Удар в перекладину - Владимир Орестов
– Хоть бы никаких снов, хоть бы никаких снов! – пробормотал он, засыпая.
В комнате было темно и пыльно. Первым делом Дима включил свет, затем распахнул окно – настежь, обе створки, надеясь, что затхлый воздух выйдет как можно быстрее.
Тусклая лампочка без абажура осветила несколько рядов высоких книжных шкафов – старых, потрескавшихся от времени.
Как в библиотеке, – подумал Дима и подошёл поближе.
Нет, первое впечатление было обманчивое. Шкафы оказались витринами с замаранными тусклыми стеклами и фанерными задними стенками. На витринах стояли кубки, лежали медали, то там, то тут перемежающиеся толстыми стопками грамот с загнувшимися от времени краями.
Дима отодвинул ближайшее стекло – оно шло с усилием, туго, истошно скрипя, схватил первую попавшуюся стопку, начал листать.
Кое-где листы слиплись между собой, часть была покрыта влажными пятнами, где-то глянцевая бумага была покороблена и измята.
Вот это – лучшей команде? 199… года рождения, получена, когда им было 15 лет. Вот это с турнира в Кисловодске. Вот – командная, а это – его личная – «Лучшему вратарю». Вот наградные листы футбольной школы. Вот…
Взгляд запрыгал по полке. Кубки, медали, медали, кубки. Разных лет, разной значимости. И ещё грамоты, и ещё… На следующей полке было гораздо меньше наград и медалей. Несколько из Германии, рядок серебряных кругляшей из Франции, одинокая медаль за третье место на Чемпионате Европы, все матчи которого он героически отсидел на скамейке – третьим вратарём…
– Ой, что творится-то! – раздался сзади от входной двери низкий женский голос. – Ой, что вы делаете-то?
Дима обернулся. В комнату неспешно вплыла, помахивая плавниками, пожилая сомиха с гневно растопыренными усами в выцветшем синем платье в пол. На платье были изображены ракушки и кораллы. Увидев в руках Димы грамоты, она ускорилась, широкий рот начал беззвучно открываться и закрываться. Библиотекарша явно не одобряла Димины действия.
– Что вы творите-то? – повторила она ещё раз свой вопрос, подплывая поближе. Пахла сомиха сыростью, книжной пылью и немного тиной.
– Я смотрю, – раздражённо ответил Дима. – Свои…грамоты. Детские. Нельзя?
– Нельзя, извините, – сомиха растерянно и смущённо пожевала ртом воздух. Усы её продолжали гневно топорщиться в стороны. – Простите, но вам нельзя всё это трогать.
Дима рассердился. Плюхнул на полку стопку грамот, развернулся, направился к выходу быстрым шагом.
Но не настолько быстрым, чтобы не услышать последние слова библиотекарши:
– Никак нельзя. Это непорядок. Где это видано, чтобы мертвые свои вещи трогали? Где видано-то?
…Гриньков отдаёт пас вразрез наискосок. Дима ракетой вылетает из ворот, скользит по траве на перехват, уже видя кому адресована передача…понимая, что неправильно рассчитал траекторию, что столкновение неизбежно…
В знакомых до боли глазах форварда мелькает что-то странное – то ли стыд, то ли страх, но Дима не обращает на это внимание, больше его волнует красная бутса adidas летящая ему в лицо.
Бутса, которую форвард и не думает отвести в сторону.
Изогнувшись так, что сводит спину, Дима хватает мяч и одновременно сбивает с ног форварда, влетая ногами и телом под него….
Удар бутсы в грудную клетку заставляет дыхание остановиться, но не это сейчас волнует Диму.
Одновременно с ударом слышатся сухой оглушительный щелчок и мгновением позже недоумевающий, но уже всё в глубине души понимающий крик нападающего…
Глава 8
ВИКТОР
В кинотеатре пахло тлением и гниющим деревом. Бархатные шторы свисали с карнизов разорванными кусками, в тёмном гардеробе копошились змеи – мелкие, неразумные, но оттого ещё более опасные. В центре холла лежал расколотый пополам заячий череп. Рядом – разбитые тем же ударом очки.
Промашка вышла, – Виктор вышел на улицу буквально через минуту после того, как зашёл в заброшенное помещение. Он вытащил блокнот из левого кармана, открыл, оставил короткую пометку.
Именно левый карман, а точнее, его содержимое привело к тому, что в прошлое просветление Виктор приобрёл блокнот и заполнил пару его страниц рисунками и заметками.
Стоя тогда на остановке, он рассеяно запустил туда руку и обнаружил пластиковый кругляш. Достал, покрутил в руках – вспомнил: фишка из злопамятного казино. Дальше последовала короткая цепь рассуждений, завершившаяся приобретением блокнота и карандашей, а также подвешиванием в сознании большой жирной галки: НЕ ЗАБЫТЬ, что бы ни случилось, положить блокнот в карман.
И это сработало!
Придя в себя после потери сознания – на этот раз он находился на прекрасно ему знакомой запущенной кухне в квартире с анфиладой комнат – он первый делом полез проверять карман пальто, висящего на вешалке у входной двери. Но даже со стула, на котором он очнулся, он чётко видел проступающий сквозь ткань прямоугольник.
Блокнот был на месте! Первый раз за всё время…– Виктор подумал и добавил кавычки – …за всё «время» пребывания в Городе он сумел сохранить какую-то вещь. Точнее, второй– фишка из казино продолжала лежать там же.
Прежде, насколько он помнил, ничего подобного ему сделать не удавалось. С другой стороны – а задавался ли он раньше вопросом сохранения чего-то? Действительно, после последней встречи с гаргульей голова его действительно стала работать по-другому.
Он раскрыл блокнот, уставился на записи. Опасных вопросов – а он смутно помнил, чем закончился день в магазине – он старался не задавать. Сегодня задача должна была быть иной. Он должен выбраться, выбраться во что бы то ни стало из этого клятого Города.
А для этого, – он ещё раз осмотрел схему, – есть одно очень подходящее место.
Зачем нужен вокзал, если с него нельзя уехать?
Правда, Виктор смутно помнил, что вокзал, когда он забредал в тот район, был заброшен – кассы и зал ожидания скрывались под полотном густой паутины, а из темноты, сгущавшейся над выходом, на платформу блестели чьи-то круглые багровые глаза…
Но всё это помнилось смутно и не факт, что было правдой. Да и делать что-то надо было.
Вообще обследовать тот район – хорошая идея! – подумал Виктор. Ведь кроме вокзала, на пути есть ещё кинотеатр и магазин электроники…
Может быть, что-то в заброшенной части города изменилось…
Как оказалось, он был совершенно прав.
В прошлые разы эта часть была просто заброшена и являлась каким-то подобием комнат из анфилады с одинаковыми бюстами и видом из окна. Теперь она выглядела иначе, гораздо хуже.
Уже на подходе к кинотеатру, он заметил, что куда-то исчезли прохожие. Затем небо побагровело, налилось тёмными, аспидными тучами.
