Лариса Матрос - Социологический роман
Уделяя всегда большое внимание своему внешнему виду, сейчас она ни на минуту не забывала о ненакрашенных ресницах, что немного угнетало ее и потому, разговаривая с Останговым, она избегала смотреть в его сторону, спасаясь игрой с безобразным пищевым пакетом, который не выпускала из рук. В это время красавицастюардесса подъехала с контейнером прохладительных напитков и выдала каждому, кто желал, голубые пластмассовые чашечки с искрящимся газированным питьем. Глотнув напиток, Остангов посмотрел на свою собеседницу поотечески тепло и нежно и сказал: -- Я вас внимательно слушаю. -- В современном обществе существует удивительный парадокс. Суть его в том, что все основные явления общественной жизни (от создания оружия до создания фильмов) по масштабам их воздействия носят глобальный характер. Но при этом, -- продолжила Инга Сергеевна, -- нет какой-то общепланетарной гуманитарной концепции их использования.
-- Но, кто же, -- спросил Остангов, -- должен эти критерии вырабатывать? Кто-то стоящий над обществом? -- Да, да, -- произнесла она взволнованно, заливаясь краской. -- И этим "ктото" должна быть ФИЛОСОФИЯ . -- Она посмотрела на академика в упор, забыв о ненакра шенных ресницах, и, встретив его внимательный взгляд, продолжала: -- Философия, чем она является по сути, -- это любовь к мудрости.
-- Но такие идеи не новы, они уже были в истории человечества, -отметил Остангов. -- Такие идеи разрабатывал еще Конфуций и его последователи. Известна конфуцианская идея аристократии достоинств, талантов и просвещенного разума. Центральное место в учении Конфуция занимала концепция жэнь (человечности) -- закон идеальных отношений между людьми в семье, обществе государстве -- в соответствии с принципом "чего не желаешь себе, того не делай другим". Один из наиболее известных представителей конфуцианства Сюньцзы считал главными звеньями управления обществом, государством справедливые приказы и любовь к народу, уважение к ученым, почитание мудрых и привлечение к государственным делам способных людей, а критериями правления -- справедливость и мир. А концепция эпохи Просвещения, как вы знаете, основывалась на идее "научного миропонимания", согласно которой философии отводилась роль выявления всех связей мироздания. Французские материалисты эпохи Просвещения уповали на "разумность человека", которая поможет ему найти путь к всеобщему благоденствию.
Отметив про себя (удивившее ее знание философии Останговым) Инга Сергеевна дополнила: -- Так и Платон еще утверждал, что "пока в государствах не будут философы царствовать", или цари, "удовлетворительно философствовать", род человеческий не избавится от зла. Я понимаю, что то, что я говорила не ново и идеи эти уже были. Но тогда степень их влияния на реальные исторические процессы могла и не быть настолко значимой, как сегодня. У человечества было еще все впереди, у него было время для раздумий и было мало опыта для проверки полезности тех или иных теорий. Сейчас же времени нет, но есть большой опыт, на основе которого оно может подвести итог и дать оценку тех или иных теорий, концепций общественного развития. И если некоторые теории были отвергнуты практикой жизни, а другие, наоборот, легли в ее основу, это еще не значит, что человечество сделало именно тот выбор, который был необходим. -- Может, вы устали и хотите немного отдохнуть, -- спросил Остангов, повернувшись к ней всем корпусом. -- Я вас изрядно утомил. Не забудем, что сейчас ночь, а ведь нам осталось лететь совсем недолго, чуть более часа. -- Спасибо, Кирилл Всеволодович, я совсем не устала, -- сказала она, улыбаясь. -- Я рада, что у нас состоялся этот разговор. То, о чем я сейчас говорю, еще не отшлифовано в моем представлении, а вы в этом случае -- просто незаменимый оппонент: вы не философ. Ну не работаете непосредственно в философии (скажем так), -поправила она себя, -- хотя, судя по всему, к философии не совсем равнодушны, и потому ваш взгляд как бы человека со стороны мне очень полезен. -- В таком случае, я чувствую на себе неслыханную ответственность и буду беспощадным оппонентом, ведь мы с вами решаем судьбу человечества, не так ли? -- засмеялся академик. -- Я думаю, -- сказала Инга Сергеевна, -- что человечество рано или поздно придет к пониманию необходимости создания такого общепланетарного органа, который будет своего рода всемирным экспертом, определяющим критерии развития общества. -- И вы полагаете, что это не утопизм? -- спросил Остангов с оттенком скептицизма. -- Вся история человечества -- войны, противоречия и так далее. -- Вы правы, -- сказала Инга Сергеевна. -- Но сейчас другое время. Сейчас настало время новой всемирной революцию. -- Так что, опять на баррикады? -- спросил академик, прищурив в улыбке глаза. -- Нет, нет, это должна быть мирная революция, направленная на утверждение общечеловеческих принципов гуманизма, нравственности и культуры повсеместно в обществе и прежде всего во властных структурах. Эта революция должна быть подобно научнотехнической, когда постепенно шла замена старого новым повсеместно в технологиях, в оборудовании.
-- Это, насколько я понял, близко к американскому философу Данэму с его концепцией "очеловечивания бюрократии"... Но как это можно сделать? Попробуйте сейчас сменить одного на другого, либо заставить кого-то сменить политические амбиции на чисто гуманитарную ориентацию. Что, всеобщая гражданская война? -- Нужно просветить народы, чтоб они выдвигали и выбирали только тех, кто будет отвечать соответствующим требованиям. Помните, у Льва Толстого: если зло всегда объединяется, то добру нужно делать то же самое. Я точно цитату из "Войны и мира" не помню, но смысл ее примерно таков. -- Вы, как мне кажется, находитесь под сильным влиянием идей конфуцианства. Там тоже было что-то вроде государственных экзаменов, через посредство которых отбирались "благородные мужи". -- Возможно, все, что я говорю, -- это сплетение сведений из разных источников. Но я сама все более заражаюсь этими идеями. Нужно, чтоб каждый человек на земле, а тем более политик, общественный деятель чувствовал свою ответственность за все происходящее и не уповала на презумпцию невиновности. -- Инга Сергеевна на мгновенье остановилась, приложив обе ладони к к своему пылающему лицу. -- Ну вот, благодаря философскому семинару время пролетело незаметно, и нам уже рекомендуют пристегнуть ремни, -- сказал Кирилл Всеволодович игриво и ловко пристегнул свой ремень. В это время по радио объявили о скорой посадке.
Все пройдет: и печаль и радость, Все пройдет, так устроен свет. Все пройдет, только верить надо, Что любовь не проходит, нет, -- снова запел Михаил Боярский песню, под которую Инга Сергеевна собиралась крепко заснуть четыре часа назад. -- Вас встречают в Новосибирске? -- спросил академик, заглянув ей в глаза. -- Нет, я предупредила мужа, что возьму такси, отвезу домой ненужные вещи, а потом -- сразу же на работу. x x x
Самолет незаметно приземлился, и пассажиры, как обычно, несмотря на требования и просьбы экипажа подождать на местах до полной остановки двигателя, выхода экипажа и подачи трапов, повскакали со своих мест, чтоб быстро одеться и помчаться к выходу. Академик Остангов спокойно встал со своего места, подал даме пальто, сам надев светлосерый элегантный утепленный плащ, такого же цвета шляпу и тонкий шерстяной темносерый в белую клетку шарф, взял дорожную сумку Инги Сергеевны, свой дипломат и, пропустив ее вперед, остановился, ожидая, как все, разрешения на выход. После утомительной стоянки они вышли наконец на улицу, где было холодно, ветрено и все напоминало о том, что "красная", теплая, праздничная Москва сменилась "серым" холодным будничным Новосибирском.
Инга Сергеевна по привычке остановилась на взлетном поле в ожидании автобусика, едущего в аэровокзал. Уж сколько лет ее жизнь связана с частыми перелетами в любое время года, и не вспомнить случая, чтоб в жару ли, в страшный мороз, пургу или проливной ливень этот автобус ожидал пассажиров у трапа самолета. Нет, всегда только наоборот: уставшие от полета пассажиры, старики и родители с малютками вынуждены стоять в ожидании этого жутко примитивного транспорта, словно всем своим видом, демонстрирующего полное пренебрежение к пассажирам.
Как только она остановилась, Остангов, осторожно прикоснувшись к ее локтю, предложил ей следовать с ним к его машине, которая стояла в ожидании хозяина недалеко от трапа самолета. Инга Сергеевна, благодарно улыбнувшись, пошла с ним. Мокрый снег с ветром при ее легком бархатном пальто и сапогах на высоченных каблуках вызывали единственное желание куданибудь спрятаться, где тепло и сухо. Академик дружески поздоровался с водителем и со словами: "С нами сегодня гостья" открыл Инге Сергеевне заднюю дверцу, подождал, пока она усядется и привычно сел рядом с водителем. Остангов, очевидно, изрядно уставший, углубившись в себя, молчал. А Инге Сергеевне в теплом, чистом салоне машины было так хорошо и уютно, что даже эта ужасная всегда тягостная дорога из аэропорта Толмачево в Академгородок сейчас показалась приятной и короткой. Когда они въехали в Академгородок, Кирилл Всеволодович сказал водителю: -- Сейчас доедем до моего дома, затем отвезешь Ингу Сергеевну домой. Там ее подождешь, сколько понадобится, и отвезешь на работу. Ко мне можешь подъехать к одиннадцати. Вы не возражаете? -- заключил он, повернувшись к Инге Сергеевне с улыбкой. -- Большое спасибо, Кирилл Всеволодович, -- ответила она, растроганная таким вниманием академика. В это время машина остановилась возле двухэтажного коттеджа. Остангов, выйдя, открыл заднюю дверцу и, протянув Инге Сергеевне руку, сказал: -- Благодарю за интересную беседу. Желаю вам успехов и всего доброго. Затем академик направился к калитке дворика своего дома, а водитель, ничего не сказав, тут же развернулся и, уточнив у Инги Сергеевны ее адрес, молча повел машину к ее дому. x x x
