старого друга. А, Федь?
- Да нет...- Федор Андреевич высвободил локоть.- Не могу...
- Пое-ехали! Чего там! Сынов покажу. Аккурат вечером будут. Пашка у меня тоже директо-ром. Поговорите с ним про свое. А то и Алешка подкатит из Сызрани. Тут самолетом один час. Во тоже парень! Верхолаз! Слушай... У тебя есть порожняя дочка?
- А что?
- Дак у меня Алешка тоже пока так ходит.- Фомич засмеялся, толкнул Федора Андреевича в бок.- А чего? То - друзья, а то свояками будем.
- Моя уже замужем,- холодно сказал Федор Андреевич.
- Ах ты досада! Ну да ладно. Я тебе тогда птиц покажу. У меня чертова прорва. Полная комната. Это, как ребята разъехались, дак я целиком под них комнату отвел. Бабка ругается: всю пенсию под коноплю изводишь, давай, дескать, студентов лучше напустим, от них хоть польза. А я не-е, никаких делов! Пусть чирикают! Это по солнышку как врежут - душа отлетает в рай. А хочешь, я тебе кенаря подарю? А то пару? Заведешь себе кенарей.
- Да на что мне твои кенари?!
- Мил человек! Дело стариковское: будешь ножичек об ножичек подразнивать, с бабкой слушать. Поехали!
- Не могу. У меня на восемь международный с дочерью заказан.
- Ну дак говори себе на здоровье! Говори, а потом забирай бабку и приходи. Пусть старухи тоже обнюхаются. Моя расскажет, как огурцы солить.
- Ладно, ладно.- Федор Андреевич досадливо переложил пешню с одного плеча на другое. - Экий ты... Как смола.
- Вот и дело! Значит, так: над аптекой, восемнадцатая квартира. Во бабка моя обрадуется!
На краю леса ветер ударил встречным валом, хоть ложись на него.
Сухая крупа летела над землей белыми пулями, жестко секла по одежде, по сосновым ство-лам.
Луг перед Шутовом перешли, согнувшись, рукавицами придерживая шапки, пока не укры-лись за первыми деревенскими строениями. Ранние сумерки уже копились по голым садам. Продрогшие воробьи, нахохлившись, сбивались поближе к застрехам, густо облепляли сваленный перед избами хворост, пятная его жидким известковым пометом.
Возле завалинки одной из хат высилась куча жома, кисловато разившего на всю округу.
Щуплая старуха в стеганом ватнике, единственная живая душа на всей долгой пустынной улице, лопатой нагребала жом в обмерзшие ведра и, сутуло согнувшись под коромыслом, мелкими осторожными шажками таскала во двор.
- Здорово, Марья! - еще издали крикнул Фомич.
Старуха медленно разогнулась, оперлась на лопату. Из толстого платка, закрывавшего подбо-родок, как из дупла, гляделось остроносое лицо. Ссохшиеся кирзовые сапоги и старый продран-ный ватник были заляпаны жомом, который, как и на ведрах, тоже успел замерзнуть и остекле-неть.
- Не Степан ли Фомич? - сказала старуха, дуя попеременно в голые синие ладони.- Гляжу, гляжу, он и не он.
- Он самый!
- Давно не видела. Уж не хворал ли?
- Да нет, опять на службу пошел.
- Ох ты! Заскучал без дела. Ну дак заходите, заходите. Иззяблись, поди.- Старуха бегло взглянула из своего дупла на Федора Андреевича.- Али по окуня ходили?
- По окуня, по окуня.
- Дак какой окунь-то, больно люто.
- Охота, Марья, дня не разбирает.
- Ой, молчи, малый! Я вот тоже: купила себе мороки по морозу. Надо бы по теплу, да не спроворилась. Петька, обормот, посулился утром привезти, да где-то проваландался, привез аж под вечер. Его дело шоферское: свалил, денежки в карман, а ты как хошь. Да вот ношу, не пере-ношу, ночь на дворе. И бросить никак нельзя. За ночь задубеет, потом хоть топором руби. Да уж мочи моей нету, ноги не шагают. Девка в город зафинтилила, шапку какую-то мохеровую поку-пать. Все, дескать, уже носят, а у меня нету. Еще утром схватилась, губы намазала...
- Носилки найдутся? - перебил ее Фомич.
- Ась?
- Носилки, говорю, давай! Пособим маленько.
- Ой да Степан Фомич, батюшко! Носилки-то есть, да будешь возиться, сам небось умо-рился.
- Давай, давай.- Фомич сбросил рюкзак.- Тут дело минутное.
- Ой да голубчик белый! Сичас, сичас... гдесь были...
Бабка заспешила в сарайчик, загремела там чем-то железным, выволокла забрызганные известью жиденькие носилки.
- Ох да касатик ты мой! Да откуда ты взялся!
Фомич проворно накидал пирамидку, пришлепнул маковку лопатой.
Федор Андреевич взглянул на часы: до автобуса оставалось не более получаса, и ему никак не нравилась эта затея. Он хотел как-то напомнить про именины, но Фомич упредил, сказал ожив-ленно:
- Берись-ка под зад, Федя.
- Дак товарищ-то пусть пока в хату зайдет, обогреется. Что ж он будет мараться.
Но Фомич, уже нагнувшись и ухватив передние ручки, ожидал, и Федор Андреевич, помед-лив, подошел к носилкам.
- А то дак я Дуняшкин ватник вынесу,- запереживала старуха.- Она у меня тоже телесная, так что подойдет в самый раз.
- Ватник наденешь? - обернулся Фомич.
- Не надо...- буркнул Федор Андреевич. Серый ворох курил перед самым лицом теплым паром, обдавая кислой вонью, и он задирал голову повыше, недоумевая, как может корова или кто там есть эту мерзость.
Стараясь не дышать, Федор Андреевич проследовал за Фомичом в калитку, потом двором к низкому плетневому сарайчику, крытому землисто-серой соломой. Старуха, гремя сапогами, лотошила впереди, показывая дорогу, убирая из-под ног какие-то чугунки, долбленые корытца. И все суетливо, виновато приговаривала:
- Сюда, сюда... Головы обороняйте, тут у меня лутка низкая... Валите, валите наземь. Пока так, а тади я сама по бочкам разложу, соломкой укрою. Не держала бы я ее, корову-то, клятву дала не держать больше, силов моих не стало, да теперь вот ребеночек у Дуняшки объявился, придется повременить.
И бегая взад-вперед, норовя чем-то помочь, поминутно хватаясь за лопату, виноватилась и вздыхала:
- Да что ж я так-то утрудила... Вот дай бог вам здоровьица, выручили. А то б потемну тас-кать. Все сама и сама: воды наноси, дров наруби, корову напои, подои, а тут малый куксится, за юбку хватает. А ей - бай дюже: подавай модную шапку. Дак под шапку надо голову, а головы-то и нету. Нету, нету головы у дуры. Сироту вон набегала, намахорила.
Всего доносить старуха не дала, осталось еще с треть, но она замахала руками, даже стала отнимать носилки.
- Будя, будя! Нечева бога гневить. Остальное сама доскребу. Пойдемте, пойдемте, перекуси-те. Да вот беда, выпить нету, была поллитровка, Петьке за жом отдала. Пятнадцать целковых, да еще бутылку с приятелем вылопал, ханурик. Кабы знать, дак не дала.
- Ничего не надо,- отмахнулся Фомич.- Мы и так нынче веселые. Дак и еще предстоит...
- А то посидите, я сичас, магазея еще торгует, у продавщицы взаймы перехвачу покамест.
- Некогда, Марья, некогда! - Фомич опять напялил рюкзак.- На автобус надо.
- Ой, лихо! Да как же так, не по-людски, не угостёмши пойдете,причитала она, стесняясь, стыдясь глядеть на Федора Андреевича, пугавшего ее и кожаным пальто, и белыми бурками, и всем своим не по ее двору видом.Мы-то с тобой, Степан Фомич, как-нибудь и потом раздолжа-емся, а вот человек что скажет.
- Это мой старинный друг,- горделиво заверил Фомич,- вместе на одном заводе работали. Еще когда ты невестой бегала. Так что...
Федор Андреевич сосредоточенно соскребал палочкой приставший жом с рукава.
- Давние, стало быть, дружки,- умилилась старуха.- Ну дак когда будете опять, заходьте вместе без сумления, яишанку, або переночевать. Летом, дак и яблоки...
