Прощайте, призраки - Надя Терранова
Смелее.
Только ты способна сделать так, чтобы на экране ее памяти снова прокрутилось то воспоминание. Да-да, то самое.
Должно быть, это произошло уже после возвращения с Ортиджии — через полторы недели после фотографии и через три недели после поцелуя на пляже, да, пожалуй, так. Лето тянулось бесконечно, погода была плохой, непоследовательная Вселенная двигалась то в одну, то в другую сторону, каждая смена направления длилась ein Augenblick, мгновение ока. Пустые недели складывались в пустые месяцы, от безделья и жары я была готова лезть на стенку.
Как-то утром мне позвонила Сара. «Я заеду за тобой через час, захвати купальник!» — «Заедешь на чем? Тебе что, мопед вчера купили?» — «Да нет, поедем на машине Фабио до порта, потом на пароме переправимся в Калабрию, позагораем на пляже Сциллы». Я не поверила своим ушам — мы проведем целый день на противоположном берегу! Что может быть прекраснее? За пределами острова правила теряют силу, за пределами острова разрешается делать все что угодно. Надев раздельный купальник, я вошла в мамину комнату и увидела в зеркале свое новое тело — стройные ноги, чуть округлившиеся бедра, грудь, закрытую двумя треугольниками ткани. «Да, мы переплывем море и попадем на другую сторону», — мысленно произнесла я, сгорая от нетерпения.
Едва начались те каникулы, Сара стала встречаться с Фабио, если под «встречаться» подразумевается заворачивать за угол дома и садиться в машину того, кто ждет тебя; она любила его, если под «любила» подразумевается обвивать рукой шею другого человека и открывать рот, показывая язык («Фабио классно целуется», — гордо сказала мне Сара, а я постеснялась спросить, откуда ей это известно, ведь прежде она ни с кем не целовалась… Или все-таки целовалась?); он любил ее, если под «любил» подразумевается щекотать ее коленки и бросать вызов всему миру, демонстрируя свою близость с девушкой, которая еще пару недель назад принадлежала не ему, а своим родителям, школе и мне. Я притворялась, будто мне нет дела до их амуров, и упорно отгоняла от себя мысль, что мне досталась неприглядная роль подружки-дурнушки. «Фабио отличный парень, он из наших», — повторяла я про себя, ожидая их с Сарой приезда у дверей дома. На пляже двух пушек я поцеловала в сущности неинтересного мне юношу с одной целью — стать ближе к своей более опытной подруге, и это сработало, пусть и с грехом пополам. Поездка в Калабрию должна была принести совсем другие плоды, но я еще не знала этого и упивалась ощущением счастья, предвкушая переправу через пролив. В то мгновение ока жизнь в очередной раз сменила направление, и мне пришлось к этому приспосабливаться.
На пароме мы держимся вместе, свешиваемся с перил и поем, я рассказываю, что по пути к острову Стромболи в воде можно увидеть дельфинов, а сама вспоминаю, как однажды на рассвете, плывя на лодке с отцом в сторону Стромболи, заметила над водой чьи-то плещущиеся хвосты — это и были дельфины. «Здесь мы увидим разве что Харибду», — хмыкает в ответ Сара, а я думаю о ненасытном морском чудовище, пожирающем суда, людей и рыбу. Фабио курит, не снимая темных очков, мы пьем ледяное пиво, ничего не едим, мне предлагают сигарету, еще одну, курильщица из меня никакая, скорее так, для виду; мне неловко, когда кто-то из спутников в шутку называет меня нахлебницей, и, когда мы сходим на берег в Вилла Сан-Джованни, я иду в табачную лавку и трачу половину своих денег на три пачки сигарет, по одной на каждого.
Пляж белый-белый, народу много, Сара и Фабио обнимаются, посмеиваются, перебрасываются непонятными мне словечками, я удивляюсь, не веря, что они могут вот так унижать меня. Фабио говорит, что хочет мартини, и уходит, Сара устремляется за ним, оборачивается на бегу и одаривает меня улыбкой, вскоре оба куда-то пропадают. Я теряюсь в догадках, зачем они позвали меня с собой, ненавижу себя за то, что сдуру поехала с ними, и притворяюсь, будто ничего не произошло. Я всегда притворяюсь, будто ничего не произошло, всегда. В этом искусстве мне равных нет, три года назад исчез мой отец, я лучше всех умею скрывать боль.
Встаю, иду к воде.
Непобедимая, вхожу в холодное море, купальник в воде растягивается, я долго плаваю, напрягая мышцы, наконец выбираюсь на берег и шагаю к своему полотенцу, рядом с которым в песке зарыла початую бутылку пива. «Разве можно пить теплое пиво? Фу, что за гадость», — произносит человек, сидящий на полотенце по соседству, указывая на мою бутылку. Видимо, устроился тут, пока я плавала. Таким голосом, как у него, мог бы говорить ровесник моего отца, но я больше не помню его голос. Вынимаю из пачки сигарету и спохватываюсь — зажигалка есть только у Фабио, вот я недотепа. Вижу тень на своей правой руке и ощущаю незнакомое тепло, загорелая рука протягивает мне зажигалку, я слышу щелчок, гляжу на пламя и чувствую решительность тела, находящегося подле меня. «Ты здесь одна?» — «Нет, с друзьями». — «Странно, где же их вещи?» Он прав, вокруг нет других полотенец, нет пакетов, нет ничего, одна пустота, белый песок да камешки. Я веду себя как завравшаяся маленькая девочка. Кожу пощипывает от соли.
«Сколько тебе лет?» — «Восемнадцать». — «Не может быть». — «Восемнадцать». — «Ты на этом пляже впервые?» Рассказываю, что поступаю в университет, буду изучать киноведение, поеду жить в Болонью. Вру не краснея. Перевожу взгляд на свои ноги и ловлю себя на мысли, что надо было сделать педикюр. У моего нового знакомого темные кудри и борода, он носит очки, за которыми виднеются светло-карие глаза. От него пахнет не морской водой и солнцезащитным кремом, а гелем для душа, я узнаю этот запах — открывала бутылочку геля понюхать в магазине после того, как увидела по телевизору рекламу, сидя с матерью за обеденным столом и посматривая на экран. Перевожу взгляд на пляжное полотенце своего собеседника, на песке лежит пакет и книга в твердой желтой обложке, из которой
