Моя темная сторона - Лайза Дженова
Я бью по тормозам и выворачиваю руль в другую сторону, надеясь или прервать вращение, или остановиться. Ландшафт наклоняется под невообразимым углом, и машина начинает кувырки через капот. Перевороты так же неторопливы и беззвучны, а мои мысли, пока меня крутит, отчетливы и странно спокойны.
Выскакивает подушка безопасности. Я замечаю, что она белая.
Я вижу, как разлетевшееся содержимое моей сумки и найденный цент зависают в воздухе. На ум приходят астронавты на Луне.
Что-то сдавливает мне горло.
Моя машина разобьется в хлам.
Что-то ударяет меня по голове.
Я опоздаю на работу.
И вдруг кувыркание прекращается, и машина замирает.
Хочу выбраться, но не могу пошевелиться. И внезапно ощущаю сокрушительную, невыносимую боль в макушке. До меня впервые доходит, что я, похоже, повредила не только машину.
«Мне так жаль, Боб».
Темное утро делается еще темнее и начинает таять. Я уже не чувствую боли в голове. И зрение, и прочие чувства отключились. Может, я умерла?
«Пожалуйста, пусть я не умру!»
Я решаю, что не умерла, поскольку слышу звук дождя, барабанящего по крыше машины. Я жива, потому что слушаю дождь, и дождь становится рукой Бога: он постукивает пальцами по крыше и размышляет, что дальше.
Я слушаю изо всех сил.
Слушаю еще.
Слушаю.
Но звуки исчезают, и дождя больше нет.
Глава 7
Расплывчатая сияющая белизна надо мной фокусируется и превращается в люминесцентную лампу на потолке. Кто-то что-то говорит, повторяя снова и снова. Я изучаю яркость и форму свечения, но в конце концов понимаю, что кто-то что-то говорит мне.
– Сара, можете сделать глубокий вдох?
Я полагаю, что могу, но когда пытаюсь, горло сжимается вокруг чего-то твердого, и я давлюсь. Я уверена, что перестала вдыхать, но мои легкие все равно полны воздуха. Горло совсем пересохло. Хочется облизать губы и сглотнуть слюну, но что-то во рту не дает мне это сделать. Я хочу спросить, что происходит, но не могу заставить слушаться ни дыхание, ни губы, ни язык. Паникую.
– Не пытайтесь говорить. У вас во рту трубка, чтобы помогать вам дышать.
Люминесцентная лампа на потолке над моей головой, трубка во рту, помогающая мне дышать, и женский голос, который спрашивает:
– Вы можете сжать мою руку?
Я сжимаю, но чужой руки в своей не чувствую.
– Можете сжать другую руку?
Я не понимаю вопроса.
– Можете показать мне два пальца?
Я вытягиваю указательный и средний пальцы.
Ножницы.
Я выиграла. Игра, дождь. Машина. Авария. Я помню. Я слышу электронное попискивание и жужжание каких-то механизмов. Люминесцентный свет, трубка, женский голос. Я в больнице. О господи, что со мной случилось? Я пытаюсь вспомнить, что было после аварии, но макушку пронзает жгучая боль, и ничего не получается.
– Хорошо, Сара. Ладно, на сегодня достаточно. Мы собираемся снова усыпить вас, чтобы вы отдохнули.
Погодите! Игра, машина, дождь, авария – а что потом? Что случилось? Со мной все в порядке?
Люминесцентный свет на потолке становится ярче, его края размываются. Все расплывается в сияющей белизне.
– Хорошо, Сара, выдохните как можно сильнее.
Я выдыхаю, а медсестра вытаскивает из меня трубку. И это ощущается так, будто оклеенное наждаком круглое медицинское зеркало волокут вверх по нежной слизистой моего горла. В подходе медсестры к процедуре нет ни капли деликатности или нерешительности. Извлечение безжалостно, а облегчение, которое я испытываю после, граничит с эйфорией – немного похоже на роды. Я уже совсем готова возненавидеть эту женщину, как вдруг сестра подносит к моим губам картонный одноразовый стаканчик с тающими кусочками льда и тут же становится моим ангелом милосердия.
Через минуту медсестра оборачивает мою ладонь вокруг стаканчика.
– Хорошо, Сара, продолжайте пить мелкими глотками. Я сейчас вернусь, – говорит она и оставляет меня одну.
Я глотаю холодную воду. Мои потрескавшиеся и запекшиеся губы, рот и горло – благодарные губки, так земля впитывает дождь после долгой засухи. Из меня только что извлекли трубку. Мне была нужна трубка для дыхания. Это не очень-то хорошо. Но теперь трубка не нужна. Зачем мне понадобилась дыхательная трубка? Как давно я здесь? Где Боб?
Моя голова чувствует себя странно, но сначала я не могу распознать ощущение. Потом оно проясняется во всех красках, на полной громкости: моя голова обжигающе горячая. Я выпускаю из руки стаканчик и трогаю голову. Мысленный образ, возникший из ощущений пальцев, меня поразил и напугал. Изрядный участок головы, размером с кусок хлеба, выбрит, и в центре этого голого пространства пальцы нащупывают дюжину металлических скоб. Где-то под скрепками мой мозг раскалился до температуры магмы.
Я хватаю стаканчик и вываливаю мокрый лед на свою прошитую скобками голову. Признаться, я ожидаю, что вода зашипит, но все тихо. Лед не уменьшает жгучую боль, я только зря потратила все свое питье.
Я жду, вдыхаю и выдыхаю без помощи трубки. Не паникуй. Медсестра не оставила бы тебя одну без дыхательной трубки и с картонным стаканчиком льда, если бы твой мозг действительно плавился. Но может быть, он все же плавится. Проверим-ка, работает ли он.
Кто ты такая? «Я Сара Никерсон». Хорошо, ты знаешь свое имя. «Моего мужа зовут Боб. У меня трое детей: Чарли, Люси и Линус. Я заместитель директора по кадрам в „Беркли“. Мы живем в Велмонте. Мне тридцать семь лет». Молодец. Сара, ты в порядке. Я касаюсь скобок и ощупываю лысый участок по периметру. «Если человек в порядке, ему не бреют голову и не втыкают в нее всякие железки».
Где Боб? Кто-то должен сообщить Бобу, где я и что случилось. Как давно я здесь? И что случилось?
Только во время родов и после них мне требовалась какая-то медицинская помощь, кроме мотрина и пары лейкопластырей. Я смотрю на люминесцентный свет, и мне он совсем не нравится. Где медсестра? Пожалуйста, вернитесь. Разве где-то здесь не должна быть кнопка, чтобы я могла позвать сестру? Я ищу кнопку, телефон, микрофон – что-нибудь, куда можно крикнуть. Вижу люминесцентную лампу на потолке и уродливую бежевую занавеску. Больше ничего: ни окна, ни телевизора, ни телефона – ничего. Эта палата – просто позор.
Я жду. Моя голова уже совсем раскалилась. Я пытаюсь позвать медсестру, но моему ободранному горлу удается издать только слабый хриплый шепот: