Немой набат. 2018-2020 - Анатолий Самуилович Салуцкий
Однако события поторопили, и Донцов решил полететь на Южный Урал, чтобы забрать Веру с Яриком, а заодно пообщаться с Синицыным, познакомиться с Остапчуками.
У Ивана Максимовича близилось семидесятилетие, Синягин намеревался отметить его с размахом, позвав родных, друзей и, как водится, нужных людей. Донцов тоже получил приглашение, в котором среди уймы напыщенных уважительных слов сразу углядел самое для него интересное – «с супругой». И в юбилейных предвкушениях, разумеется, возмечтал прибыть на торжество с Верой – это стало бы их первым совместным выходом в свет, а для Веры после уральской «ссылки» и вовсе праздником.
Перед отлётом Виктор помчал в Малоярославец, предупредив жену, что заночует у родителей. В тот вечер они долго сидели с отцом, прикушивая настойку из перебродивших садовых ягод. На столе был суржанковый хлеб – полубелый, с рожью, который он любил с детства. И конечно, изумительные пирожки, какие умела печь только мама. Тесто совсем тонкое, вкусная, в избытке капустно-яичная начинка чуть ли не просвечивала сквозь мучную оболочку. Виктор, как всегда, восхитился маминым кулинарным искусством, сказал, что ни в одном ресторане таких деликатесов не пробовал.
– Сынок, да ведь рестораны-то это фантики, обёртка. За неё, за обёртку, и платют, – ответила мама. – А начинка-то, вот она, домашняя.
Донцов, для которого рестораны были повседневностью – деловые встречи! – возражать не стал и напомнил, что с детства эти пирожки были его любимым лакомством, всегда ждал праздников, к которым затевали широкую стряпню.
Да, они с отцом в тот вечер наперебой вспоминали былое.
– Кстати, а как Ануфрич? Жив-здоров? – спросил Виктор. – Что-то давненько у вас его не видел.
Отец вздохнул:
– Жив-то жив. А вот насчёт здоров… От инсульта очухаться не может. Навещаю его. Но по-прежнему штукарит, речекрякает, говорит: ежели я ему на праздник винца не принесу, он мне фаберже оторвёт.
Ануфрич был в Малоярославце человеком известным, как бы местной достопримечательностью. По профессии плотник – высшего разряда! – он славился житейской мудростью, давая советы ничуть не хуже смешных еврейских побасенок о козе, которую надо взять в тесный дом, а через неделю выгнать, после чего в доме сразу станет просторно. Правда, у Ануфрича байки складывались на русский манер. Отец смеялся:
– Ну, плотники, они вообще любят хвилософствовать, это известно… А помнишь, он тебе совет о питиях дал?
– О-о! – заулыбался Виктор. – Между прочим, я тот совет при себе держу. Очен-но оказался полезным.
Коренастый, длинноволосый на манер дьячка, сапоги всегда в залихвастскую гармошку, Ануфрич в прежние годы приятельствовал с отцом. Когда в студенческую пору Виктор наезжал домой подхарчиться, иногда заставал этого своеобразного человека, который умел веселить людей прибаутками, сохраняя самое серьёзное выражение лица, отчего все покатывались со смеху. И когда он наставлял «штудента» по части искусства пития, невозможно было понять, шутит Ануфрич или же делится житейской мудростью.
Те наставления были любопытными. Чтобы, как говорил Ануфрич, «снимать нервы», нормальному мужику примерно раз в три месяца надлежит крепко поддавать, как он говорил, ставить себе примочки. Но два правила! Пей только дома, у родных или надёжных друзей, а не в присутствии, чтобы худая молва не пошла, – это раз; а два – никогда не опохмеляйся.
– Страдай до полудня, – учил Ануфрич. – Потом будешь, как новенький. Хорошая выпивка, она напряг снимает.
Помнится, Виктор отнёсся к совету Ануфрича с юмором. Но лет десять назад, когда жизнь начала припекать, когда накатывалась глубокая усталь и сгусток злой энергии, словно опасный тромб, грозил закупорить здравомыслие, Власыч вспомнил о давних поучениях и попробовал снять стресс дедовским способом. Результат – выше крыши! Через день он порхал пташечкой, избавившись от набежавшей из-за деловых передряг нервозности. С тех пор Донцов разок в квартал позволял себе расслабуху, рассказав Вере о своей странности ещё до свадьбы. Чтобы потом не удивлялась.
Вера ответила так же, как когда-то Ануфрич: не поймёшь, в шутку или всерьёз:
– Знаешь, мне рассказывали, что жена известного лётчика-испытателя, практиковавшего такой метод, говорила про мужа: «Что ж, придётся упаковать эту вещь».
И «эта вещь» получилась у неё так выразительно, что оба расхохотались, поняв друг друга.
В тот вечер отец добрыми словами помянул особого генерала Ивана Семёновича, который свернул пасеку в березнячке, пристроив пчёл на зимовку, а при телефонных разговорах не забывает передавать Виктору приветы.
– Иван Семёныч помнит, как отец – мой отец, твой дед! – с войны вернулся и как ему всем миром, толокой дом справили. Фундамент из дикого камня за день выложили. До сих пор стоит.
Когда я обновлялся, пристройку для комфортов ладил, копнули, под землю глянули, а фундамент незыблем. А обновляться-то мне Ануфрич помогал. Золотые руки были у мужика.
Утром после тающих во рту маминых творожничков и душистого чая с чабрецом Власыч помчал в Москву. Вчерашние неспешные воспоминания, ненароком затронувшие судьбы поколений, не прошли даром. Но теперь Виктор не назад оглядывался, а вперёд смотрел. Интересно: дед родился при царе, отец – при Сталине, он, Виктор, – при Брежневе, а Ярик – при Путине. Причём, что совсем уж любопытно, все – на излёте царствований. И у каждого поколения Донцовых жизнь настолько различается, что диву даёшься. Что же Ярику готовит его эпоха?
Эта тема захватила его. На трассе он вообще любил погружаться в размышления, причёсывать мысли. И теперь пытался предугадать будущее сына, загодя загадывая, как оберечь его от опасностей нового века, наставить на путь истинный. Вспомнив старозаветное «Наставить на путь истинный», мысленно улыбнулся. Разве отец его наставлял? Он сам избрал свои маршруты, так и с Яриком будет. И всё же, и всё же… А эпоха выпадет сыну, похоже, сложная, смутная.
Мимоходом подумал о нынешних школьных несуразностях, вокруг которых бушуют циклоны страстей. Ещё бы! Не кто иной, как советник Путина – ещё в ранге министра был, – невозмутимо заявил, что ныне смысл жизни в потреблении и школа должна готовить современного потребителя. Он же – придумщик пресловутого ЕГЭ. Ржаво дело. Парадокс: о том думать придётся, как бы школа не принесла сыну вреда… Но главная мысль катилась по инерции: в России каждое царствование меняет судьбы поколений. Какое будущее выпадет Ярику?
В сознании вспышкой мелькнула странная мысль. Вчера отец достал из самодельной каповой шкатулки старые письма, которые он слал родителям с погранзаставы, где служил. Наставительно сказал: «Станешь старым, перечитаешь эти весточки, меня вспомнишь…» А новые-то поколения писем после себя не оставят, живут в планшетах! Всё, кончилась эпистолярка, настал век гаджетов. Уже проскочила «прогрессивная» идейка о кладбищах
