Полное собрание рассказов - Курт Воннегут
— Джо! — сказала она. — Ты такой мечтатель! Неужто весь твой народ так любит витать в облаках?
— Простите, сестра, — ответил Джо. — Я просто задумался.
— Замечтался.
— Сестра, а правда, что я сын американского солдата?
— Кто это тебе сказал?
— Петер. Он говорит, моя мама была немка, а папа — американец, который сбежал. А еще он говорит, что мама бросила меня и тоже сбежала. — В его голосе не было печали, только растерянность.
Петер был самым взрослым в приюте — хлебнувший горя старик четырнадцати лет, немецкий мальчик, который помнил и своих родителей, и братьев, и сестер, и дом, и войну, и всякие вкусности, которых Джо не мог даже вообразить. Петер был для Джо сверхчеловеком — он побывал в раю, аду и вернулся на этот свет, точно зная, где они, как сюда попали и куда отправятся потом.
— Не забивай себе голову, Джо, — сказала монахиня. — Никто теперь не знает, кем были твои родители. Но наверняка люди они славные, поэтому и ты такой славный получился.
— А кто это — «американец»?
— Человек из другой страны.
— Она рядом?
— Американцы есть и поблизости, но их родина — далеко-далеко, за большой водой.
— Вроде реки?
— Нет, еще больше. Ты столько воды в жизни не видел — даже другого берега не разглядеть. А если сесть на корабль, можно плыть и плыть целыми днями — и все равно не добраться до суши. Я как-нибудь покажу тебе карту. А Петера ты не слушай, он все выдумывает. Ничего он про тебя не знает и знать не может. Ну давай догоняй остальных.
Джо поспешил и вскоре нагнал своих, а потом несколько минут шел прилежно и целенаправленно. Но потом он снова зазевался, гоняя в уме слова, смысл которых от него то и дело ускользал: солдат… немец… американец… твой народ… чемпион… Коричневый Бомбардир… в жизни столько воды не видел…
— Сестра, — снова обратился Джо к монахине, — а что, все американцы похожи на меня? Они тоже коричневые?
— Одни да, другие нет.
— Но таких, как я, много?
— Да. Очень-очень много.
— Что же я их никогда не встречал?
— Они не бывают в наших местах, Джо. Они живут у себя.
— Тогда я хочу к ним.
— Разве тебе не нравится здесь?
— Нравится, но Петер сказал, что мне тут не место. Я не немец и никогда им не стану.
— Ох уж этот Петер! Не слушай ты его!
— Почему все улыбаются, завидев меня? Почему просят спеть и сплясать, а потом смеются, когда я это делаю?
— Джо, Джо! Смотри скорей! — воскликнула монахиня. — Гляди, вон там, на дереве! Воробушек со сломанной ножкой! Бедный, поранился, а все равно скачет. Вот храбрец. Гляди: скок да скок, скок да скок!
Однажды жарким летним днем, когда шествие в очередной раз проходило мимо плотницкой мастерской, плотник снова вышел на улицу и сообщил Джо удивительную новость, которая напугала и заворожила мальчика.
— Джо! Эй, Джо! Твой отец в деревню пожаловал! Видал его?
— Нет, сэр… не видал. А где он?
— Не слушай его, он дразнится, — оборвала их монахиня.
— Не дразнюсь я, Джо! — возразил плотник. — Когда будешь проходить мимо школы, смотри в оба — сам все увидишь! Только хорошенько смотри, не зевай — на вершину холма, где лес растет.
— Интересно, как поживает наш дружок воробушек? — весело спросила монахиня. — Надеюсь, его ножке уже лучше! А ты, Джо?
— Да-да, сестра. Я тоже надеюсь.
Всю дорогу до школы она без умолку болтала о воробушке, облаках и цветочках, так что Джо и слова вставить не мог.
Лес на холме возле школы казался тихим и пустым.
Но потом из-за деревьев вышел огромный коричневый человек, голый по пояс и с пистолетом в кобуре. Он глотнул воды из фляги, вытер губы тыльной стороной ладони, улыбнулся миру с обаятельным пренебрежением и снова исчез в темной лесной чаще.
— Сестра! — охнул Джо. — Там был мой папа! Я видел папу!
— Нет, Джо… это не он.
— Да честное слово, вон там, в лесу! Я видел своими глазами! Можно мне подняться на холм, сестра?
— Он тебе не отец, Джо. Он даже тебя не знает. И знать не хочет.
— Он же как я, сестра!
— Наверх нельзя, Джо, и здесь торчать тоже нечего. — Она взяла его за руку и потянула за собой. — Джо, ты плохо себя ведешь!
Он повиновался и ошалело пошел за ней. Всю обратную дорогу — а монахиня выбрала другую тропинку, что пролегала подальше от школы, — Джо молчал как рыба. Больше никто не видел его чудесного папу и никто ему не верил.
Лишь во время вечерней молитвы Джо расплакался.
А в десять часов вечера молодая монахиня обнаружила, что его койка пуста.
Под огромной маскировочной сетью, перевитой темными клочками ткани, в лесу притаилось артиллерийское орудие: черный маслянистый ствол смотрел в ночное небо. Грузовики и прочая артиллерия расположились выше по склону.
Сквозь тонкую завесу кустарника Джо, трясясь от страха, слушал и высматривал солдат, окопавшихся вокруг своей пушки. В темноте их было почти не разобрать, а слова, которые до него долетали, не имели никакого смысла.
— Сержант, ну зачем нам тут окапываться, если утром уже выступать? К тому же это всего лишь учения! Может, лучше поберечь силы? Поцарапаем малость землю для вида, и дело с концом, а? Зря стараемся ведь!
— Как знать, мальчик, за ночь все может измениться. Глядишь, и не зря стараетесь, — ответил сержант. — А пока делай свое дело и не задавай вопросов, ясно?
Сержант шагнул в пятно лунного света: руки в боки, широченные плечи расправлены, ну прямо король! Джо узнал в нем человека, которым он любовался днем. Сержант удовлетворенно прислушался к тому, как его солдаты роют окопы, и вдруг зашагал прямо к месту, где притаился Джо. Мальчик перетрусил не на шутку, но молчал, пока армейский сапожище не въехал ему в бок.
— Ай!
— Это еще что такое? — Сержант схватил
