Обещание - Дэймон Гэлгут
В чем дело?
Когда она в первый раз пытается это сказать, просто воздух выходит, как из проколотой шины.
Что? шипит Астрид в ответ, на лице недовольная гримаса.
По-моему, у меня…
Что?
Ну, это. Кровь. Там, внизу.
Астрид медленно моргает. Да ты что, серьезно? И у тебя ничего с собой нет? Она смотрит на младшую сестру, а потом наклоняется в другую сторону и тянет вниз тетю, чтобы ввести ее в курс дела. Шепчет ей на ухо.
Что? переспрашивает тетя Марина. Тс-с-с.
Астрид колеблется, затем пытается еще раз. Теперь она шепчет, пожалуй, слишком громко, так что женщина позади них, знакомая Рейчел со школьных лет, выходит из ностальгического забытья.
Ум Марины не сразу ухватывает, что ей сказано. Последняя менструация у нее была уже давно, вскоре после рождения последнего ребенка, и сейчас ей даже возможность такую вообразить неприятно. Но это мало того что возможно, это происходит прямо сейчас, в самый неподходящий момент, какой только бывает.
Должна тебе сказать, шепчет она яростно, что это очень эгоистично с ее стороны. У нее нет с собой?..
Астрид пожимает плечами. Она же не сторож сестре своей!
Теперь повсюду начали шаркать и откашливаться, и вперед выходят носильщики поднять гроб. Видимо, служба окончена, и снаружи формируется процессия, чтобы проводить покойницу в последний путь. Марина знает, что ей следовало бы помочь племяннице, но отойти сейчас – это будет ужас, это будет похоже на то, как Оки по ошибке стер с видеокассеты эпизод «Далласа», который она еще не посмотрела, тот самый, где выясняется, кто стрелял в Джона Росса. Так что она вместо этого берет Астрид за локоть и шепчет ей. Выведи ее наружу и присмотри за ней. Разберемся с этим потом.
Я? Почему это должна я?
Потому что ты ее сестра.
Астрид поражена. Она никогда не думала об Амор как о потенциальной взрослой, у которой растет грудь, у которой может потечь кровь или возникнуть мнение, и уж тем более не считала Амор способной лишить ее присутствия на похоронах их матери, да еще таким стыдным образом. И тем не менее вот, пока все тянутся в одну сторону, они вдвоем направляются в другую. Снаружи она набрасывается на сестру. Ну как ты могла?
Не могу с этим справиться, отвечает Амор, и в этот момент сквозь нее проходит судорога, жаркое выкручивание внутри, близко к сердцевине. Напоминает то, как бежала однажды по траве и наступила на гвоздь. Ну и кричала же она. Ма, Ма, спаси меня, помоги!
Досадливо морщась, Астрид осматривается. Делать нечего, решает она. Сиди здесь, пока там все не кончится.
Она имеет в виду скамейку у входа, но Амор находит поблизости туалет и идет внутрь, в зеленоватое помещение, где стоит острый запах, там выбирает кабинку и закрывается. Вокруг капает и бормочет вода, вероятно, неисправность в трубах. Еще одна судорога поднимается из глубины. Все мигает, подрагивает перед глазами, как будто смотришь черно-белый фильм. Она поверить не может, что это происходит, что она охлаждает лоб плитками стены в общественной уборной вместо того, чтобы пройти за гробом Ма последние шаги сквозь тесноту могильных камней. Чудесный весенний день, солнечный свет просеивается через распускающиеся кроны. Процессия движется медленно, останавливается, чтобы произнести девяносто первый псалом[22], затем стоит еще немного и продвигается дальше. Басовито жужжат пчелы, упавшие цветки жакаранды диковинно лопаются под ногами. Прошли еще чуть-чуть, и такая же остановка, такое же чтение псалма, и так, видимо, будет продолжаться до самой могилы, но без участия Амор. Она согнулась пополам, думает, мне нужно обезболивающее, мне срочно нужно обезболивающее. Но что умерит боль от сознания, что тебя нет у могилы, когда в нее опускают гроб? От сознания, что тебя нет среди тех, кто сейчас по очереди выступает вперед, берет лопату и бросает землю на крышку?
Бух! Ком земли глухо стукается о древесину, бесповоротный звук, будто захлопывается массивная дверь.
Но где Амор? Где Астрид?
Антон недоуменно оборачивается, не зная, кому передать лопату.
Им кое-куда отойти пришлось, шепчет тетя Марина. Передай ее дяде.
Куда пришлось отойти? Вопрос не идет у него из головы, а тем временем цепочка людей медленно движется вдоль ямы, каждый кидает в нее свою порцию. Мало-помалу гроб исчезает, земля как бы отхватывает от него куски. Не так уж далеко от нашей традиции. Бух, всего хорошего, скатертью дорога.
Астрид смотрит издали, и, когда наконец прочитан кадиш[23] и небольшая толпа начинает расходиться, она стучит по двери туалета и кричит сестре, чтобы выходила. Амор ковыляет наружу, стискивая бедра и радуясь хотя бы тому, что одета в черное. Семья все ближе, а значит, все ближе и вопросы, где ты была, что с тобой случилось, как отвечать – непонятно.
Но тетя Марина наконец увидела, сообразила, как быть, и отправляет мужчин в другую сторону. Не беспокойтесь, я беру это на себя. Ей не привыкать сообщать кому-то что-то по секрету и давать тихие указания подставляющим покорное ухо, в данном случае мужу/сыну/брату, и теперь Оки и Вессел садятся в машину Мани, а она ведет племянниц к своей машине, уже протискивая руки в эти белые перчаточки для гольфа. Знаете, я очень рада, честно вам скажу, что все уже позади.
Хотя на самом деле не все позади, потому что семья Леви пригласила всех на поминки, или как там это у них называется. Марсия поймала Мани сразу после погребения, когда он был в расстроенных чувствах, а у самой лицо заточенное, нацеленное такое, и все равно он поверить не может, что сказал ей «да». И она тоже не верила, это было очевидно. Думала, что можно положиться на его антипатию. Очень хорошо, мы живем там же, где жили. Я не сомневаюсь, вы помните, как нас найти. Он помнит, конечно, хотя думает, лучше бы забыл. Но мы ненадолго, говорит он Оки, когда садятся в машину. Просто покажемся там, и все, долг будет исполнен.
Но где же Астрид и Амор? Антон по-прежнему недоумевает, и не в последнюю очередь из-за того, что вплотную к нему почему-то уселся его неприятный двоюродный брат Вессел, от которого всегда несет немытым телом. Мани скорее удавится, чем на один хоть еще вопрос сына ответит, так что отвечает дядя Оки, больше некому. Они едут с тетей Мариной, говорит он и ничего к этому не добавляет. Мистика какая-то! Зачем понадобилось меняться машинами?
