На расстоянии дыхания, или Не ходите, девки, замуж! - Ульяна Подавалова-Петухова
Славка смог выйти лишь через час: малышка, исчерпав все силы, уснула, так и не выпустив его ладони. Он пошел на кухню, но по пути его перехватила админитсратор, указав на парнишку у стойки. Славка с трудом признал в нем спутника Альки. Он пересек зал и подошел к парню.
— Аля…, — промямлил мальчишка и отвел стыдливо глаза.
У Славки свело челюсть.
— С ней всё хорошо, поезжай домой, — сказал ресторатор и развернулся.
— Подожди…те, — остановил его студент, — я не знаю, что произошло…
— А тебе и не нужно знать, — припечатал здоровяк и подошел вплотную. — Держись от нее подальше. А то я за себя не отвечаю. Усёк?
Парнишка глянул на Славку снизу вверх и совсем скис.
— Я…
— Ты. Держись. От. Нее. Подальше, — вкрадчиво и очень тихо повторил Славка, а глаза как два серебряных кинжала. — Свободен!
И, не глядя на сникшего парнишку, ресторатор ушел на кухню.
Весь остаток дня она работал как заведенный. Движения были настолько отшлифованы, настолько отработаны и доведены до автоматизма, что Славка даже не думал о том, что делал и как. Из головы не уходила вмиг побелевшая девочка, вырывающаяся из рук студента.
«Инга так же вырывалась,—мелькнуло в голове. С досады он скрипнул зубами.—Неандерталец!»
Как же Алька в ту ночь не оттолкнула здоровяка, не испугалась?
«Она во мне мужчину не видит. Я ей вроде старшего брата. Вот только вряд ли Димку хоть раз посещала мысль поцеловать сестру, а меня…,»— думал здоровяк, закручивая роллы.
Да уж, чего греха таить? Была мысль, была! Когда девочка была совсем рядом, на расстоянии дыхания. Из-за туфель на каблуке ее глаза-васильки искрились так близко. И огромные ладони лежали на прохладном шёлке открытой спины. Красивая, маленькая, такая хрупкая! И Славку накрывала безграничная нежность.
Когда он освободился, было уже темно. Зашел в кабинет и увидел девочку, сидящую с босыми ногами на диване. Оглянулась и, узнав его, улыбнулась, и он про себя застонал. Бледненькая, с темными кругами под глазами, она вызывала такую жалость, что Славка в два шага пересек кабинет, сгрёб ее в охапку и прижал к себе.
— Я буду с тобой! Я буду с тобой! Если ты позволишь, я всегда буду с тобой! Не бойся! — шептал он, стискивая в своих ручищах тонкий стан.
А ведь она уже успела успокоиться. Успела многое передумать и проанализировать. Она уже успела остыть. И тут он. Такой большой, такой горячий, такой искренний! Такой родной! Она обвила руками могучую шею, чувствуя его дыхание на своей ключице. Душа успокаивалась, лишь слезы-предатели вновь выступили на глазах. Славка это уловил, отстранил девушку, заглянул в плачущие васильки — хоть Алька и отводила взгляд — наклонился и поцеловал прикрытые веки. Она, замерев, вскинула на него удивленный взгляд. А он, испугавшись собственной наглости, отпрянул, не дожидаясь, когда сама оттолкнет…
Но Алиса ухватилась за его жилистые руки и не спеша притянула к себе, обняв за шею. Славка, чувствуя, как выпрыгивает из груди сердце, с нежностью обнял Альку. И в этот момент он помнить не помнил, что перед ним маленькая сестренка лучшего друга. Он обнимал свою любимую. Для него сомнений не осталось.
— Смотри, Инга, такое редко бывает, может, всё же сможешь приехать? — спрашивал по ту сторону телефонной трубки Артур.
— Ой, не знаю, Арт. Не знаю, — отвечала девушка.
Друг звал ее на вечер хип-хопа. Предлагал «вспомнить молодость, тряхнуть стариной» и всё в таком духе. Инне хотелось поехать. Но хотелось поехать с Вадимом. Вот только как он на это отреагирует, она не знала. А вечером за ужином она прямо в лоб спросила мужа. Тот пожал плечами и согласился. Инна даже смутилась.
— А ты от ревности не умрешь? — весело спросила она, поглядывая на него исподтишка.
Романов делал вид, что занят запеченной ветчиной, и на девушку не смотрел. Хотя видел всё прекрасно.
— Ревность — удел слабых, — деловито сказал он, и поднял глаза.
Ох уж эти смоляные озерца! Ох уж этот уголь горящий! Сердце тут же сместилось куда-то в желудок, а предательская краснота выступила на щеках. Инна даже прижала холодные пальцы к ним, отводя взор. А Вадим засмеялся и неожиданно, в первую очередь для себя самого, вдруг продекламировал:
— К чему обманчивая нежность,
Стыдливости притворный вид,
Движений томная небрежность
И трепет уст и жар ланит?
Инна, покраснев еще сильней, тихо ответила:
— Напрасны хитрые старанья:
В порочном сердце жизни нет...
Невольный хлад негодованья
Тебе мой роковой ответ.[1]
У Вадима округлились глаза.
— Ого! — воскликнул он.
— У меня высшее образование! — гордо заявила жена. — В отличие от некоторых.
— Моя бабаушка — профессор, а дед — академик, Царство им Небесное. Они дали мне образование. Я даже верховой ездой занимался!
Инна посмотрела на мужа в упор. Тот даже растерялся.
— Ты… Ты ведь на втором курсе был? — тихо спросила она.
Романов опустил глаза в тарелку.
— На третьем.
— А ты не думал…
— Не думал. Никогда! Ни разу за одиннадцать лет! — сухо перебил он. — И потом, на кой ляд мне эта бумажка? На мою зарплату она не повлияет. Веса в глазах клиентов не прибавит. У нас паренек один работает, ему сейчас двадцать четыре. Такой талантище! Вот прямо слов нет! Мне пришлось в свое время выгрызть себе место, чтобы встать на ноги. В его возрасте я просто уже не ронял ножницы, а он экспериментатор. А образование — восемь классов! Заметь, даже не девять! Такое творит, что остальные нервно курят «Беломорканал» в сторонке. Есть профессии, в которых ты важен как спец!
— Ты поэтому выбрал парикмахерское дело?
Он вздохнул, помолчал, а потом всё же ответил:
— А не было выбора. Вернее был. Но…
— Ты
