Шоссе Линкольна - Амор Тоулз
Мир вдруг пришел в беспорядок, накренился на тридцать градусов. Чтобы подняться на колени, Эммету пришлось опереться на дорогу обеими руками. Он чувствовал, как жар от бетона проходит в его ладони.
Он стоял на четвереньках, ждал, когда прояснится в голове; потом начал вставать.
Джейк шагнул к нему.
— Не вставай, — сказал он осипшим от волнения голосом. — Не вставай, Эммет Уотсон.
Эммет выпрямился, начал поднимать кулаки… но он не готов еще был стоять. Земля закружилась, встала дыбом, и он, крякнув, повалился на мостовую.
— Хватит, — раздался чей-то голос. — Хватит, Джейк.
Между зрителями пробивался шериф Питерсен.
Одному помощнику он велел отвести Джейка в сторону, а другому — отогнать зрителей. Сам сел на корточки и осмотрел Эммета. Даже повернул ему голову, чтобы получше разглядеть левую сторону лица.
— Кажется, ничего не сломано? Ты цел, Эммет?
— Я цел.
Шериф продолжал сидеть на корточках.
— Собираешься предъявить обвинение?
— В чем?
Шериф дал знак помощнику отпустить Джейка и снова обратился к Эммету — тот сидел на тротуаре и вытирал кровь с губы.
— Давно ты вернулся?
— Вчера.
— Быстро же он тебя отыскал.
— Да, быстро.
— Не могу сказать, что я удивлен.
Шериф помолчал.
— Ты дома остановился?
— Да, сэр.
— Ну, ладно. Давай-ка почистим тебя, прежде чем домой поедешь.
Шериф взял Эммета за руку, чтобы помочь встать. Но при этом успел взглянуть на костяшки его пальцев.
Шериф и Эммет ехали по городу в «студебекере» — Эммет на пассажирском месте, шериф за рулем, вел машину спокойно, неторопливо. Эммет кончиком языка ощупывал зубы. Шериф насвистывал песню Хэнка Уильямса и вдруг оборвал ее.
— Неплохая машина. Сколько может выжать?
— Миль восемьдесят, без тряски.
— Смотри ты.
Шериф по-прежнему вел неторопливо, плавно входя в повороты, насвистывая. Когда проехали поворот к участку, Эммет посмотрел на него вопросительно.
— Я подумал, к нам тебя отвезу, — объяснил шериф. — Пусть Мэри на тебя взглянет.
Эммет не возражал. Ему не мешало почиститься перед тем, как ехать домой, но еще раз в полицию не хотелось.
Они остановились на дорожке к дому Питерсенов, и Эммет хотел уже открыть дверь, но шериф не двинулся с места. Он сидел, положив руки на руль — так же, как директор колонии накануне.
Эммет ждал, когда заговорит шериф, и смотрел через ветровое стекло на шину, подвешенную к дубу на дворе. С детьми шерифа он не был знаком, но знал, что они взрослые; непонятно было, то ли эта шина — память об их детстве, то ли шериф повесил ее для внуков. А может, ее повесили еще до того, как шериф купил дом.
— Я подошел уже к концу вашей стычки, — сказал шериф, — но по виду твоей руки и лица Джейка могу предположить, что сам ты не усердствовал.
Эммет не ответил.
— Ну, может, ты счел, что тебе причитается, — продолжал шериф задумчивым тоном. — А может, пройдя то, что тебе пришлось пройти, решил, что пора для драк осталась позади.
Шериф посмотрел на Эммета, будто ожидая ответа, но Эммет молчал и продолжал смотреть на качели.
— Не против, если закурю у тебя в машине? — помолчав, спросил шериф. — Мэри больше не разрешает мне курить в доме.
— Я не против.
Шериф вынул из кармана пачку и щелчком выдвинул две сигареты, одну протянул Эммету. Эммет взял, шериф поднес зажигалку ему, потом себе. Из уважения к машине опустил стекло. Он затянулся, выпустил дым и сказал:
— Война почти десять лет как закончилась. Но некоторые из тех, что вернулись, ведут себя так, как будто она продолжается. Взять Дэнни Хогланда. Месяца не проходит, чтобы меня не вызвали из-за него. То драку затеет в придорожном ресторане, то симпатичной жене своей влепит пощечину в супермаркете.
Шериф покачал головой, словно недоумевая, что эта красивая женщина нашла в Дэнни Хогланде.
— А в прошлый вторник? Меня вытащили из постели в два часа ночи: Дэнни стоял перед домом Айверсонов с пистолетом, кричал о какой-то старой обиде. Айверсоны ничего не могли понять. А оказалось, обида была вовсе не на Айверсонов. На Баркеров. И стоял он не перед тем домом. И даже квартал не тот.
Эммет невольно улыбнулся.
— А вот другой край спектра. — Шериф показал сигаретой на какую-то невидимую аудиторию. — Ребята вернулись с войны и дали зарок, что больше никогда не тронут человека. Очень уважаю такую позицию. Право на нее они сполна заслужили. Штука в том, что, когда доходит до виски, Дэнни Хогланд по сравнению с ними — мальчик. Из-за них меня из постели не вытаскивают. Потому что перед домом Айверсонов, или Баркеров, или еще чьим-то они не стоят в два часа ночи. Они сидят у себя в комнате, в темноте, и тихо уговаривают бутылку виски. Я что хочу сказать, Эммет, — ни тот, ни другой способ жизни не кажется мне таким уж хорошим. Воевать все время нельзя, но и забывать нельзя, что ты мужчина. Можешь позволить избить себя раз-другой. Это твое право. Но, в конце концов, надо и постоять за себя — как ты умел.
Теперь шериф посмотрел на Эммета.
— Ты понял меня, Эммет?
— Да, сэр. Понял.
— Я слышал от Эда Рэнсома, ты уезжаешь из города…
— Завтра уезжаем.
— Ну, хорошо. Мы тебя почистим, и я съезжу к Снайдерам, чтобы тебя сейчас не донимали. И коли на то пошло, кто-нибудь еще тебя донимает?
Эммет опустил стекло и выбросил окурок.
— Да большей частью советами, — сказал он.
Дачес
Когда приезжаю в новый город, стараюсь понять расклад — план улиц и характер людей. В некоторых городах потребуются дни. В Бостоне понадобятся недели. В Нью-Йорке — годы. В Моргене, Небраска, хватит нескольких минут.
В плане город — правильная сетка, со зданием суда в центре. По словам механика, который подвез меня на своем тягаче, в тысяча восемьсот восьмидесятых годах старейшины неделю совещались, решая, как лучше назвать улицы, и решили — с видом на будущее, что улицы, идущие с востока на запад, назовут в честь президентов, а улицы с севера на юг — по породам деревьев. Как выяснилось, можно было — по временам года и по карточным мастям, потому что спустя семьдесят пять лет город остался тем же — четыре квартала на четыре.
— Здравствуйте, — сказал я двум женщинам, шедшим навстречу, и ни одна не ответила.
Не поймите меня превратно. В таких городках есть своя прелесть. И есть люди, которые предпочтут жить
