Лариса Матрос - Социологический роман
-- Ничего, ничего, доченька. Не отчаивайся, -- сказала нежно мать, скрывая страдания. -- Знаешь, так бывает, что именно когда совсем плохо, что-то начинает резко меняться к лучшему. У жизни есть своя логика, и, если человек заложил какие-то зерна, они обязательно прорастут. -- Ладно, мамочка, -- сказала дочь снисходительно, -- ты у нас без философии не можешь. Но я боюсь, что сейчас философия нам вряд ли поможет, и я, честно говоря, не знаю, что делать. Мне страшно. -- Ну, доченька, что значит страшно, -- моляще произнесла мать. -- Ты же не на необитаемом острове. Мы ведь все вместе. Мы чтонибудь придумаем. -- Мамочка, что мы придумаем? -заплакав, с отчаянием произнесла дочь. -- Мне страшно за Катюшку. Если б ты видела нашу больницу. Сейчас в Москве, говорят, эпидемия дифтерита. Мне страшно, я тебе не хотела рассказывать. В прошлый раз, когда детям должны были делать очередные прививки, я сказала врачу, что папа мне привез Из-за границы разовые шприцы и что я прошу о предстоящей прививке поставить меня в известность заранее, чтоб я принесла разовый шприц для Катюшки. А врач мне знаешь что сказала? "Чем ваш ребенок лучше других?" Нет, ты только представь: она не порадовалась, что хоть одного ребенка со стопроцентной гарантией можно уберечь от инфекции СПИДа. Нет, она прониклась завистью к моему ребенку. Мне страшно. Мне кажется, что перед нами стоит огромная стена какой-то злой силы, которая вотвот обрушится на нас. -- Анюта, я требую прекратить это. Никакой стены. Тебе сейчас очень трудно. Но посмотри вокруг. Происходят огромные необратимые перемены. На их волнах всплывает пена в виде негодяев и бюрократов, жуликов, спекулянтов. Но прежде всего перемены тем и характерны, что они рождают новое, смелое, дерзкое, неожиданное. И это уже есть повсюду. Я уверена, что мы решим все наши проблемы. -- Мамочка, я тебя прошу, стань ты наконец на реальную почву. Перестань быть идеалисткой.
-- Доченька, послушай меня, может я и идеалистка, как ты говоришь, но тогда я благодарна этому своему качеству, ибо только оно мне помогало в жизни. Только вера в реализуемость задуманного помогала преодолевать невозможное, так как вера в возможность того, о чем мечтаешь, является главным стимулом, основой жизнестойкости. А сейчас ты сделаешь следующее. Не сердись, я ведь никогда тобой не повелевала, -- засмеялась мать. -- А сейчас приказываю: ты подойдешь к зеркалу, посмотришь, как ты красива, и улыбнешься себе. Потом возьмешь на руки Катюшку и улыбнешься ей. Потом пригласишь своих друзей Васильевых со второго этажа. Наверняка у вас еще коечто осталось с пятницы, и вы будете продолжать банкет в мою честь. Поверь, ничто так не помогает выживать, как праздники. И чем труднее, тем больше человеку нужен праздник, потому что праздник -- это утверждение радости бытия. Я вижу как ты уже улыбаешься. Вот и хорошо. Завтра позвоню. Целую. x x x
Последний день командировки прошел напряженно, и Инга Сергеевна с помощью Ирины и ее "девочек" оформила почти все бумаги для отправки диссертации в ВАК. После этого они организовали небольшой девичник и по традиции пошли в кафе "Паланга" на Ленинском проспекте, недалеко от гостиницы. Эти замечательные, умные женщинысоциологи и философы очень любили свою "заезжую" коллегу, а она нежно с благоговением относилась к ним и бесконечно ценила их дружбу. За разговорами во время трапезы они не успели оглянуться, как пролетело время, и Инге нужно было торопиться в гостиницу, где было заказано такси для отъезда в аэропорт. Коллеги пошли с Ингой в гостиницу, помогли ей упаковать дорожную сумку и, проводив до такси, стояли у крыльца гостиницы, пока машина не скрылась из виду. За окном машины прекрасная вечерняя Москва с очертаниями высотных зданий убегала все быстрей и быстрей. Одетые в леса здания создавали атмосферу подобную той, что бывает в доме во время ремонта, когда дискомфорт беспорядка нивелируется ожиданием новизны, чистоты, свежести и праздничности, которые неизбежно наступают после него. "Уже более двадцати лет моя жизнь непосредственно связана с Москвой. И в периоды удач и трудностей, успехов и разочарований всегда этот город внушает мне оптимизм и радость бытия. Сколько работ, дополнительных дел и поручений я готова была делать всегда, чтоб только иметь повод и право ездить в Москву. Вся моя жизнь была словно подготовкой к тому, чтоб потом когданибудь, когда здесь обоснуется Анюта, жить в Москве всем вместе", -думала она и ностальгические слезы по утраченной стабильности и ясности навернулись на глаз. А из включенного таксистом радио какие-то девицы страстно в своей песне умоляли "американбой" увезти их в Америку. По прибытии в аэропорт она, зайдя в туалет и увидев в зеркале свое распухшее от слез лицо и красные глаза, молча взмолилась: "Только бы никого не встретить из знакомых. Наши академгородковские любят летать этим рейсом -- утром можно еще успеть на работу после прилета. Только бы мне повезло ни с кем не столкнуться здесь". x x x
Ее место оказалось средним в трехместном ряду. У окна уже сидел пассажир. Она быстро сняла пальто, поставила под сиденье дорожную сумку, села в кресло и закрыла глаза. Всегда нагружая себя, как она сама говорила, "по двадцать восемь часов в сутки", привыкшая быть занятой до предела, она потому именно и любила перелеты, что они дарили четыре часа "ничегонеделания" -- жизни без звонков, обязанностей, запросов и ответов. И сейчас в этом уютном, чистом салоне она почувствовала комфорт и успокоение. Звучала очень мелодичная песня, исполняемая Боярским. "Хорошо, что повезло и никто не встретился, -- размышляла она. -- Мой ужасный вид мог вызвать недоумение у любого знакомого. Никто никогда меня не видел в таком неприбранном виде, уж сколько лет я не выхожу из дому с ненакрашенными ресницами и губами". Накрыв глаза белым шарфом, она сложила руки на груди, вытянула ноги и приготовилась ко сну. В это мгновенье она почувствовала прятный аромат свежести и легкое прикосновение локтя кого-то осторожно севшего справа. Открыв глаза, она увидела рядом с собой академика Остангова. Едва усевшись, он расположил на коленях дипломат и доставал какие-то бумаги, очевидно, настроившись работать. Инга Сергеевна замерла в волнении, снова закрыла глаза, испытывая почти отчаяние от столь неуместного соседства.
Она узнала о Кирилле Всеволодовиче Остангове примерно семь лет назад, буквально с первых дней его приезда в Академгородок. Встретила она его впервые на какомто совещании, где он сидел прямо напротив нее, и они волейневолей встречались взглядами. С тех пор они неоднократно пересекались в Доме ученых и на различных совещаниях, но никогда не были непосредственно представлены друг другу, ни разу не обмолвились друг с другом ни одним словом. Когда он, приглашенный из Москвы, приехал в Городок, его имя сразу стало обрастать легендами. Тогда ему было (по слухам) лет пятьдесят пять. Высокий, стройный, с густой красивой шевелюрой чернобурых волос, с сохранившимися (редкое исключение) аристократическими манерами, к тому же прекрасный оратор, он сразу обратил на себя внимание всех и особенно женщин. Среди тех из них, кто "охотился" за академиками, он немедленно занял в их имевшемся, по слухам, списке первое место. Надежды и стимулы, очевидно, придавало то, что Остангов приехал без жены, с какой-то немолодой, некрасивой дальней родственницей, выполнявшей в его доме роль "домоправитель ницы". Говорили, что он был женат на своей сокурснице, очень красивой, умной женщине, которая ради него бросила свою карьеру, воспитывала двоих сыновей и помогала ему во всем. Остангов очень рано достиг успехов в науке и сделал блестящую карьеру. Согласно слухам, Остангова с женой, кроме всего прочего, объединяла любовь к альпинизму. Каждое лето они вдвоем отправлялись в горы. В последний раз он поехать не смог Из-за чрезвычайно важной международной экспедиции, совпавшей по времени с походом, и жена поехала одна в составе их постоянной, спаянной многолетней любовью к спорту группе. Там произошло какое-то несчастье, и она погибла. Он очень страдал, считая себя виновным, вырастил детей, поженил их и, оставив им свою квартиру в Москве, приехал в Академгородок. Он так и жил один, не давая повода судачить о подробностях своей личной жизни. Остангов обладал удивительным воздействием на сталкивающихся с ним людей, какой-то особой аурой, под воздействием которой возникало желание казаться лучше и умней. Вот и Инга Сергеевна начала испытывать необъяснимое волнение, оказавшись рядом с ним. "Что это я, в самом деле, -- подумала она, -- неужто устала до такой степени, что любой внешний раздражитель способен вывести меня из равновесия. Надо постараться уснуть. Через несколько часов на работу. Она закрыла глаза, пытаясь определить последовательность выполнения дел, которые ее ждут дома. Но воспоминания о событиях пережитых за прошедшие дни в Москве перехлестнули все ее мысли, и, охваченная страданиями за дочь, она совсем забыла о взбудоражившем ее соседе. "Чего я достигла в жизни, -- если я ничем не могу помочь своей дочери? Но ведь я честно трудилась, преодолевала непреодолимое. Почему же я чувствую себя банкротом, нищим, никчемным человеком, у которого ничего нет. Мои родители гордились тем, что я вырвалась без всяких блатов и денег -- сама, честно. Они были счастливы, что я буду жить на другом уровне. "Твои дети, -- говорил папа, -- будут жить уже другой, понастоящему красивой жизнью. Они будут детьми профессоров!" И вот она -- "красивая" жизнь Анюты -- в этом чудовищном общежитии. А теперь она не видит иного выхода, кроме как уехать. И она уедет. И что потом: будет разбита семья, и мы обречены на разлуку. Почему? Кто виноват? Можно ли найти виновного? А ведь Юра здорово сказал про презумпцию невиновности". Вдруг кто-то сзади, постучав по спинке сиденья, раздраженно сказал: -- Девушка, разве вы не слышали? Верните сиденье в исходное положение. Я Из-за вас не могу установить столик. Сейчас принесут завтрак. -- Ох, простите, -- сказала она, обернувшись, и тут же поймала на себе сочувственный взгляд академика. -- Что устали? Я вообще-то не люблю ночной рейс, но мне необходимо срочно быть в Городке, -- произнес он спокойно, естественно, дружелюбно. Она смущенно улыбнулась, ничего не ответив, и принялась устанавливать свой столик. -- Я вас видел на нескольких совещаниях, но так и не понял, какую область науки вы представляете, -вновь обратился к ней академик. -- Я занимаюсь социологическими аспектами здоровья человека и принимала участие в разработке некоторых аспектов программы "Сибирь". Потому была участницей тех совещаний, на которых мы с вами встречались.
