Атлас. История Па Солта - Люсинда Райли
За следующие два часа я рассказал Кригу обо всем, что привело к удочерению сестер, начиная от Бел, которая нашла меня под кустом в саду Ландовски, и заканчивая визитной карточкой, которую Сесили Хантли-Морган сохранила как счастливый талисман.
– Хотя ты преследовал меня в молодости, теперь я понимаю, что наша постоянная борьба подарила мне величайшее благо – моих дочерей. Я благодарен тебе за это.
Я поднял тост за Крига, но он не ответил. По какой-то причине долгая история о том, как я разыскивал и принимал в семью моих девочек, вывела его из равновесия. Если бы я не знал его досконально, то подумал бы, что мой бывший брат… был потрясен до глубины души.
– Я сожалею только об одном, – добавил я.
– О чем? – тихо спросил он.
– Я так и не нашел свою драгоценную седьмую дочь. Мою плоть и кровь. Не знаю… – тоскливо продолжил я. – Наверное, Ангелина ошиблась и она так и не пришла в этот мир.
Криг хранил молчание. Он медленно долил себе водки и разглядывал меня, как будто надеялся увидеть что-то новое.
– Я познакомился с моей любимой Элле в Париже, когда мы были детьми. Должно быть, ты помнишь, ты однажды видел ее, когда мы пили с друзьями в лейпцигском кафе. Ты вошел, и я сразу понял, что ты узнал меня. Я сказал Элле, что нам нужно немедленно уехать. Как тебе известно, мы этого не сделали, и ты поджег дом, где я жил. Ради спасения мне пришлось выпрыгнуть в окно; я сломал руку и больше уже не мог играть на виолончели.
– Прошу прощения, – сказал Криг. – Ты был очень талантлив. Но, как бы то ни было, тебе удалось бежать.
– Разумеется, я знал, что твой отец был родом из Пруссии, – решительно продолжал я, подстегнутый действием водки. – Но шок, который я испытал, когда увидел тебя в эсэсовском мундире… мой старый друг, мой брат стал нацистом!
– Голод и бедность вкупе с ожесточенностью делают человека бессердечным, Атлас.
Я посмотрел на него.
– Со мной так не получилось.
Криг сложил руки на груди.
– Элле была очень красивой, – заметил он.
– В этом я с тобой согласен. – Я глотнул водки. – Как ты уехал из Германии после войны?
– В сорок третьем году я увидел, к чему идет дело, и сбежал в такое место, куда до меня не могли дотянуться цепкие лапы Гитлера, в Лондон. Я прикинулся русским эмигрантом, и придворное воспитание послужило мне отличным прикрытием. Кстати, я познакомился с «белой принцессой», бежавшей в Лондон в 1917 году[48]. Она была стара, богата, и я льстил ее самолюбию. Я переехал в ее апартаменты, вонявшие от множества кошек, с которыми она нянчилась, как с маленькими детьми. Незадолго до этого она взяла меня к себе в любовники. При возможности я сбегал оттуда и шлялся по барам в районе Сохо, где как-то разговорился с этим жутким Тедди. Можешь представить мое удивление, когда я услышал фамилию «Танит».
– И наши пути пересеклись снова.
– Я никогда не забуду страх в твоих глазах, когда ты увидел меня на улице за витриной магазина. – Криг одарил меня маслянистой улыбкой. – Это доставило мне громадное удовольствие.
– После твоего появления в книжном магазине мы решили навсегда покинуть Европу и приступить к строительству новой жизни на другом конце света, раствориться в австралийской глуши. Нам хотелось только одного: покоя.
Криг фыркнул и налил себе новую порцию водки.
– Тебе был нужен покой, когда ты лишил покоя меня?
– Мы организовали поездку в Австралию и договорились встретиться на борту парохода, – продолжал я. – Но… она так и не пришла. К тому времени, когда я обыскал судно и убедился, что ее нет на борту, мы уже отчалили…
Я вдруг обессилел и немного помолчал, прежде чем продолжить:
– Из всех мрачных времен плавание в Австралию было худшим периодом в моей жизни. Даже долгое путешествие из Сибири во Францию не сравнится с той внутренней опустошенностью, которую я испытывал. Я… в конце концов я утратил надежду.
Криг продолжал молчать, но напряженность его взгляда заметно усилилась.
– Тем не менее девочка-сирота спасла мне жизнь, когда я собирался прыгнуть за борт. Она заставила меня вспомнить о врожденной человеческой доброте. Если бы незнакомые люди в тот или иной момент не были бы добры к нам, мы бы не сидели здесь сейчас, наслаждаясь нашим последним ужином.
– Я уже давно перестал верить в человеческую доброту…
– А моя вера была восстановлена другими людьми… Но мы с тобой всегда были разными, Криг.
– О, да! – Криг неожиданно хлопнул свою стопку водки о стол. – Ты всегда был добрым, идеальным сыном. А я, плоть от плоти моей матери, был вечным смутьяном. Сердитым молодым человеком. С самого начала было ясно, что она больше любила тебя: тихого, умного, милого мальчика. Она хлопотала над тобой и всегда давала тебе лучшие крохи еды, которые мы могли достать… Она даже доверила тебе, а не родному сыну, роль посланца, который должен был доставить алмаз Густаву!
Меня искренне поражала его неверная интерпретация событий.
– У тебя искаженное восприятие реальности. То, что ты говоришь, просто неправда. Я уже объяснил, что Рея выбрала меня посланцем, чтобы защитить тебя. Ради всего святого, это же тебя посылали к учителю!
– Да, чтобы она могла проводить больше времени с тобой!
Криг схватил бутылку водки и сделал несколько больших глотков из горлышка. Я впервые ясно понял, насколько глубокую обиду он питает ко мне с раннего детства. Он действительно ненавидел меня.
– Мы разные, Криг, только и всего.
– Я ненавидел тебя за непоколебимую веру в человеческое добро. Тогда… и сейчас.
Я покачал головой.
– Этого ты никогда не сможешь отнять у меня. Этого и мою любимую Элле. Я признаюсь, что убил бы тебя, но не позволил бы, чтобы ты причинил ей вред.
Криг что-то пробурчал, не отрываясь от своей водки.
– Что ты сказал?
Криг насмешливо взглянул на меня. Он был уже сильно пьян.
– Я сказал, что забрал ее.
– Как?
Криг помедлил, собираясь с мыслями. Когда он заговорил, его голос был глубоким и прочувствованным:
– Я забрал ее, Атлас. У тебя.
У меня тут же подскочило давление, хотя я старался оставаться спокойным.
– Скажи, что ты имеешь в виду. Сейчас же!
– Она не присоединилась к тебе на пароходе в Австралию, потому что я похитил ее. – Я попытался заговорить, но не смог. – Я следовал за тобой от магазина до порта.
