Пантелеймон Романов - Рассказы
— Как же можно. Веселей дело бы пошло.
Комната
Портниха ползала по полу около выкроек с булавками в зубах, когда пришла ее родственница узнать об обещанной комнате.
— Ну, что, или не умерла еще?
— Да нет… Теперь только оглохла еще совсем.
— Что тут будешь делать, куда деваться. Вещей пропасть, да собак двух еще Андрея Степановича угораздило привести. Голову скрутили эти собаки. — А доктор что говорит?
— Доктор говорит, что при последнем издыхании. Хотя сказал, что с этой болезнью иногда долго живут, если припадки не будут повторяться.
— Ну, он дурак и больше ничего, — сказала расстроенно женщина.
— Может быть, пройдешь, посмотришь сама?
В дальней комнате в углу на кровати лежала ссохшаяся старушка с восковым заострившимся лицом и неподвижно смотрела перед собой, коротко и часто дыша.
— Пришла справиться о вашем здоровьи, тетушка.
— А?
— О, черт… О здоровьи, говорю, пришла узнать.
— Спасибо, матушка. Сын родной забыл, а ты вот, племянница, не забываешь.
— Как себя чувствуете?
— Все так же… Оглохла только. За доктора спасибо. Уж так успокоил меня. Говорит, вы с этой болезнью еще лет пять… проживете…
— С ума сошел, идиот, — сказала женщина.
— И мне сразу стало лучше, успокоилась.
— А припадков не повторялось больше?
— Нет, бог милостив… как капель каких-то дал, так сразу легче стало.
В дверь заглянул легкомысленного вида упитанный мужчина в распахнутой шубе, с шапкой на макушке. Он, с наивным удивлением подняв брови, шепотом спросил, приподнимаясь на цыпочки и заглядывая через спинку кровати:
— Что, разве не умерла еще? А я уж вещи привез.
— Да ты с ума сошел!
— Я же вчера вечером звонил. Анна Петровна сказала мне, что кончается.
— Она каждый день кончается.
— Значит, недоразумение… Но Барановы, милочка, тоже не соглашаются нас дольше держать.
— Анна Ивановна, а то, может быть, в коридоре разрешите, — сказал мужчина, нам бы только вещи поставить. Ведь не будет же она до самых праздников жить! Смешно!
— Право, не знаю. Доктор сказал, что она может долго прожить.
— Ручаюсь вам, что больше трех дней не выживет. Старушка веселенькая, она живо соберется.
— Ты вот говоришь, а такие случаи уж бывали, — сказала хозяйка. — Вот через дом от нас старушка… тоже дыхания уж не было. Ну, люди набожные. Хотели проводить как следует… да и комната нужна была. Гроб по случаю купили, продуктов загодя на поминальный обед закупили. Сладкий пирог испекли. Она все дышит. Ну, не пропадать же продуктам, позвали знакомых да и съели этот обед за упокой ее души. А она и посейчас еще жива.
— Какого черта людей держите? — сказал, войдя, ломовой извозчик в полушубке и с кнутом. — Торгуются из-за трешницы, и провозжаешься с ними цельный день. Да еще кобелей этих навязали, драку посередь двора затеяли.
— Сейчас, сейчас, подождите, — и он в шубе пошел к старушке.
— Главное-то, что припадки, говорят, совсем прекратились, — говорила жена, озабоченно следуя за ним.
— Сейчас обследуем. Ну, как здоровье, тетушка? Как мы себя чувствуем? Она в самом деле как колода глухая. Как здоровье, говорю, не тем будь помянута? сказал мужчина, нагибаясь над постелью.
Старушка слабо повела головой и сказала чуть слышно:
— Спасибо, родной… то хуже, то лучше… Доктор хорошо помогнул, успокоил, говорит, проживу еще.
— Кого успокоил, а кого и нет, — сказал мужчина в шубе, — припадков-то не было больше?
— Нет, батюшка.
Мужчина выпрямил спину и озадаченно посмотрел на жену и хозяйку.
— Однако положение становится действительно пикантно, — сказал он. — Она что-то и дышать, кажется, легче стала. Тетушка, дыхание лучше стало?
— Лучше, родной, лучше.
— А сколько ей лет, между нами?
— Восемьдесят.
— Восемьдесят? Ну, уж это свинство. В таком случае вот что, — сказал он вдруг, что-то соображая, — нам бы только диван сюда втиснуть да комод. Они тут свободно уставятся, а мелкие вещи в коридоре побудут. К празднику она, может быть, все-таки раскачается. А пока мы ее в угол задвинем, и ладно.
— Вот это другое дело.
— Тетушка, мы вам диванчик привезли и комодик, — сказал мужчина, нагнувшись над постелью, — диванчик веселенький, цветочками.
Старушка подняла на него слабеющие глаза и проговорила:
— Сын бросил на старости лет… А тут племянники… лучше своих… и доктора и комоды…
— Волоки сюда! — крикнул мужчина ломовому и, мигнув жене, чтобы она бралась за кровать, в миг задвинул кровать со старушкой в дальний угол.
Когда несли комод и диван, мужчина в шубе крикнул:
— Ставь кресло на комод, стулья на стол, банки эти давай на окна. А это на пол сваливай!
— Что же вы ее загородили всю, к ней не проберешься, — говорила хозяйка, стараясь через вещи заглянуть на старушку.
— Ничего, старушка обстановку любит. Хотя, действительно, густо вышло… ну да ничего, такова жизнь. Ну, тетушка, выздоравливайте. Чтобы к празднику непременно. Сладкий пирог за нами.
Инструкция
Около выхода на платформу, где проверяли на дачный поезд билеты, сперлась толпа пассажиров с коробками и корзинками. В середине стояла женщина с корзиной и птичкой в клетке.
— Да проходите, что вы там заткнулись-то? — крикнула она.
— Билеты смотрят…
— Тут смотрят, в поезде смотрят, господи батюшка.
— Народ уж очень замысловатый стал, одним разом его и не проймешь. А теперь еще инструкция такая вышла, чтобы багаж смотрели лучше, а то иной полхозяйства нацепит, полвагона им загородит и везет бесплатно. Казне убыток.
— Мой багаж сколько ни смотри, — сказала женщина, показав на птичку.
— Как придется…
— Ну, ну, после поговоришь, проходи! — крикнул контролер, подняв глаза и посмотрев через очки на очередь. — Билеты предъявляй. Эй, стой! С птицей — куда пошла? Билет.
— Ведь я показывала…
— На птицу билет.
— Как на птицу? На птицу нету.
— Ну, и проезду тебе нету.
— Господи батюшка, да как же это?
— Инструкции читать надо: на мелкий домашний скот должны отдельный билет брать.
— Да какой же он скот? Что ты, ошалел?
— Много не разговаривай. Не дурей тебя люди. Приравнивается к скоту. Поняла? Что ж на твою птицу отдельный закон, что ли, писать? Отправляйся в багажное отделение, там с тебя взыщут за птицу, квиток на нее дадут, вот тогда и приходи, — сказал контролер.
Он впихнул женщине в руку ее билет и, махнув напутственно рукой в дальний конец платформы, стал опять пропускать народ, боком поверх очков просматривая билеты.
— А как на поезд опоздаешь?
— Поспеешь…
И когда женщина с птичкой, подхватив на руку подол, побежала, он посмотрел ей вслед и сказал:
— Все спешат куда-то, а спроси куда, она и сама не знает.
— Эй, эй, с птицей!.. Куда полезла? В очередь становись.
— Да я на этот поезд. Мне только птичку свешать!
— Все равно. Порядок должна соблюдать. А то ишь, черти, все норовят в обход зайтить.
— Катаются себе с птичками от нечего делать, а тут по делу стоишь часа три!
Женщина ничего не ответила и встала с клеткой в очередь.
— Щегол, что ли? — спросил, заинтересовавшись, морщинистый старичок в больших калошах.
И так как женщина ничего не ответила, он прибавил:
— Я уж вижу, что щегол.
— Ты что тут встала? — сказал усатый носильщик в фартуке с бляхой. — Ведь она у тебя еще не вешана, а ты за квитанцией становишься! Вон куда иди!
Женщина испуганно бросилась к весам, с которых два дюжих парня сваливали свешанные кули с солью.
Человек в двубортном пиджаке хотел взвалить мешки с овсом, но женщина с птичкой подбежала к нему.
— Голубчик дяденька, уступи мне свою очередь. Мне на этот поезд. Я в одну минуту, мне только птичку свешать. В ней и весу-то всего ничего.
— Ладно, уступи ей, багаж не велик.
Женщина торопливо протискалась к весам. Около весов стоял весовщик и, вынув из-за уха огрызок карандаша, что-то соображал и записывал на изрубленном прилавке.
— Тебе чего?
— Свешать надо…
— Кого свешать?
— Да вот этого вот…
— …Ты бы еще блоху принесла! Вот черти-то безголовые!
— На господский манер пошли, чтой-то без птичек уж и ездить не могут, говорили в толпе, в то время как весовщик, взяв клетку, ставил ее на окованную железом платформу.
— Эй, весы, смотри, не обломи! — крикнул какой-то малый в рваных башмаках, лежавший на мешках с овсом. — Да что ж ты с клеткой-то вешаешь! Ты живой вес показывай.
— Для казны старается…
Весовщик ничего не отвечал и выбирал самые маленькие гирьки. Подержал их на ладони, посмотрел вопросительно и бросил обратно.
— Да поскорей, господи батюшка, а то я из-за вас на поезд опоздаю!