Константин Паустовский - Колхида
Лапшин молчал. Он плохо понял Невскую.
В разгар спора в духан вошли два скрипача из городского сада. Они молча сидели за пустым столиком и осторожно пощипывали струны на скрипках.
Тонкие звуки пересыпались, как будто в скрипках катались хрустальные шарики.
Пораженная молчанием Лапшина и его усталым видом, Невская решила, что они чересчур резко нападают на него, и сказала с мягкой улыбкой:
- Вот вы не очень любите музыку, правда? Сейчас они сыграют вам арию...- Невская повернулась к Лапшину: - Увидите, как вы ошиблись.
Она подошла к музыкантам и попросила их сыграть арию Лизы из "Пиковой дамы": "Туча пришла, гром принесла..."
Габуния переставил на столик музыкантов бутылку вина.
Музыканты посовещались и согласным движением подняли скрипки к плечу. Тревожная мелодия разбудила хозяина духана. Он протер глаза, зевнул и уставился на скрипачей. На его дряблом лице толстяка, просидевшего всю жизнь за стойкой, появился намек на улыбку.
Скрипки плакали, будто их мучил собственный голос. Потом они сразу стихли. Хозяин духана тяжело вздохнул.
- Ну как? - спросила Невская Лапшина.
- Никак! - Лапшин встал.- Я полагаю, что музыка интересует только влюбленных. А тех, кого интересует музыка, должно, естественно, интересовать и все, что к музыке относится, хотя бы провансальский тростник.
Невская вспыхнула:
- Что вы хотите сказать?
- Только то, что вы сентиментальны.
- Глупо! - сказала Невская и отвернулась.
Наступило неловкое молчание. Лапшин отомстил. Он вышел из духана. Хозяин почесал волосатую грудь и прохрипел, показывая глазами на дверь, куда вышел Лапшин:
- Несимпатичный!
Вскоре Лапшину пришлось торжествовать второй раз. Кусты "белых волос" взошли одинако-во и на склонах холмов и в низинах. Некоторые, в том числе Кахиани, считали, что кусты, посаже-нные в низинах, даже лучше: они несли больше листьев и были крепче. Невская созналась в своей ошибке и извинилась перед Лапшиным.
С обеих посадок собрали самые молодые и еще клейкие листья и отправили на чайную фабрику. Надо было испытать чай на вкус.
Фабрика приготовила оба сорта чая и прислала их обратно. Невская принесла образцы чая домой и снова ушла на опытную станцию.
Чоп немедленно заварил оба сорта чая. Ему вспомнилось то время, когда на клипере матросы воровали этот чай и пили изумительный душистый напиток зеленоватого цвета.
Когда Невская вернулась поздно вечером, она застала Чопа в величайшем возбуждении. Он ходил по комнате и ругал кого-то страшными словами. Невская решила, что Христофориди опять выкинул какую-нибудь глупость, и думала вступиться за мальчика, по капитан, увидев ее, крикнул:
- Вы утерли нос этому сухарю! Поздравляю! Я выпил его чай, и меня тошнит: пареный веник. Пробуйте сами.
Он налил Невской чашку чаю. Чай действительно попахивал окисью меди.
- Этот человек дискредитирует советские субтропики! - сказал торжественно Чоп. - А теперь пробуйте вот этот чай, ваш.
Невская попробовала. Терпкий вкус этого чая, казалось, принадлежал совсем другому сорту.
- А сорт один! - закричал капитан.- Сорт один! Оба - "белые волосы".
Невская думала: в чем причина такой разницы во вкусе и запахе? Очевидно, в том, что на склонах холмов теплее и суше. В низинах застаивается холодный воздух. Она делала много наблюдений, и всегда в низинах, особенно зимой, воздух был холоднее, чем на холмах. Градусов на пять. Опыт с чаем говорил о необыкновенной тщательности, с какой надо было производить посадку тропических растений в Колхиде, где так резко выражен микроскопический климат.
Через несколько дней из Чаквы пришел анализ обоих сортов чая. Лапшинский чай был признан средним сортом, чай Невской - самым высшим. В этот же день Лапшин подал Кахиани просьбу об отпуске. Он долго спорил с горячившимся Кахиани. Кахиани пожимал плечами и недоумевал.
Люди, по его мнению, окончательно поглупели. Что ему нужно? Отдых? Отдыхать можно и здесь, не бросая исследований. Солнце? Его здесь хватает с избытком. Моря тоже достаточно. Воздух в Колхиде прекрасный. А тишины, особенно на окраине Поти, где живет Лапшин, хоть отбавляй, даже не слышно собак. Не страна, а чистая поэзия. Лапшин настаивал, и Кахиани сдался. Возражал он больше из принципа. Когда Лапшин вышел, Кахиани пробормотал:
- Если бы женщина обставила меня, старого инженера, я бы ей в ноги поклонился. Подума-ешь, обидно! Подумаешь, я не понимаю, почему он просится в отпуск! Подумаешь, какая сложная натура! Самолюбие есть у каждого, но надо уметь вовремя его прятать в карман и вовремя его вынимать из кармана, кацо!
РЕЧЬ АРТЕМА КОРКИИ
Христофориди с азартом чистил ботинки маленькому пионеру-мингрелу. Пионера звали Сосо.
Сосо видел в блестящих носках ботинок свое широкое ухмыляющееся лицо и новенький красный галстук.
Артем Коркия, дедушка Сосо, стоял рядом, опираясь на посох. Он следил за чисткой ботинок и ворчал на Христофориди. Ему казалось, что шустрый гречонок кладет мало мази. Христофориди презрительно огрызался: "Чем меньше мази, тем ярче блеск. Чего привязался!"
Никогда еще Артем Коркия не испытывал подобного торжества. Его внук, маленький мальчик, вступил в пионеры. Это звание Коркия считал первой ступенью к тому, чтобы стать таким инженером, как, например, Шалва Габуния.
Но этого мало. Пионерский отряд поручил Сосо приветствовать ученых людей за их труды в Колхиде.
- Где ты будешь говорить речь, золотой мальчик? - спросил Христофориди Сосо.
Сосо хотел обидеться: в этом вопросе ему послышалась насмешка. Но он боялся вспыльчивого чистильщика сапог - знал, что Христофориди носит в кармане рогатку,- и решил промолчать.
Около Сосо начала собираться толпа. Подошел Гулия, одетый в синюю куртку и синие штаны, какие носят матросы, подошла старая прачка с Большого острова, наконец подошел милиционер Гриша.
Коркия начал кричать; он не мог говорить тихо.
Он кричал, что ученые люди открывают в Поти выставку, где будут показывав новые плоды и овощи и разные дорогие растения, и на открытии выставки Сосо скажет речь, такую речь, что не прочтешь и в "Правде"!
- Меня душит смех слушать этого старого хвастуна,- сказал Гриша.- Он же неграмотный и никогда не читал "Правды".
Коркия смутился:
- Грех говорить такие слова старому человеку. Я не умею читать, но этот мальчик читает лучше, чем все милиционеры от Поти до Кутаиси.
Начался спор. Когда крик надоел Христофориди, он отчаянно застучал щетками по ящику. Спорщики стихли. Христофориди отказался взять деньги за чистку.
- Пионерам бесплатно! - бросил он небрежно, и сердце его наполнилось гордостью за собственный благородный поступок.
Коркия пошел по улице, держа за руку внука. Он ощущал этот день, омытый недавним дождем, как праздник. Он взошел над его потухшей жизнью, будто новое солнце.
Коркия придумывал неясные и пышные слова, какие он мог бы сказать на открытии выставки. Если удастся, то он их, конечно, скажет, как старейший житель Хорги, где на днях откроют главный канал.
Весь вечер и всю ночь перед открытием Невская провела на сельскохозяйственной выставке. Кроме нее и Чопа, в зале никого не было. Чоп пытался болтать, но Невская отвечала нехотя и невпопад. Ей не хотелось говорить. Чоп заметил это и стих.
Невская останавливалась около отдельных растений и плодов и рассматривала их внимательно, будто видела впервые.
Электрические лампы висели среди растений и были похожи на ослепительных белых жуков. Листва заглушала их свет.
Невская прислушалась. Ей показалось, что она слышит едва уловимый шелест листьев, потрескивание веток, шорох земли, впитывающей воду.
Она знала все эти растения, любила их, привыкла к их капризам и слабостям, ценила их за явные и скрытые богатства. Эти молчаливые существа вырабатывали драгоценные соки где-то в своих корнях, в стволе, в коре, цветах и завязях.
Соки эти были разнообразны и крепки, как старое, душистое вино. Были соки лечебные, ароматические, питательные, предохраняющие от гниения, одуряющие, отрезвляющие, тягучие, как резина, жидкие, жирные и утоляющие жажду.
Сложный и изумительный процесс химического превращения элементов происходил в сосудах растений. Солнце, воздух, пресная вода, рионский ил и темнота - да, темнота, потому что без ночной темноты растения жить не могут,- все это создавало плоды с головокружительным запахом.
Невская обходила растения, и великолепный мир раскрывался перед ней. Вся история человечества, его материальной культуры, вся география были заложены в спокойных деревьях.
Тут были бамбуки и эвкалипты, розовые бататы, мучнистые и сладкие, и японская редька весом в восемь килограммов.
Большие оранжевые шары грейпфрута напоминали по вкусу апельсин и лимон.
