Сергей Лукницкий - Начало Водолея
ясным, что все описываемые ею события имели
место на берегу Черного моря. Не исключено,
что ее доставляли к мужу (в порядке конспи
рации) и на самолете, лишив ее возможности
ориентироваться (завязав ей глаза), чтобы
посеять в ней убеждение в том, что база, на
которой служил ее муж, находится в Атлан
тическом океане"
(Факты для сопоставления)
Наш Герой, как, конечно, помнит читатель, был назначен собственным корреспондентом "Всероссийских юридических вестей" и включился в работу комиссии, которая занималась расследованием странного случая с моряками шхуны "Дюгонь".
Разумеется, он продолжал беседы с фрау Гильдой.
Они потрясали Нашего Героя.
- Естественно, что вы мне не верите, меня неоднократно проверяли на психогенность... Вам лучше, чем мне, должно быть известно: то, чем занимался мой муж, не было преступлением против Бога, а всего лишь против человечества. Так думали изуверы, и считали, что помогают Богу совершенствовать планету, создавая абсолютную нацию.
- Ну вы же не будете утверждать, что описанный вами Центр был в Европе? - не обратив внимания на старухины сентенции, спросил НГ.
- А он был на острове, разве я не сказала вам, что Центр в один прекрасный день был переведен на остров в Атлантике.
- А почему вы столько лет молчали? Быть может, не было бы многого из того, о чем вы рассказали.
- Вы всерьез это говорите?
- Конечно, всерьез.
- Ответить вам?
- Сделай милость.
- Мой муж, Мирослав Войтецкий, всегда считал, что человечество - все без разбора, все мы - это живой организм и что если часть его больна какой-то инфекцией, то весь организм должен чувствовать эту боль и бороться с пораженными клетками. А близлежащие клетки пораженный участок (нацизм в третьем рейхе - это тоже пораженный участок) попросту уничтожит. Я была той самой близлежащей клеткой, а вы предлагаете мне остановить на ходу курьерский поезд.
- Но сообщить-то вы могли о том, что вам известно.
- Это было известно не только мне, а сотням и тысячам людей. И знаете, они все были со скрупулезной точностью и педантичностью убиты, или вдруг умерли. ("Человек, - как изволил выразиться русский писатель Булгаков, - не просто смертен, он внезапно смертен"). А те, кто по каким-то причинам умер независимо от того, болтали они о том, что им было известно, или нет, прошли полный курс "обучения" в психиатрических больницах, и там уже в соответствии с законом к ним применяли различные средства, вызывающие потерю памяти и другие пренеприятные явления. Я провела в такой больнице более четырнадцати лет. И при этом я не осуждаю государство - оно всегда аппарат насилия, и, если я была брошена в сумасшедший дом, где меня постепенно превратили в животное с животными инстинктами, то это дело рук государства, ведь не по частному же обвинения я туда попала. И заметьте, это было уже не в Германии, это было во Франции, где я хотела просто спрятаться...
- Вы, конечно, не знаете, что такое "вакцина добра", - продолжила фрау Гильда, свой рассказ, - это фантастика до известной степени. Но все, чем занимался мой муж, казалось мне в те годы фантастикой. Да так оно и было. Только Бог себе может позволить создавать народы и вершить свою истину, а тут это делали на моих глазах. Делали, сняв доктрину совести, а следовательно, убив память и тем самым - Бога. Люди перестали бояться чего бы то ни было.
- Я уже говорила о том, что все конвойные расстреливались немедленно по прибытии самолета на остров. И только единственный раз барон фон Лорингоф пощадил голубоглазого паренька. Это был обыкновенный мальчишка, видимо, недалекий. Он взмахивал пушистыми ресницами, а я с ужасом ждала, что и его уничтожат. Конечно, мне не показывали сцену расстрела, но интуитивно я всегда чувствовала это, а тут вдруг встречаю его через два дня в нашем коридоре.
Тогда я была просто уверена, что у него брали семя для опытов: молодой парень, здоровый, красивый, еще подумала: хорошо, что хоть жить оставили. А дело-то было вовсе в другом.
Мирослав произвел над ним опыт, и это несчастное подобие мужчины превратилось в безвольную амебу. Ему можно было сказать: "работай", - и он работал, "ложись", - и он ложился. То есть, перед вами был совершенный робот, только в живом обличьи, робот, управляемый голосом.
Мирослав Войтецкий был гениальным ученым, поэтому ему удалось то, что не удалось другим. Я уже говорила про вакцину добра, так вот Мирек был убежден, что в мире и добро и зло пребывают в равных, причем материальных долях. Может быть, это смешная теория. Но, по-моему, стоит прислушаться к мнению человека, доказавшего, что его теория что-то стоят. Боюсь, если бы он остался жить, он нашел бы в конце концов химически чистое добро и зло.
Он когда-то объяснял мне это, но я была дурой, девчонкой. Помню лишь, как однажды он расчертил лист бумаги на две части, на одной написал минус, на другой плюс. Минусом он считал смерть, плюсом - жизнь. Поэтому все страдания, болезни, голод, суету жизни он относил к явлениям положительным и считал, если живешь, значит улыбаешься, болеешь, страдаешь, любишь и т.д. Он пошел дальше известного: "я мыслю - следовательно я существую".
Боже мой, если бы не война! Но, как любой ученый, он был не от мира сего, он не выдержал пыток, это я точно знаю. Ведь ему никогда не доставляло удовольствия пытать других. Да, кстати, его опыты были безболезненными, хотя и безнравственными.
Так вот вакцина добра: это так прекрасно и так мудро. Жаль, что до наших дней она не дошла, она бы сделала свое дело. Мирослав выбросил в атмосферу столько положительных психотропных зарядов, что казалось, вся природа вокруг улыбалась.
- И на фоне улыбающейся природы он все-таки калечил людей? - не выдержал Наш Герой. - Я этого не знаю, но уверен, что люди, которые отрезают живому ногу или заталкивают беременную в газовую камеру, должны обладать особой психикой. Почему эта психика стала возможной, да еще в массовых масштабах, я судить не берусь. Может быть, тоже опыты...
Глава 15. Встреча с Л. Дженти
Специнформация для Дженти
Не исключена возможность вашего контакта с русским журналистом НГ. Чрезвычайно обаятелен и контактен, нервен, но не психопатичен, может внушить вам что угодно. Интересуется паропсихологией. Офицер. Живет с матушкой, которую боготворит. Опасен, ибо имеет аналитический ум, оцениваемый по шкале Свайда 94%. Подходов к нему не имеем.
РНДжей
- А-а-а, господин НГ, коллега, рад, очень рад вас приветствовать, говорил Дженти, когда после телефонного разговора по предложению Нашего героя он опустился в парк, чтобы не мешали гостиничные стены пройтись и побеседовать на воздухе.
- Здравствуйте, господин Лупо Дженти.
Оба шли по тенистому парку, сделанному настолько изящно и со вкусом, что оба поражались величью укрощенной природы и долго не начинали беседу.
- Я, между прочим, знаю некоторые ваши книги, - сказал Дженти. - Это весьма неплохие детективы, хотя вы в них всегда преподносите вашу полицию слишком умной. Это читателю не всегда нравится. Говорю это как издатель. Простите.
- Весьма польщен, но я хотя и хотел побеседовать с вами как с писателем, (и тоже знаю некоторые ваши эссе) однако, отнюдь не о моем творчестве.
- Вот как, неужели писатели сходятся, чтобы поговорить о политике? Какие же мы после этого писатели?
- К сожалению, так. Даже больше чем о политике, меня интересует ваше мнение писателя о том, почему на нашей планете вообще могло возникнуть такое понятие как политика? Ведь если природа создала мыслящую плоть, то ее, эту природу, мало должна волновать проблема, какой эта плоть национальности, вероисповедания и к какому участку на нашей планетке она относится.
- Любопытно, - сказал Дженти, - я даже очень рад, что в нашей беседе не участвует моя пассия Винченца. После таких слов она наверняка влюбилась бы в вас. Она любит неординарных собеседников. Но смею вас уверить, мой ответ вас не удовлетворит. Я писатель не по призванию, я ведь пишу за деньги, и меня мало волнуют проблемы, о которых вы говорите. Иногда я люблю петь. Это я делаю бесплатно, у меня неплохой тенор.
Аллея кончилась, надо было возвращаться, но на обратный путь уже не было тем для разговора. У Нашего Героя не было музыкального слуха.
Прошли молча, вдыхая запах листвы, и оба не огорчались, что расставание близко и больше они не увидятся. Контакта с Дженти не произошло.
...Но не произошло его оттого, что Дженти располагал информацией о Нашем Герое, переданной ему сегодня коридорной отеля по каналам Морони.
Винченца лежала в постели в белом пеньюаре и читала книгу. Глаза ее бегали по строкам, но мысли ее были далеко в Милане, она только что поговорила с крошечной дочерью и, услышав: "мама" - казалось, тотчас же успокоилась. Но почему так дорого за все надо платить? Почему за то, чтобы содержать дочь, она должна терпеть возле себя этого Дженти?
