Елена Ткач - Царевна Волхова
Тася подошла к дочери, обняла. Они стояли так какое-то время, слушая соловья, утро, сад, пробуждающуюся жизнь... Впервые за догое-долгое время им обеим стало светло на душе.
А потом Эля подняла к маме просиявшее лицо... и Тася не сомневалась, что дочь знает ответ, хотя никто из персонала в больнице ни слова ей не сказал.
- Мам, теперь у нас есть свой дом?
Тася проглотила ком в горле. И крепко обняла дочь.
- Есть, милая. Есть!
- Это... она?
Тася кивнула.
И тогда Эля уткнула лицо в ладони, уронила голову матери на плечо и заплакала. И Тася молча гладила её волосы - совсем коротенькие, стриженные - ведь перед операцией их обрили наголо.
Где вы, Елена Сергеевна, вы видите это? - думала Тася. - Эту стриженную плачущую головку, которая так любит вас? Которая чувствует вас? И которую вы поняли так верно, так глубоко, что сумели проникнуть в её мечту - мечту о доме... Ведь сама я об этой её мечте только догадывалась. Услыхала однажды тихое: "Я хочу домой!" Вы подарили ей это. А сможем ли мы соответствовать этому дару? По плечу ли нам? Справимся? Ведь дом - он живой! Он может окрылить человека, а может сломать. Что таит в себе этот дар: победу или поражение?
Чуть приподняв голову, через плечо Эли она поглядела в сад. Налетел легкий ветер и на подоконник лег лепесток. Чуть розоватый, округлый лепесток яблоньки. Тася выглянула в окно. Там, внизу, чуть левей их окна росли яблони.
Но они ещё не цвели!
Она осторожно сняла лепесток с подоконника, поднесла к губам. Нежный, негаданный...
- Эленька, посмотри!
Та отняла ладони от зареванного лица, взглянула, ахнула...
Дверь распахнулась.
- Что, проснулись уже? Готовьтесь к обходу, сейчас профессор придет! предупредила Маша, оживленная как всегда.
Засуетились, заметались - умываться, одеваться, готовиться. Наставал долгожданный час - час свободы!
- Да, чуть не забыла! - Маша задержалась в дверях. - Тебе, Эленька, письмо. Оно было в кабинете Бориса Ефимовича среди бумаг, и его в суете не заметили. Вот, держи-ка. - И она протянула Эле белый конверт.
И обе - и Тася, и Эля сразу поняли, чье это письмо. Эля минуту стояла, словно с силами собираясь, потом развернула белый плотный листок, исписанный мелким бисерным почерком. Прочитала. И протянула маме. Письмо Елены Сергеевны.
"Дорогая девочка! Ну вот, у тебя есть свой дом. Меня не благодари все, что дается, не нами послано. Скажу о нем несколько слов. Я в нем никогда не жила и даже его не видела. Он как бы не мой, видишь, странность какая! У этого дома не простая судьба. О ней тебе люди расскажут. Я знаю, он тебе понравится, это очень хороший дом! Помоги ему, он ждет твоей помощи. И не только он - местность ждет! Тебе многое доверено, у тебя сила большая теперь, так что за тебя я спокойна. Только помни: кому много дано, с того много и спросится. Будь внимательна ко всему. Не спеши. И учись слушать. Воду, деревья, людей... И ищи - ты должна найти то, что скрыто. Знаю, ты сможешь. И еще, помнишь я тебе говорила: надо собрать котомку радости и идти. Принести людям хоть малую толику, но своего! Чтобы было потом с чем постучаться у врат Небесных. Ну, вот, дорогая и все. Не прощаюсь с тобой. Тебе домой, а мне - стучаться у врат. Это радость! И последнее. Все, что узнаешь, увидишь, в сердце свое не впускай. Место там только для твоих близких, для Христа и Царицы Небесной. Вот с ними - живи. И для них. Поклон твоей матушке. А теперь поднимайся, лети, моя пташка! И не удивляйся, если, воплощенные наяву, к тебе явятся твои ожившие сны... Сны из прошлого. Твоя Елена."
И после обхода врачи отпустили Элю на волю. Лети, пташка, лети!
Она не плакала, прощаясь со всеми, - плакала Тася. А Эля была на удивленье тверда и спокойна. Она поклонилась всем провожавшим по-русски - в пояс. И откуда только взяла этот исконный старинный жест, где углядела...
И кланяясь, и спускаясь по лестнице, садясь в такси, прижимала она к груди белый прямоугольник - письмо Елены Сергеевны. И в глазах её сияли высверки солнца, и глаза не глядели ни на кого - они глядели В СЕБЯ. Точно Эля боялась утратить то тайное, скрытое, что знала отныне.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 1
ОСТРОВ
Тася с детьми перебралась на остров в последнюю неделю мая, когда весь он стоял в цвету и белел посреди воды как фата невесты. Подплывая к нему на тарахтящем бойком катерке ранним утром и впервые увидав необъятную волжскую ширь, белые теплоходы, словно сон проходящие мимо, статую Матери-Волги возле плотины и сам остров - зеленый, в белом кипенье вишневых садов, в окаймлении полосы чистого желтого песочка, Тася замерла. Ни слова сказать, ни заплакать, ни засмеяться... такое величие и в то же время простота, задушевность такая открылись ей в этих местах.
Бросили трап на пристань - деревянную, на потемнелых столбах, и весь народ с катера начал спускаться на берег по крутой деревянной лестнице. Собственно, это была даже не лестница, а просто пара-тройка сколоченных досок с тоненькими поперечными плашечками вместо ступенек. И сходя, все крепко держались за поручни, не то не ровен час нога соскользнет. А у Таси обе руки были заняты, и в каждой - по неподъемному чемодану. Ну, она и рухнула! Нога с непривычки с перекладинки хлипенькой соскочила, поехала и она полетела вниз... И расшиблась бы, если б не человек какой-то, который у самой земли её подхватил. Дети закричали, Эля к маме кинулась, стала чемодан у неё вырывать... Но человек тот, мамин спаситель, крепкий детина с малость всклокоченной рыжей бородой и встопорщенными по-боевому усами... Так вот, он одной рукой маму перехватил, а другой дочь её отстранил и Тасю аккуратненько эдак наземь поставил. И рассматривал её как какую диковину, словно птицу заморскую в голубятню с сизарями, да турманами залетевшую... Тася смутилась, конечно, это ж надо было так нелепо на новую землю попасть... Тут ведь теперь о ней, небось, байки будут рассказывать: как скатилась на остров кубарем эта цаца московская...
- Ну как, цела? - хрипловатым густым баском поинтересовался рыжебородый. Впрочем, беспокойства особого не проявлял - и так видел, что цела-невредима. - Эх ты, вещей-то сколько у вас! И далеко вам?
- В Антоново, - потирая ногу и морщась сказала Тася. Ногу она все-таки подвернула.
- Давай помогу донести-то, - предложил ей спаситель и, не дожидаясь ответа, легко подхватил тяжеленные чемоданы и направился по тропинке вглубь острова.
Тася поразилась: он ведь собирался на катер садиться, в город плыть, а все бросил, чтоб какой-то незнакомой помочь... и с готовностью двинулась за ним следом. За ней Эля с Сенечкой. Малыш только успевал-поворачивался: головенкой вертел - такая красота открывалась. Высокая, аж по колено! зелена трава-мурава, в ней тропинка протоптана. Среди старых могучих лип виднеется белое здание старинной усадьбы. Довольно-таки облезлое, краска там и тут облупилась, но все ж усадьба, да ещё на высоком отвесном берегу Волги! За ней - заросший, запущенный парк. А дальше поле-то, поле какое! Густое, зеленое, ровное. И лес за кромкой! И вдали тоже лес. Сосны! Густые, пушистые, а стволы розовым в золотых лучах светятся... Тропка пошла вниз, под уклон, потом выровнялась и впереди завиднелась рощица. Высокие раскидистые березы, вольные, ясные. А воздух-то воздух... благодать! Когда приблизились к рощице, оказалось, что это старое кладбище. Могилки чистенькие, ухоженные: ведь недавно Пасха была, а на Пасху всегда идут на погост за родными ухаживать! Веночки, цветочки в баночках, на железных крестах, у подножия плит и памятников - искусственные, в основном... Кое-где могилы совсем свежие, все в цветах, и земля, присыпанная песком утрамбоваться ещё не успела. Были и могилки заброшенные - краска на крестах облезла, фотографии выцвели. Тася шла, глядя прямо перед собой, ей не терпелось увидеть деревню. На кладбище все больше глядела Эля, глазищи таращила, точно что-то невиданное увидала. И все оборачивалась, когда кладбище миновали.
Вот и Антоново - ниже, в ложбинке, возле заливчика, осокой поросшего. По заборам рябины цветут, много рябин. Дома все старые, кое-какие осели и покосились, но другие вполне ладные, крепкие, с резными затейливыми наличниками, и у каждого - свой характер, узор. Стали подниматься в горку, и у Таси сердце запрыгало: какой он, их дом? К ней обернулся рыжебородый, шагавший с чемоданами впереди.
- Так, куда вам? Вы к кому погостить-то приехали?
- Да, мы не гостить... - Тася остановилась. - Мы насовсем.
- Это как насовсем? - не понял её спасатель. - Насовсем поселяетесь у кого?
- Нет, мы... у себя поселяемся. Тут наш дом. Он где-то... я не знаю, мне сказали найти большой дом напротив колодца. Это в самом центре деревни, там ещё памятник погибшим в войну должен быть.
Мужчина от удивления даже чемоданы на землю уронил. Они шлепнулись с глухим стуком. Сразу в истошном лае зашлась какая-то шавка за соседним забором, а шагавший неподалеку раскрасавец-петух с золотисто-зелеными перьями в горделивом хвосте шарахнулся в сторону, недовольно оглядываясь и кося красным глазом. Что это за непонятные люди пожаловали?
