Девушки без имени - Серена Бурдик
Ничего съедобного в сумочке на нашлось, даже завалявшейся карамельки, так что я раздраженно застегнула ее.
— Чем же провинилась ваша бедная сумочка?
Подняв голову, я увидела удивительно красивого господина.
— Простите?
— Сумочка. Вы так жестоко с ней обошлись. Позвольте? — Он указал на сиденье, где лежала моя шляпка. Я сразу убрала ее.
Поезд дернулся, господин прижался к спинке, чтобы удержать равновесие.
— Не желаете сигарету? — Он вынул портсигар из нагрудного кармана и с улыбкой предложил мне.
Сигарета была восхитительна.
— Благодарю вас, но я не курю.
Когда мы повстречались с Эмори, он находился во власти старомодной идеи, что женщины курить не должны, так что я бросила. Тогда я решила, что это американская мода. Но оказалось, что это мода семьи Тилдон: его мать, всемогущая миссис Тилдон, считала курение неподобающим.
— Как жаль. Сигареты — чудесное изобретение.
Он прикурил и устроился поудобнее, сдвинув шляпу на лоб. Лицо его выражало совершенное удовлетворение.
Я сжала шляпку в руке и стала смотреть в окно. Красота этого господина меня смущала. С красивыми мужчинами я всегда веду себя глупо. Впрочем, как и большинство женщин. Мама предостерегала меня, когда я встретила Эмори.
Он ухаживал за мной три недели, прежде чем познакомиться с матерью. Несмотря на его обаяние, я сразу поняла, что меня ждет, когда наутро мама позвала меня в мастерскую. Все остальные матери из нашего общества пытались сбыть дочерей с рук, моя же отчаянно не желала выпускать меня из своих когтей.
В ее мастерской — ярко освещенной, пахнущей красками и скипидаром — мне всегда становилось спокойно. Но в то утро она казалась душной и давящей. Мама в заляпанном красками фартуке стояла у мольберта, темные волосы водопадом сбегали у нее по спине. Она больше не утруждала себя прическами и выглядела неряшливо. Мазки на холсте тоже казались небрежными и резкими. С годами ее картины становились все более неаккуратными.
— Жанна, не стой в дверях! — Она поставила на столик кофейную чашку и ткнула в мою сторону кистью, как шпагой. Я была заметно выше матери, но это ее не смущало. — Этот мужчина опасен. Выкинь его из головы немедленно. Да, его внимание льстит, но оно продлится недолго. Уродливый мужчина может жениться на красивой девушке. Но наоборот поступать нельзя. Ты будешь стареть, как кусок вонючего сыра, а он — как прекрасное вино. Плесневелый сыр любят далеко не все, а вот доброе вино всем нравится, и твою долю выпьют, попомни мое слово. Эта история стара, как само время.
Довольная вычурной метафорой и уверенная, что вопрос закрыт, она повернулась ко мне спиной. В ярком солнечном свете стали заметны серебряные нити в ее темных волосах.
Я не послушала мать. У меня никогда не было поклонников, и когда Эмори стал появляться в театре каждый вечер с охапками цветов и рассказывать мне, что я самое чудесное создание, встреченное им в жизни, эти комплименты ударили мне в голову, как шампанское. Я не могла мыслить здраво. Я кое-как приходила в себя на сцене, зная, что он ждет меня после представления. Впервые мне стали завидовать другие балерины. О предложении я даже не мечтала. Мужчины часто увлекаются танцовщицами, но обычно берут их только в любовницы. Я тоже стала бы чьей-то любовницей, если бы Эмори не захотел на мне жениться. И тот факт, что он остановил свой выбор на мне, до сих пор наполняет меня гордостью.
Предложение последовало неожиданно. В тот вечер мы были приглашены на ужин, но по отдельности. Встретившись, танцевали до полуночи. Когда Эмори предложил проводить меня до дома, я без колебаний согласилась. Шел легкий снежок, бульвары искрились, стояла тишина. Мы остались вдвоем, мимо нас не проезжали даже повозки. Я помню, что успела подумать, как прекрасно это мгновение, еще до того, как Эмори остановился в неровном свете фонаря и поцеловал меня смело и властно. У меня задрожали ноги. До этого я никогда не целовалась. Когда он отстранился, я ощутила желание, которому не знала названия. Глаза у Эмори были невероятно синие.
Когда он поднял мою руку и принялся осторожно стягивать с нее перчатку, я испугалась.
— Не надо, — прошептала я, но он остановил меня, прижав палец к моим губам. Кожа у перчаток была такой же мягкой, как его губы.
Он посмотрел на мою голую руку, и по его лицу я поняла, что вовсе не кажусь ему гадкой. Он с трепетом смотрел на мои шрамы, и впервые я почувствовала то, что годы спустя будет чувствовать и демонстрировать мне всякий раз Эффи, снимая с меня перчатки, — невероятную силу и стойкость.
А тогда Эмори склонил голову и коснулся губами заживших ран. Снег падал на его рукав и таял на моей руке под теплом его губ.
Любая молодая женщина на моем месте ответила бы согласием.
Какое-то время мы действительно были влюблены друг в друга. Я все еще чувствовала себя неуютно, появляясь без перчаток днем, но ночами в первые годы нашего брака Эмори ласкал мои руки с той же нежностью, с какой после стал ласкать наших детей.
С самого начала было ясно, что Эмори не очень сложный человек. Он любил свое дело, гордился своей семьей и стремился поступать так, как ему хотелось. До рождения Эффи он ни разу не сталкивался с трудностями и ни за что не боролся. Он был единственным ребенком богатых родителей, которые его обожали. Некоторым людям просто достается хорошая жизнь — и Эмори был одним
