Меркьюри - Эми Джо Бернс
– Тебя, ― ответила она. ― Я хочу тебя.
Уэйлон встретился с ней взглядом.
– Ты уверена?
– Уэй, ― сказала Марли, ― я ни разу не спала с Бэйлором.
Он замотал головой:
– Ты ничего не должна мне объяснять.
– Да, я уверена.
– Марли… ― Он коснулся большим пальцем ямочки на ее шее. ― Я страдал по тебе с того вечера, как впервые зазвал тебя на ту крышу возле кладбища.
– И я.
Позднее кто-то будет говорить, будто Марли просочилась в дом Джозефов, так или иначе обольщая одного за другим членов их семейства. Но это не так. Каждый из них сам искал ее общества ― сперва Бэйлор, затем Элиза и, наконец, Уэйлон. Единственный Джозеф, которым желала завладеть Марли, стоял сейчас прямо перед ней.
Полотенце Уэйлона упало на пол. Вместе с Марли он отступил к кровати и раздел девушку, дрожащими пальцами расстегивая пуговки на ее блузке. И затем они сплелись в единое целое, так что невозможно было уже сказать, где заканчивается один и начинается другой.
Глава 7
Держа ее в объятиях, Уэй провалился в сон. Марли оглядела их соприкасавшиеся тела. Как загорел Уэйлон за минувшее лето! Как прекрасно совмещались их ладони. Она чувствовала себя удовлетворенной и полусонной. Казалось, будто в последний час это ложе стало для Марли целым миром ― точно сувенирный снежный шар с блестками, которые никогда не тускнеют. Наконец-то она обрела свое продолжение истории! Больше она не была в ловушке раз за разом повторяющегося начала!
И все же Марли не смела здесь остаться ― ведь ее могли обнаружить Элиза, или Бэйлор, или Мик. К тому же и мать будет волноваться. Девушка осторожно выскользнула из рук Уэйлона, оделась. Нашла клочок бумаги, нарисовала на нем сердечко и подписала: «Увидимся! М.» Затем она выбралась из дома тем же путем, каким туда попала, и, улочка за улочкой, пошла в морозной ночной тиши, пока не добралась до своего дома.
Мама не спала. Она просматривала повторный показ «Создавая женщину»[18], устроившись под стеганым одеялом, которое перенесла с кровати на диван. Заслышав, как повернулся в замке ключ, Рут приглашающе откинула край одеяла, чтобы дочь, скинув куртку, могла тоже забраться в тепло. От мамы пахло сливочным маслом и ванилью, и на Марли это всегда действовало умиротворяюще. Это был запах дома и безопасности.
Рут мягко обняла ее одной рукой.
– Ты была с Бэйлором?
Марли чуть помедлила с ответом.
– С Уэйлоном.
Мама приподняла бровь.
– Хорошо.
Они смотрели телевизор, пока не началась рек-лама печенья «Киблер». Марли с Рут всегда очень нравился их клич: «О, Фадж!», и они цитировали его друг другу в совершенно разных ситуациях: когда поливал дождь, когда проигрывали «Кавальерс»[19] или когда Рут решала, что пришла пора для нового переезда.
– Как дела на работе? ― спросила Марли.
– Все как обычно, ― усмехнулась Рут. ― Моча, дерьмо и кровь.
– Тебе нравится здесь, в Меркьюри?
– Мне нравятся эти кедры на въезде. Нравятся викторианские особняки на Холлоу-стрит. И запах, когда жгут листья.
– Все это лишь неживые предметы, мам. Ты никого здесь для себя не встретила.
Рут взяла дочь за руку.
– У меня появились подруги по работе, детка. Так что не тревожься обо мне.
Марли подумала: как можно любить кого-то и о нем не беспокоиться. Ее мать, у которой были такие же золотисто-каштановые волосы, как и у дочери, такие же пухлые губы и такая же склонность сжульничать в «Скрэббл»[20], ― всегда учила Марли быть упорной, честной и самодостаточной. Прежде девушке казалось, она обладает этими качествами. Теперь она уже не была в этом так уверена.
– Сделай мне одно одолжение, ― сказала Рут. ― Запишись куда-нибудь в школе ― чисто для себя. В какую-нибудь секцию, в клуб, кружок. Неважно куда.
– По-твоему, я слишком много времени провожу у Джозефов?
Марли защипнула пальцами одеяло, вспоминая первое прикосновение рук Уэйлона, затем, не без стыда, колючесть его щетины возле ее уха. И все же не только Джозефы удерживали ее там. Марли нравилось то, какой она стала в окружении их семьи, ― человеком, умеющим высказывать свое мнение. Тем, кто видит истинную натуру каждого из них и все равно их любит. Тем, кто, пусть и ненадолго, но стал членом их семьи.
– Приятно отвечать «да», ― сказала Рут, ― когда соглашаешься с тем, что хорошо и правильно. ― Она поднесла ладони дочери к губам и их поцеловала. ― Как я всегда тебе говорю?
– Трезвый разум, крепкий дух!
– Именно. ― Улыбнувшись, Рут поместила между ними миску с попкорном.
Когда шоу закончилось и пошли титры, Марли заметила, что мать пристально за ней следит. Не с укором (от осуждающих глаз Рут и сама когда-то натерпелась), но с горечью давней утраты той привилегии юности, что сейчас имелась у Марли и когда-то была у Рут: строить свою жизнь независимо от выбора других людей и выражать свое согласие так, как сама считала нужным, и лишь когда считала нужным.
В понедельник утром Марли достала из кармана свое неотразимое оружие для обретения друзей и подошла к однокласснице, чей шкафчик соседствовал с ее. Марли уже слышала, что девушку зовут Джейд.
– Привет, ― сказала ей Марли и протянула пластинку в серебристой обертке: ― Хочешь жвачку?
Джейд вскинула на нее карие глаза:
– Надеюсь, не Wrigley?
– Если б мне хотелось пожевать цемента, отковыряла б с тротуара, ― усмехнулась Марли. ― Это Extra.
Джейд взяла резинку.
– Мятная?
– А разве есть другие?
Джейд сунула пластинку в рот и стала наносить на губы блеск, глядясь в маленькое зеркальце на дверце шкафчика.
– Хотя, знаешь, что еще бывает хуже?
– Tic Tac, ― не задумываясь ответила Марли.
– Точно! Хуже не бывает. В пластике. Еще и оранжевые! Просто аут!
Зазвенел звонок, и Марли подхватила свою папку с математикой.
– Слушай, ты не знаешь, в какой бы клуб я могла тут записаться?
– Вступай в тот, что я только что основала, ― предложила Джейд, убирая темные кудрявые волосы в высокий хвост.
Марли надо было уже торопиться в класс, но вместо этого она продолжала стоять у так и не запертого шкафчика. Она задала вопрос и получила ответ ― проще простого. Как она провела первые три месяца в новой школе? Сперва высматривала Бэйлора, потом избегала его, затем искала взглядом его брата. Не хотела же она быть настолько недалекой, чтобы все поставить на одну лишь ставку!
Джейд была здесь,
