Ольга Туманова - Плесень
Фридман уже ждал внизу. Фридман машину водил лихо. С покупкой собственной не торопился, пока всегда в его распоряжении фабричный "Москвич", своя только ржаветь будет. Потом, к пенсии, начнет думать. Вон Шмольц повозился со своими "Жигулями", хоть на него и работает весь гараж и мастерские и запчасти все в его распоряжении, а так и не смог наладить, продал. Новую тоже покупать теперь не торопится. К чему деньги гробить? Гараж у Шмольца есть, а "Нива" фабричная всегда на ходу. Ее не жалко и в лес, и на рыбалку. Сломается, подыщут другую.
- Поедем в "Рассвет"? - спросил Фридман и обернулся. От проходной шла девушка, ладная, модно и дорого одетая, покачивалась на тонких каблуках, полыхнула лукаво из-под ресниц:
- Здрасте.
- Здравствуй, здравствуй, - развернулся к ней, склонил голову, скользнул подчеркнуто взглядом по ее ногам, от каблучков к юбке и выше. Подождал, пока девушка откроет дверь (Он всегда ожидал, чтобы женщина, что шла чуть впереди его или чуть сзади, открыла дверь себе, но как бы ему).
- Кто это? - встрепенулся Иванюта.
- Да Варька из стройгруппы. Малярша.
- Да ты что? Та, что на прошлой неделе кабинет мой белила? Ну, никогда бы не подумал. Такая была образина в ватных штанах. Я смотрел: буфера - перебор. А тут - надо же, отмылась, приоделась, и такая девка. Слушай, она замужем?
- На той неделе свадьба. За Мишку моего выходит.
- Это что, тот, что из Афганистана? Ты смотри, тихоня, а такую деваху отхватил. Я бы и то не отказался.
И "Москвич" рванул к городу.
А Миша Дашкевич торопился к фабрике. У Вари сегодня отгул, и они пообедают в ресторане, не все же ей травиться у Гуловой.
Сокращая путь Дашкевич ехал не основной трассой, а соседними улочками. Шумные магистрали остались позади, и хорошо были слышны переговоры Головачевой с шоферами. Но вот диспетчер отзываться перестала, видимо, Иванюта уехал и Татьяна поехала в деревню обедать. Монотонно и скучно раздавалось в кабине: "Сосна, ответь... сосна, ответь..."
Дашкевич убавил громкость рации. Включил приемник, и тот, как по заказу, заговорил про агропром. Говорили о сельском хозяйстве последнее время много, и по радио, и по телевидению, и в газетах. Как будто там, в прессе, другая жизнь. А у них только разговоры. Третий год фабрика собирается переходить на аренду, да никто не хочет. В шестой бригаде, у Бабкаевой, тогда половина птичниц была с партбилетами, так их едва на парткоме уговорили. Сколько они на аренде проработали? И двух месяцев, наверное, не продержались. И письменный отказ. Да и правда, какая аренда, когда кормов вдосталь нет? Вон в деревне сколько семей пытались чушек откармливать, так как их откормишь, когда комбикорм в дефиците, как и все. Только несколько семей и держатся. Вон у Сачковой полный сарай свиней. Той что. Ей Гулова все обеды, что остаются, отвозит, а что у нее едят на участках-то? Все назад и привозят, готовит только для свиней главбуха.
"...среди руководителей агропромышленного комплекса среднего звена лишь двадцать процентов имеют высшее образование...",- озабоченно бубнил приемник. А на фабрике у доброй половины птичниц среднее специальное, а треть, наверное, и высшее имеют. И все молодые девчата учатся. Как сессия, так работать некому. Мать по три месяца пашет без выходных, всех замещает. И за переработку не платят - потом возьмешь отгулы. А как их возьмешь, когда постоянно людей не хватает? А Фридман не кончал сельскохозяйственный, это точно. Сам говорил, пединститут у него, физкультурный факультет. И у Патрина пединститут, только факультет какой-то другой, кажется, иностранный язык. Английский, точно. Варя на днях говорила, понеслась к нему с косметическим набором, хотела, чтобы он ей инструкцию перевел, а он кроме "губной помады" и не вспомнил ничего. И у профорга пединститут. Или училище? Она на фабрику из детского сада пришла. А у Иванюты? Нет, этот специальное образование имеет и очень им гордится, говорит, он один на фабрике настоящий дипломированный специалист. Ну, может и так. А у Котовой, Варя говорила, и среднего нет. Восемь классов. И начальник отдела кадров. Заместитель директора по кадрам. А такая хамка! Ничего у нее не спросишь. Ну, правильно мужики болтают, что она "любовница всех директоров". А как бы ей иначе удержаться? А ведь столько девчат на фабрике с образованием, а перспективы им - никакой. Или птичницей, или уходи. Да, слышал как Котова с директором разговаривает. Прямо другой человек. Кошечка. А с остальными... Крыса!
Затрещала рация: Фридман вызывал Яшонкина. Опять Яшонкин повезет яйца закапывать. Его мужики уже так и зовут - "похоронщик". Но платят ему за эту работу на полную катушку. Работы на два часа - а наряд закрывают двумя днями.
Машину повело. Дашкевич крутанул руль. Машина выровнялась было, но тут ее снова повело. Опять колесо прокололо. И запаски нет. Колеса уже голые. Фридман обнаглел, по триста килограммов в "москвич" нагружает, пока всех его блатных объедешь перед праздниками, всем цыплят да яйцо развезешь, вся резина летит. А на фабрике резины нет, менять нечем. И Фридман достать не может. Чего ему надо - все может, а тут прямо как бедненький.
"Москвич" притулился к тротуару, и Миша уныло начал накачивать сплошь дырявое, в заплатках колесо.
Дорога была серая, сквозь слой пыли даже не просачивалась зелень, трава была такая же серая, как и дорога. У скособоченного грибка копошился грязный малыш. И даже солнце на этой, пропитанной пылью улице казалось прокопченным.
Основная трасса, которая была перегружена транспортом и по которой Дашкевич не поехал, чтобы не киснуть в пробках, была как бы правительственной. По ней все московские делегации, при любой политической погоде, потеплениях, похолоданиях и даже при официальной перестройке этой самой погоды, отправлялись на знакомство с агропромышленным комплексом краевого центра. Все предприятия, предназначенные для приема именитых гостей, своих и иностранных, находились в кучке, и поселок, где жили работники этих предприятий - не деревня, а типовой городской микрорайон. Как только гости выезжали, из Крайкома звонили "выехали", и Иванюта, нервничая, просил управленческих женщин завязать ему галстук, который, без гостей, не надевал. На каком из четырех объектов гости пожелают остановиться, заранее не оговаривалось, считалось, что они как бы сами выбирают, что им посмотреть. Взрослые люди, а все в игры играют. В боевой готовности держали все четыре предприятия: совхоз, свинокомплеск и две птицефабрики, бройлерную и обычную. Эти объекты были гордостью бывшего Первого. Трассу, на которой объекты находились, каждый год ремонтировали, изредка умывали моечными машинами, а в день ожидания особо именитых гостей площадку перед управлением фабрики мыли со стиральным порошком. Впрочем, когда в крае ждали Брежнева, студенты института культуры подкрашивали зеленой краской зелень в аэропорту, чтобы трава соответствовала ГОСТу.
От этой трассы, как от артерии, в ширь и в глубь района шла масса больших и маленьких капилляров - улиц, и все эти улицы и улочки и проулки были разбиты, грязны. Дома здесь сроду не штукатурили, улицы не мели, над землей постоянно стояла пыль, окна в домах жители не открывали даже в самую жару, постиранное белье на улицах не сушили, оно сутками кисло на кухнях и в коридорах. В закупоренных, подгнивших и проеденных грибком, коробках росли чахлые дети.
Шмольц уже занес свою длинную ногу в "Ниву", когда подъехал Дашкевич. Так, с занесенной ногой, Шмольц к нему и обернулся, кивнул на скучающую у проходной Варвару, спросил:
- Кататься везешь? Работаешь в день от силы по восемь часов, путевые листы тебе закрывают на одиннадцать, так ты и бензин берешь как на одиннадцать? Время теперь не то, за все платим, пора учиться считать.
- А я у вас и учусь, - неожиданно для Шмольца ответил Дашкевич, негромко но твердо. - Вы катаетесь, и я катаюсь. У вас она вообще как личная. В воскресенье вас на ней на барахолке видел. И все выходные она у вас около дачи торчит. Вы свою после работы в гараж поставите - и я свою поставлю.
- Ну, ты это, ладно. Иди. Вон Варька тебя ждет.
У раскрытого окна второго этажа стояла Котова, но она не слушала Дашкевича. Она только что влетела в кабинет Охраменко, и пухлые ее губы долго шевелились, прежде чем Котова заговорила. Казалось, что ей не хватает воздуха, но Зинаиде Федоровне не хватало слов. Лексикон ее небогат, и ей всегда сложно выразить словами те тяжелые, неповоротливые мысли, что толкутся в ее голове, а может быть, и не мысли распирали ее голову, а эмоции, и они выплескивались нелепым взмахом пухлых рук, что шлепали по воздуху, словно утиные крылья, и глазами, что округляясь, чуть выходили из орбит.
- Директор наш, он что? Совсем дурак стал?
Нина Петровна в противовес Котовой внешне абсолютно бесстрастная слушала кадровичку молча, не пытаясь помочь той обратить эмоции в слова. У Нины Петровны за годы работы выработалась привычка слушать, не выказывая ничем своего отношения к звучащим словам.
