Снять «Сталкера» - Ирина Всеволодовна Шанина
– Отойди от меня, мерзавка, что ты лезешь со своими каплями?
В голосе Хлоди не слышалось ни малейшего намека на основополагающий принцип «абсолютной вежливости», она скандалила с упоением, как в былые времена. Майклу стало неловко, но в то же самое время он успокоился.
– Пожалуй, уколов не нужно, – быстро сказал он оторопевшему врачу, – с ней все в порядке.
И, пока доктор не опомнился, Майкл быстро выскочил в коридор. Испуганная пуэрториканка вжалась спиной в стену, над ней как волна цунами нависла разгневанная Хлоди. На полу в маленькой коричневой лужице валялся пластиковый стаканчик.
Хлоди подняла руку и замахнулась, Майкл бросился вперед, схватил жену за талию и оттащил от медсестры.
– Мерзавка, мерзавка, мерзавка, – шипела Хлоди, пытаясь вырваться, – ты у меня еще поплатишься, мерзавка…
Майкл буквально вытолкал супругу на улицу:
– Успокойся, дорогая, она просто хотела тебе помочь.
Хлоди перестала дергаться и неожиданно спокойным голосом скомандовала:
– А ну, отпусти меня.
Майкл разжал руки и отступил на шаг. Истерящая Хлоди была привычна и понятна. Новая, спокойная и уверенная, Хлоди пугала. Майкла даже слегка затошнило от страха. Он не знал, что ожидать от этой незнакомой женщины.
– Поехали домой, Хло, – робко предложил он, – доктор сказал, что завтра будет ясно, насколько все плохо… – он помолчал и неуверенно закончил, – Может быть, будет ясно.
Хлоди кивнула и спокойно села в машину, Майкл завел двигатель, чуть приоткрыл окно, рука потянулась включить музыку, но он вовремя опомнился. В данной ситуации музыка была неуместна.
Дома Хлоди закрылась в спальне. Майкл немного постоял под дверью, прислушался. Тишина. Жена не плакала, не причитала. Ему опять стало страшно, он быстро спустился вниз, в гостиную. Обычно непьющий, он вдруг понял, что если немедленно не выпьет рюмку чего-нибудь крепкого, нервы могут не выдержать.
Коньяка в баре не оказалось, зато там стояла открытая бутылка настоящей русской водки, привезенная Майклом полгода назад из гастрольного тура. Майкл налил себе половину стакана и сделал глоток. У него перехватило дыхание, гортань наотрез отказывалась принимать непривычный напиток. Подавив рвотный рефлекс, Майкл загнал водку в горло и быстро сделал еще один глоток.
Минут десять ничего не происходило, он сел в кресло и тупо уставился в угол. В углу стоял сейф, установленный по настоянию страховой компании. В сейфе хранилась скрипка, та самая, работы Джузеппе Гварнери. Майкл резко встал, пошатываясь, подошел к сейфу, приложил палец к сенсорному устройству, дверь медленно открылась. Он вынул скрипку, неловко задев пальцем струны.
Немного постояв, Майкл Фонг положил скрипку обратно в сейф. Он, Майкл, не имеет права на ней играть. Потому что на такой скрипке должен играть гений. Такой, как его сын Лю. А в том, что с Лю случилось несчастье, виноват он, Майкл. Виноват, потому что позавидовал, позавидовал собственному сыну.
Майкл упал в кресло, да, он виноват… Что теперь делать? А если врачи не смогут помочь и Лю умрет? И останется только ненавидящая его Хлоди. Мистер Фонг подумал, что надо бы еще выпить, но сил уже не было. Он так и уснул, сидя в кресле. Разбудила его Хлоди.
– Звонили из больницы, Майкл, Лю пришел в себя. Нам нужно ехать.
– Да, да, – Майкл растеряно взмахнул руками, с непривычки голова гудела, – иду…
– Я поведу машину, – резко ответила Хлоди, – ты не в состоянии сесть за руль. И вообще, сыну нужна твоя поддержка, а ты позволяешь себе пить. Иди в ванную и приведи себя в порядок. Я не хочу, чтобы Лю видел тебя таким.
Майкл кивнул, на этот раз Хлоди была абсолютно права. Он поплелся в ванную (надо бы поторопиться, но измученный организм задавал свой темп), включил воду, взял тюбик с зубной пастой и щетку. Внезапно закружилась голова, Майкла шатнуло вперед, он успел выставить вперед руку, чтобы не удариться о зеркало… Постояв так несколько минут, пока не перестала стучать кровь в висках, Майкл открыл кран. Не отрываясь от зеркала, свободной рукой плеснул в лицо воды, стало легче, но ненамного.
– Ты что там застрял? – раздался из-за двери голос Хлоди.
Майкл сморщился, выдавил на щетку немного пасты, провел ей пару раз по зубам, чтобы убрать привкус во рту. Выплюнул пасту, наскоро сполоснул рот, и крикнул:
– Уже иду!
С дороги Хлоди позвонила в больницу, поэтому, когда они вошли в приемный покой, хирург, делавший операцию Лю, уже ждал их.
– Я могу его увидеть, доктор? – сразу пошла в наступление Хлоди.
– Да, – кивнул врач, – но только очень недолго. Состояние еще нестабильное.
Майклу казалось, что пациентов в таком тяжелом положении должны держать где-нибудь далеко. По крайней мере, в телесериалах посетители, пришедшие навестить тяжелобольного родственника или знакомого, обычно шли длинными коридорами. Палата Лю оказалась за третьей дверью в первом же коридоре.
Доктор открыл дверь и вошел в палату, за ним уверенно вошла Хлоди, а Майкл… Майкл, к стыду своему, остался. Ему стало страшно. Вернулась мучительная мысль, что в том, что случилось с сыном, виноват он. И сейчас, если он войдет в палату, Лю скажет это вслух:
– Папа, я знаю, что ты завидуешь!
– Вы идете? – спросила Майкла невысокая медсестра с какими-то скляночками в руках.
– Я, – Майкл замялся.
Оказалось вдруг, что очень сложно объяснить, почему отец не хочет видеть тяжелобольного сына.
Сестра понимающе кивнула. Наверное, в ее практике такие случаи встречались. Она вошла в палату, Майкл остался. Прошло не больше трех минут, дверь открылась, появились Хлоди и лечащий врач.
– Ну что, доктор? – быстро спросил Майкл, стараясь не встречаться взглядом с женой.
– Боюсь, что положение несколько хуже, чем мы ожидали, мистер Фонг.
У Майкла оборвалось сердце, неужели он своей завистью погубил сына:
– Вы хотите сказать, что Лю… – начал он.
– Он выживет, – перебил его врач, – но возможна полная потеря слуха.
Последующие полгода жизнь семьи Фонг, и до того бывшая не безоблачной, превратилась в натуральный кошмар.
Лю выписали из больницы через полтора месяца. Забирала его Хлоди, Майкл уехал на гастроли. Объяснение для всех, кто мог заинтересоваться, – семье очень нужны деньги. Больше, чем раньше. Объяснение для себя, – он не мог находиться с сыном в одной квартире. Чувство вины усиливалось с каждым днем и стало почти невыносимым. Видеть, как Лю берет в руки скрипку и пытается играть, и как у него это не получается, было невыносимо.
А тут еще, поскольку на конкурс имени Паганини они уже никак не попадали, пришло официальное письмо, что скрипка, чудесная скрипка работы Джузеппе Гварнери, должна быть возвращена в скрипичный фонд. Ее выдадут другому
