Витенька - Василий Стеклов
— Вот приедут они зимой, привезут гостинцев, так вы тоже приходите, если детки ваши приедут, их тоже зовите, — говорила Варвара Федоровна, — всех в гости позову! Новый год вместе отметим. Витенька, помню, любил елочку наряжать, что в палисаднике растет. Сейчас она уже вымахала, вы видели, а тогда была молоденькая, тонкая, по плечо высотой. Вот и сейчас ее нарядим, как приедет Витя…
— Погоди-ка, Варвара, — вдруг заговорила Тюлька, — Витя твой приедет? Так он помер давно, я слыхала.
Повисла пауза, Варвара Федоровна оборвалась и замолчала. Настасья и Клавдия испуганно посмотрели на нее, потом на Тюльку.
— Люся, да что ты мелешь! Уж помолчи лучше! — напустились они.
— А что я мелю? Варвара про Витю своего говорила, что он приедет. А я давно уж слыхала, что его на войне убили. Я ничего не придумывала, люди говорят!
— Тшшш! Да что ты мелешь, глупая! — замахали на нее руками Настасья и Клавдия. Но Тюлька только раззадорилась от этого и решила не сдаваться.
— Чего вы на меня машете! Чего я, вру, что ли! Да вон спросите кого хотите в деревне про это, все скажут — убили Вариного Витьку, на войне давно уж убили! Я выдумываю, что ли!
Начался переполох, подруги шыкали на Тюльку, затыкали ее, сетовали, что та лишка выпила, пытались перевести тему разговора, но Тюлька обиделась на такое обхождение и только пуще расходилась. Тут Варвара Федоровна, до этого сидевшая в потрясении и молчавшая, подняла недобрый взгляд на Тюльку и, приподнимаясь с места, во весь голос закричала:
— А ну-ка пошла отсюда, ведьма старая! Пошла! Чтоб духу твоего не было, прошмандовка чертова!
Тюлька замолчала и выпучила на нее глаза.
— Ты чего, Федоровна, обалдела, что ли?! Чего орешь-то?!
— Я тебе сказала, вон пошла, к едрене матери! Коза ты драная!
— Да и пойду! И ввек к тебе не приду больше, дура! — она встала со стула и повернулась к двери.
— Вот и иди! — все сильнее разъярялась Варвара Федоровна, голос ее, обычно мягкий и певучий, стал резким и надтреснутым, как у вороны. — И чтоб я тебя не видела больше, б**** подзаборную! Алкоголичка старая! Змея ты ползучая!
— Да пошла бы ты на ***! Дура, психичка! Ни ногой к тебе больше! И сиди тут одна, психичка чокнутая!
— Если я тебя увижу еще, потаскуха ты старая, так космы все повыдергаю! Колода ты гнилая!
Клавдия и Настасья встали между ними и, стараясь угомонить скандал, вели Тюльку к выходу, приговаривая: «Ну тише, тише! Давай пошли, Люся, пошли!» Варвара Федоровна все кричала ей в след:
— Я тебе бельма повыцарапаю! Только попадись мне, проститутка! Алкоголичка паршивая! И сынок твой такой же, пьянь подзаборная!
— На себя посмотри, дура психическая! Тебя связать да в желтый дом отправить! Чокнутая! Все внука своего мертвого ждет, уши уже всем прожужжала… да чего вы меня толкаете! Иду я, иду! Больно надо! Ввек сюда не приду больше!
Тюлька у двери одевалась, а Варвара Федоровна стояла у стола в комнате. Они все не успокаивались, ругаясь друг на друга и употребляя весьма крепкие слова. Наконец Тюлька надела свой тулуп, валенки с галошами, и ее вывели из дома. Когда подруги вернулись в избу, Варвара Федоровна уже сидела, но все еще не могла успокоиться и периодически начинала ругаться:
— Вот! Пригласила в гости! А она вот так, алкоголичка, шлюха подзаборная! Вы видели это, а?
Клавдия и Настасья смущенно сели возле стола, напротив нее, и иногда пытались сказать что-то примирительное: «Ну полно, полно тебе! Ну выпила Люська…» Варвара Федоровна наконец начал замолкать. Настасья вздохнула: «Ой, грех-то какой!» — и перекрестилась на икону в углу. Варвару Федоровну, после такого всплеска, силы как будто резко оставили, она притихла, обмякла и уронила голову. А потом плечи ее начали подрагивать, она всхлипнула пару раз, закрыла лицо руками и облокотилась на стол. Плечи ее тряслись все сильнее от сдавленных рыданий, через пальцы, закрывавшие глаза, стали просачиваться слезы. «Ооо-ёёёй! Ой, Господиии!!» глухо восклицала она сквозь ладони, рыдания становились все громче, а с ладоней на стол то и дело падали капли. Настасья и Клавдия сидели сумрачные, подавленные, иногда переглядывались и вздыхали. Они хотели бы уже уйти, но было совсем неудобно в такой момент. Так прошло несколько минут. Варвара Федоровна сидела все так же, облокотив руки на стол и закрыв ладонями лицо, плечи ее тряслись, временами она всхлипывала и вскрикивала «Ой, Господи! Господиии!!» и опять начинала рыдать, долго, безутешно.
На часах уже был одиннадцатый час, улучшив момент, когда Варвара Федоровна вроде как почти притихла, Клавдия и Настасья поднялись.
— Варя, ну ладно, пойдем мы.
Та подняла мокрое лицо с опухшими глазами и посмотрела на них.
— Пойдете? Да посидели бы еще…
— Да нет, пойдем. Поздно уже.
Они вышли из-за стола и направились к выходу. Варвара Федоровна, помедлив мгновенье, встала тоже и пошла за ними:
— Ох, бабоньки, простите если что!
— Да что ты, Варя. Спасибо за хлеб за соль, и ты на нас не обижайся если что.
— Я не обижаюсь. Сама, как дура, принялась ругаться, скандал затеяла с Люськой. А из-за чего все — уж и сама не помню. Но вы приходите еще.
— Хорошо, придем.
Они уже сходили с крыльца, а Варвара Федоровна говорила им вслед:
— Приходите на Новый год. У меня гости будут, Леша приедет, сынок, и Витенька мой тоже приедет…
— Хорошо, хорошо. Спасибо, — они поспешно сошли с крыльца и пошли к калитке.
Глава 11
Варвара Федоровна вернулась в избу. Было непривычно тихо, только было слышно как идут часы. Она начал убирать со стола, отнесла тарелки в мойку, оставшиеся продукты в холодильник. Потом присела на диван. За окном уже была ночь, небо было ясное и звездное, в окно светил месяц. Тягостно стало на душе Варвары Федоровны, одиноко. Она утерла глаза углом платка, встала и подошла к старому комоду, стоявшему между окнами, открыла верхний ящик и достала конверт. Потом прошла в спальную к столу, включила настольную лампу и села. Некоторое время она рассматривала конверт, погладив его пару раз ладонью, на нем был изображен самолет с парашютистом и написаны ее адрес и имя. Полюбовавшись конвертом, она достала из него письмо (конверт был уже вскрытым), положила его перед собой на столе, раскрыла и разгладила ладонями. Это было письмо от Вити, его последнее письмо бабушке, написанное уже из военной части. Письмо было уже старое, с потертыми краями и бледноватыми буквами, в нескольких местах чернила расплывались, словно на них что-то
