Инженеры - Эдуард Дипнер
Ну что, Сергей Валерьевич? Думай! Ты только слегка приблизился к пониманию сложности задачи. Когда ввяжешься, будет еще сложнее. И будут бессонные ночи, когда нерешенная задача гвоздем засела под черепом, и будет тяжкий труд в цехах завода, где нужно объяснить каждому рабочему, что и как ему делать. И будет груз ответственности, которую ты взвалишь на свои плечи, ты по-другому не можешь. Нужно ли тебе это? Ведь тебе пошел уже восьмой десяток! А если ты не справишься с этой сумасшедшей головоломной задачей? Ты покроешь позором себя и свое доброе имя и будешь жить с этим и мучиться до скончания лет. Отказаться? Это будет честно и понятно.
Но кто, если не он, сможет справиться с этим делом? Не потому, что он был семи пядей во лбу, а потому, что, он знал это наверняка, не было в стране специалиста с его опытом. А самое главное — он прошел, освоил все этапы: проектирование, изготовление, монтаж. Его сверстники по советским стройкам давно уже пережили инфаркты и инсульты, а он еще держался. И еще. Сергей никогда не отступал. Таким уж было его жизненное кредо. Ну, не получился из него в свое время директор. Не годился он в директора. Но Инженером, с большой буквы, он был.
Читатель, простите моему герою эту нескромность. Собственно говоря, это не было бахвальством. Это было трезвой оценкой своих сил. Сколь часто мы встречаем искателей приключений, которым не сидится на месте. Которым почему-то больше всех надо. Которые почему-то спокойную, уравновешенную жизнь меняют на тревоги и терзания. Неудобные, беспокойные люди. «Ну что тебе не живется спокойно? — увещевал Сергея его старый приятель и сосед Яша. — У тебя всё есть для жизни, и ты заработал право отдохнуть». Сложив руки, отдохнуть от надоевшей за многие годы работы. Отдохнуть от жизни…
Поздний вечер. За окном холостяцкой однокомнатной квартиры, которую снимает Сергей, темно, лишь вдалеке, на том берегу Вязелки, светятся окна. Там живут люди, радуются общению, делятся друг с другом событиями прошедшего дня. А он один в темной комнате, и не хочется включать свет. Целый прошедший день — беготня по заводу, усталость во всем теле и усталость в душе. Совсем скоро ему стукнет семьдесят пять. Юбилей, который нормальные люди, черт возьми, встречают, нет, празднуют в ярко освещенном зале, сверкает хрусталь бокалов и пылает рубином вино в этих бокалах. Многочисленные гости попеременно встают и, откашлявшись, говорят о заслугах юбиляра, о его необыкновенном трудолюбии, щедрости души и о многом том, о чем сам юбиляр даже не подозревал. Конечно, они все немного сгущают краски, немного льстят тебе, но всё равно очень приятно и торжественно. А он? Сам загнал себя в эту ловушку, в эту темную нору и сидит один на один со своими мыслями и со стаканом «Саперави». Сергею очень жалко себя, неразумного. А что делать? Сам виноват, теперь хлебай то, что заварил. И рождаются строки стихов. Шершавые, непричесанные. Скупые мужские слезы, просящиеся пролиться.
Невеселые размышления накануне 75-летия. В Белгороде
Свой юбилей предчувствуя заране,
Просматривая снова жизнь мою,
Ищу я смысл в моем существованье,
И самому себе вопросы задаю.
Три четверти столетья отмахал я по планете
Пешком, бегом, на лыжах, на коньках,
За рычагами танка, на велосипеде,
На самолетах, в долгих поездах.
Ложились под колеса километрами мои дороги,
Немало видел малых сел я и столиц,
Случалось быть мне в странах очень многих,
Мелькали лица, сотни тысяч лиц.
Не сосчитать теперь уж эти километры,
Не вспомнить встреч, всё пролетело, как во сне,
И не припомнить до конца, какие ветры
В лицо на разных континентах дули мне.
Соткались паутиной жизни нити.
А может быть, совсем не нужен этот счет.
Кому, скажите, мог бы предъявить я
За эту жизнь командировочный отчет?
Пункт первый: сколько наломал я дров,
Второй: какую я за это получил оценку,
И в-третьих: сколько произнес я разных глупых слов
И сколько раз я бился головой об стенку.
И сколько раз пообещал — не сделал,
И сколько раз я обманул невольно,
И сколько было пятниц на неделе,
И сколько раз я близким сделал больно!
И сколько дел нечестных сделал я.
Встать, суд идет! Я сам себе судья.
И сам себе я адвокат и обвинитель,
И самому себе даю я показанья,
И самого себя прошу простить я,
И сам себе ищу я оправданья.
Я был советским человеком от рожденья,
Старался очень, был любой похвале рад,
Но, слава богу, за свои раденья
Не получил от власти никаких наград.
Уж слишком часто верил людям я на слово.
Ну как, скажите, жить, когда нет к людям веры?
И никогда не брал чужого.
Быть может, потому не сделал я карьеры?
Мой подзащитный, то есть это я,
Он неплохой, ему простите, люди!
Свидетелем тому — моя семья,
Они ведь все-таки меня за что-то любят!
Свидетелем тому — моя жена.
Попробуйте найти свидетеля построже!
Она, во-первых, мне всегда верна,
А во-вторых, порою говорит, что я хороший.
Свидетельством тому — звонки моих детей.
Ведь раз звонят, так, значит, помнят в самом деле!
Хоть расстоянья далеки,
Нечасто, правда, ну хотя бы раз в неделю.
«Ну как дела, отец?» — «Да, в общем, всё в порядке.
Как внуки?» — «В общем, все при деле.
Как нога?» — «Терплю». Обмен известий краткий.
«Целую». И короткие гудки, как вспугнутые птицы, отлетели.
В мою защиту — то, что я еще кому-то нужен,
Хотя и дожил до седин.
И не всегда, как нынче, я один,
И не всегда я сам себе готовлю ужин.
Ну ладно, хватит хныкать, старина!
Мужчину сопли ведь совсем не украшают!
Глядишь, когда-нибудь приедет и жена,
Она уже приехать обещает.
А завтра будет день, и, может, будет солнце,
И, может быть, всё утрясется!
Ну ладно, в самом деле хватит хныкать, уже поздно, нужно ложиться спать.
Завтра снова напряженный день.
* * *
Светлана приехала через неделю. Самым коротким и удобным путем добраться до Белгорода был поезд Санкт-Петербург — Кисловодск. Он шел через Минск, пересекал украинскую границу и через шесть часов был в Харькове, а там до Белгорода — семьдесят пять километров на электричке или на маршрутном такси.
Вот только украинская полиция…
