Русские дети. 48 рассказов о детях - Роман Валерьевич Сенчин
Ему хотелось, чтобы всё это скорее кончилось, он говорил: «Нет, тебе хорошо, правда, мам, просто здорово» – хотя как вообще шуба может не полнить? Мама в шубе делалась похожей на бочонок, но черноволосые белолицые девушки с красными губами уверяли, что она просто замечательно, замечательно выглядит, но мама, похоже, не очень-то им верила и просила принести вон ту, с поясом, и девушки приносили вон ту, с поясом, и ему казалось, что под их улыбками прячутся очень острые зубы, и красные губы вот-вот приоткроются, и зубы эти начнут расти и расти, как это бывает в фильмах про вампиров…
Потом приходил откуда-то из глубины магазина круглый лысоватый и волосатый человек, разгонял девушек, называл маму «моя красавица» и самолично набрасывал маме на плечи очередную шубу, и мама начинала дышать чаще, потому что в шубе даже в магазине с работающими кондиционерами всё-таки жарко.
В каждом магазинчике, где продают меха, вся эта мутотень повторялась раз за разом, а когда он попросил купить ему мороженое, то мама показала на табличку, из которой стало ясно, что с мороженым в дурацкие магазины не пускают. В конце концов она всё-таки купила ему мороженое, и они сели на лавочку на набережной, и мороженое быстро растаяло и протекло ему на штаны, и мама рассердилась, почему он никогда не ест аккуратно. Мороженое к тому же оказалось не очень вкусным.
Шубу они так и не купили.
Папа обещал, что они поедут в горы кататься на осликах, была такая экскурсия, впрочем, папа ещё говорил, что драть за ослов такие деньги – это жестоко и что он даже и не знает, на каких ослов это вообще рассчитано. Но раз изжога, то они, конечно, никуда не поедут.
На пляж они тоже не пошли, потому что жарко. Мама плохо переносила жару, а на пляже, хотя тенты и разноцветные зонтики производили весёлую разноцветную тень, конечно, было здорово жарко. Ему-то как раз нравилось – на пляже и должно быть жарко, иначе это не пляж, а фигня какая-то.
Вместо этого они с мамой устроились у бассейна – мама в шезлонге под тентом, а он у воды, хотя мама и кричала время от времени, чтобы он посидел рядом с ней, а не торчал на самой жаре. Рядом с большим бассейном был ещё один бассейн – для мелкоты, и в нём мама позволяла ему купаться, хотя он с завистью смотрел, как пацаны примерно его лет радостно бултыхалась в большом – и весёлые загорелые родители с ними. А мама в воду не пошла, сказала – не хочется. Как может не хотеться в воду?
Он любил смотреть на воду, хотя бассейн – это, конечно, совсем не то. В море, если смотреть на воду с пирса, то видно, как солнце прыгает по ней, так что огненные полосы выписывают в глазах восьмёрки и нули… Ещё видно, как в глубине, ну не такой уж глубине, если честно, в тёмных водорослях на хвостах стоят мелкие рыбки, он, когда нырял, пытался поймать одну, но не смог, сжал кулак, но кулак оказался пустым. Это потому, что у него нет маски, в маске гораздо лучше, наверное.
Но вода – это всё равно здорово, даже в мелком бассейне она была зелёная-зелёная и вся переливалась на солнце. На стенках бассейна плясала световая сеть.
– А я знаю, почему вода у них такого цвета.
Он уже видел этого мальчика. Вчера утром на пляже вместе с молодыми весёлыми родителями, а сегодня утром за завтраком: они все трое накладывали себе на тарелки горы разноцветных фруктов, и отец мальчика смеялся громко и раскатисто и хлопал мальчика по плечу.
– Думаешь, они её красят? – Чужой мальчик сел на край бассейна и свесил ноги в воду.
Он не думал ничего такого, но сейчас вдруг понял, что вода и правда не такая, как в море, и цвет у неё плоский и неправильный.
– Ну да, – сказал он, потом откашлялся, и снова сказал, – стопудово.
– Вот и нет! Там просто плитка такого цвета. Ну, зелёного. А в большом бассейне – синего. Оптический эффект. Они всегда так делают. А сама вода обыкновенная. Прозрачная. Зато они добавляют туда такое вещество, и если пописать в воду, оно делается красным. Это чтобы никто не писал в воду.
Чужой мальчик был загорелым и худым. На висках волосы были выстрижены в три косые узкие полоски, между полосками белела незагорелая кожа. Ему стало завидно.
– А мы поедем в горы кататься на осликах, – сказал он.
– На осликах – фигня, – мальчик пожал острыми плечами, кожа на них успела обгореть, облезть и загореть, но неровно, пятнами, и оттого походила на шелушащуюся шкурку молодой картошки, – я ездил. Скучища. Они еле тащатся, считай, весь день убит. Мы на яхте скоро поедем. Вон на той, на белой… Это круче, они заплывают на острова, там хоть голяком купайся, никого нет, и нырять можно, а ещё ночная рыбалка, с лодки, на свет, ты ловишь рыбу, а они тебе её прямо сразу жарят на углях.
Ему отчаянно, аж до зуда захотелось оказаться на ночной лодке, он видел в какой-то передаче, как рыбачат со светом, мама, вообще-то, не очень любила, когда он смотрит телевизор, потому что там много жестокости и насилия, но про животных и путешествия разрешала. После этих передач он воображал себе, как вырастет и станет знаменитым путешественником, вероятнее всего кинооператором или фотографом, знаменитым…
– А я с парашютом спрыгну, – сказал он, – вон с той вышки. Мне папа позволил.
– Я прыгал. – Чужой мальчик вновь пожал плечами.
– С этой вышки? Ну и как?
– Да нет, я с самолета прыгал. Один раз, правда.
– И… как? – Он не смог скрыть любопытства и сам этого стыдился. – Страшно?
– Ну, – сказал чужой мальчик, – немножко. Но человек должен всё испытать в жизни. Я, правда, с инструктором прыгал. Ух ты, какая тёлка.
Он поначалу даже не понял, но потом сообразил, что чужой мальчик имеет в виду красивую высокую женщину, на миг застывшую на краю взрослого бассейна. На фоне бьющего в глаза солнца женщина казалась голой, волосы убраны под купальную шапочку, и оттого голова тоже казалась голой, в целом это походило на то, что ожил один из витринных манекенов… красиво.
– Они только сегодня приехали, – чужой мальчик кивнул, как бы